- Бад, хотите выпить?
- Хочу. Скотч без содовой.
Линн исчезает на кухне, возвращается с двумя бокалами.
- Как с убийством той девушки? Что-нибудь прояснилось?
Бад прислоняется к стене.
- Делом занимаются трое. Преступление на сексуальной почве, так что проверяют всех известных насильников. Недели две побегают, потом бросят.
- Но вы не бросите?
- Может, брошу. А может, и нет.
- Почему вы приняли эту историю так близко к сердцу?
- Долгая история.
- Что-то личное?
- Да.
Линн подносит бокал в губам.
- Я просто спросила. А что с делом «Ночной совы»?
- Судя по всему, ниг… то есть цветные. В общем, так все запутано, что хер разберешься.
- Вам нравится употреблять такие слова, Бад?
- А вам не нравится? Вы ведь трахаетесь за деньги.
- У вас на рубашке кровь. Часть вашей работы?
- Да.
- И вам это тоже нравится?
- Да, когда они того заслуживают.
- Они - это мужчины, которые обижают женщин?
- Умница!
- А сегодняшний - он это заслужил?
- Нет.
- Но вы все равно это сделали?
- Сделал. Ну а вас сегодня, к примеру, перетрахало полдесятка мужиков.
- Всего двое, - улыбается Линн. - А теперь вопрос не для протокола: вы избили Дуайта Жилетта?
- Ответ не для протокола. Я его не бил. Просто сунул его руку в измельчитель мусора.
Линн не ахает, не переспрашивает. Спокойно:
- И вам это понравилось?
- Ну… в общем, нет.
- Я совсем забыла о вежливости, - спохватывается Линн. - Присаживайтесь, пожалуйста.
Бад садится на диван, Линн - рядом, на расстоянии вытянутой руки.
- Похоже, детективы из Отдела убийств сильно отличаются от прочих людей. Вы - первый мужчина за пять лет, не поведавший мне в первую же минуту знакомства, что я поразительно похожа на Веронику Лейк.
- Вы красивее.
Линн закуривает.
- Спасибо. Обещаю не передавать это вашей подружке.
- С чего вы взяли, что у меня есть подружка?
- У вас пиджак измят и пахнет духами.
- Она мне не подружка. Она… ну… честно говоря, она просто мне подвернулась.
- Думаю, такое с вами не часто случается.
- Да, черт побери, не часто. А теперь, может, вернемся к делу? Мисс Брэкен, расскажите мне о Пирсе Пэтчетте и его бизнесе.
Линн выпускает клуб дыма, отпивает скотч.
- Что ж, даже если не касаться того, что Пирс для меня сделал, он - человек необыкновенный. Такие люди жили в эпоху Возрождения. Дипломированный химик, специалист по дзюдо, настоящий спортсмен. Любит окружать себя красивыми женщинами. Брак его распался, любимая дочь умерла совсем маленькой. Со своими девушками он всегда честен, прекрасно с нами обращается и позволяет встречаться только с приличными и состоятельными людьми. Можно сказать, что у него комплекс спасителя. Пирс любит своих женщин. Да, он нас использует и на нас наживается - но, кроме этого, в нем есть и искреннее чувство. При первой нашей встрече я рассказала Пирсу, что мою младшую сестренку задавил пьяный водитель, - так вот, он, слушая меня, заплакал. По-настоящему заплакал. В бизнесе Пирс Пэтчетт - человек жесткий. И да, он сутенер. И все же хороший человек.
Похоже, не врет.
- Чем еще занимается Пэтчетт?
- Остальной его бизнес вполне легален. Организует финансирование фильмов, дает деловые консультации своим бывшим девушкам.
- А порнуха?
- Что вы! Пирс и порнография… Он любит этим заниматься, а не любоваться.
- А торговать?
- И торговать не любит.
А вот здесь, кажется, врет. Иначе почему так блеснули глаза у Пэтчетта, когда Бад заговорил о порнографии?
- По-моему, вы мне пудрите мозги. Хорошее обращение сутенера с девушками - ну допустим, но вас послушать, так Пэтчетт - просто Иисус Христос с двенадцатью апостолами. Сдается мне, не все так гладко. Расскажите-ка, что там у него за «студия».
Линн тушит сигарету.
- Предположим, я не хочу об этом говорить.
- Предположим, я сдам вас обоих в Отдел нравов.
Линн задумчиво качает головой.
- Пирс считает, что вы сводите какие-то личные счеты, так что в ваших интересах вычеркнуть его из списка подозреваемых, а о прочих его делах помалкивать. Он думает, вы не станете о нем сообщать. Это было бы глупо с вашей стороны.
- А я вообще часто делаю глупости. А что еще думает Пэтчетт?
- Ждет, когда вы заговорите о деньгах.
- Я вымогательством не занимаюсь.
- Зачем же тогда…
- Ну, может, мне просто любопытно!
- Ну что ж… Знаете, кто такой Терри Лакс?
- Помойный тип. У него в Малибу санаторий для наркоманов.
- И то и другое совершенно верно. А еще он пластический хирург.
- Так это он Пэтчетту физиономию разгладил? Я и подумал, не может пятидесятилетний мужик так молодо выглядеть!
- Об этом я ничего не знаю. Но Терри Лакс создает девушек для студии Пирса. У нас есть Ава и Кейт, Рита и Бетти. Гарднер, Хепберн, Хейворт и Грэйбл, разумеется. Пирс подбирает девушек, похожих на кинозвезд, а Терри с помощью пластической хирургии добивается идеального сходства. Этих девушек можно назвать наложницами Пирса. Они спят с ним и с избранными клиентами - партнерами, которые помогают ему финансировать фильмы. Извращение? Быть может. Но Пирс о своих девушках заботится. Отчисляет от заработка каждой определенный процент и вкладывает в различные предприятия. Все работают только до тридцати лет - без исключений. Пирс не позволяет девушкам употреблять наркотики, никогда ни одну пальцем не тронул. Я ему очень многим обязана. Ну что, способен ваш полицейский рассудок воспринять такую противоречивую картину?
- Вот черт! - говорит Бад.
- Нет, мистер Уайт. Пирс Морхаус Пэтчетт.
- И ты тоже легла под нож Лакса?
- Нет. Я отказалась, и Пирс уважает меня за это. От природы я брюнетка, - она касается своих золотистых волос, - но все остальное - мое, настоящее.
- И сколько тебе лет?
- Через месяц исполнится тридцать. Я собираюсь открыть магазин одежды. Видите, как меняет людей время? Случись нам познакомиться через месяц - я была бы уже не проституткой, а добропорядочной гражданкой. И брюнеткой. Так что никто не твердил бы мне: «Лх, как вы похожи на Веронику Лейк!»
- Вот черт!
- Нет. Линн Маргарет Брэкен.
- Я хочу еще раз с тобой встретиться. - не раздумывая, выпаливает он.
- Приглашаешь меня на свидание?
- Да, заплатить я не смогу.
- Тогда подожди месяц. Всего один месяц.
- Я не могу ждать!
- Хорошо. Но с одним условием: больше никаких допросов. Не хочу ходить у тебя в подозреваемых.
Бад рисует в воздухе крест, перечеркивая свои подозрения насчет Пэтчетта.
- Договорились.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Камера Микки Коэна.
Впрочем, камерой ее назвать сложно. Комфортабельная, роскошно обставленная комната: кровать, стул, полки - все обтянуто бархатом. Из вентиляционного отверстия в стене струится теплый воздух - в штате Вашингтон в апреле еще стоят холода. Эд подавляет зевок: сегодня они несколько часов беседовали с Крутым Джеком Уэйленом, исключили его из списка подозреваемых, пролетели тысячу миль - и теперь, в час ночи, сидят и ждут, когда этот ненормальный гангстер закончит позднюю партию в безик. У ног Галлодета устроился Микки Коэн-младший - жирный бульдог в бархатной жилетке. Галлодет треплет его по голове. Эд просматривает записи, сделанные во время разговора с Уэйленом.
Вытягивать из Уэйлена показания не пришлось - он заговорил сам, да так разболтался, что они уж и не знали, как его остановить. Теорию Энгелклингов он просто высмеял, а затем принялся жаловаться на упадок организованной преступности в родном Лос-Анджелесе.
С тех пор как Микки угодил за решетку, старые порядки, можно сказать, совсем сошли на нет. Власть Микки уже не та. Деньги из швейцарских банков припрятаны - для возрождения в будущем криминальной империи нужна наличка. Размещение капитала было поручено заместителю Микки Моррису Ягелке, он вкладывал деньги куда попало и в результате спустил всю наличность. Нечем стало платить людям. А дела Уэйлена идут совсем неплохо. Впрочем, как и дела Микки: Уэйлен изложил полицейским собственную теорию.
Коэн не так прост: дураку Ягелке он оставил крохи, а основные свои сбережения раздробил межту несколькими надежными людьми и мелкими частями вложил в надежные предприятия - букмекерство, ссуды под людоедские проценты, наркоту, проституцию. Выйдя из тюрьмы, он вернет себе деньги с прибылью и восстановит свою империю. Назвал Уэйлен и тех, кто, по его мнению, продолжает втихаря работать на Микки: Ли Вакс, его бывший киллер, теперь вроде бы перешедший на легальное положение, и неразлучная парочка - Эйб Тайтелбаум и Джонни Стомпанато, не способные прожить честно ни единого дня. Все трое по-прежнему занимаются старым бизнесом - и, вполне возможно, охраняют интересы Микки. И шеф Паркер на это смотрит сквозь пальцы: по-настоящему он боится только появления в городе итальянской мафии. Поэтому, когда какие-нибудь чужаки являются в Лос-Анджелес и пытаются установить в городе свои порядки, Дадли Смит со своими ребятами устраивает им засаду в мотеле неподалеку от Гардены: чужакам дают хорошую взбучку, все, что у них с собой, отбирают и передают в полицейский благотворительный фонд, а самих сажают на автобус, на поезд, на самолет - на чем они там явились - и отправляют восвояси. И все - без лишнего шума.
И заключение Уэйлена:
Ему самому позволяют действовать только потому, что игровой бизнес в Лос-Анджелесе нуждается в присмотре. Если совершенно обезглавить организованную преступность в городе начнется беспредел. Однако он играет по правилам - или, если выражаться стилем Дадли Смита, держится в рамках. Чтобы он или тот же Микки перестреляли пятерых ни в чем не повинных людей из-за каких-то поганых журнальчиков… Такого и вообразить себе нельзя.
Однако то, что происходит сейчас в городе, ему не нравится. Точнее, не нравится то, что ничего не происходит. Слишком уж тихо. Такое бывает, когда готовится какой-то крупный хипеж.
Микки Коэн-младший радостно взвизгивает: подняв глаза, Эд видит, как в камеру входит Микки Коэн-старший с коробкой собачьего печенья.
- Никогда в своей жизни, - торжественно, нараспев начинает Коэн прямо от дверей, - никогда в своей жизни Микки Коэн не убивал человека, который, по нашим понятиям, не заслужил бы смерть. Никогда в своей жизни Микки Коэн не торговал грязными журнальчиками для онанистов. Пита и Бакса Энгелклингов я принял только из уважения к их покойному отцу, упокой господь его душу, хоть и был он паршивый фриц. Я вообще не убиваю невинных: это грешно, а я человек верующий и строго исполняю иудейские законы и заповеди Божьи, если только они не вредят бизнесу. Надзиратель Хопкинс рассказал мне, зачем вы приехали, и я нарочно заставил вас ждать. Почему, спросите вы? Да потому, что только люди, которых Господь в неисповедимой мудрости своей начисто лишил мозгов, могли хоть на секунду меня - меня, Микки Коэна! - заподозрить в этом подлом и идиотском налете на кафе, наверняка деле рук тупиц-шварцес . Но, я вижу, Микки-младшему вы понравились, так что я уделю вам пять минут своего времени. Иди к папочке, бубеле !
Галлодет возводит глаза к небу. Коэн опускается на колени у двери, сует в рот собачье печенье. Пес подбегает, виляя хвостом, берет печенье, обслюнявив хозяина толстыми мокрыми брылями. Микки обнимает собаку, и Микки-младший скулит от восторга. За окном камеры, во дворе, Эд замечает одинокую фигуру и узнает в ней Дэви Голдмана - казначея Микки, попавшего в тюрьму за собственные махинации с налогами. Голдман косится на окно и проходит мимо.
- Микки, - начинает Галлодет, - братья Энгелклинги говорят, что вы очень разозлились, услышав, что их идея исходит от Дюка Каткарта.
Коэн сплевывает крошки собачьего печенья.
- Знаете выражение «выпустить пар»?
- Знаем, - вступает Эд. - Энгелклинги называли какие-нибудь имена, кроме Каткарта?
- Ни единого. Да и этого Каткарта я не знаю - слышал только, что он сидел за совращение малолетних, по этому и сужу. В Писании сказано: «Не судите, да не судимы будете», - но я никакого суда не боюсь, так что говорю себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75