Холмс шепотом изложил мне план
действий.
- Совершенно ясно, что ему было необходимо выпроводить
нашего уважаемого клиента, но так как старик никогда не выходит
из дому, "американскому адвокату" пришлось сочинить повод. Вся
эта сказка про трех Гарридебов, очевидно, только эту цель и
преследует. Должен сказать, Уотсон, в ней чувствуется
прямо-таки дьявольская изобретательность, пусть даже необычная
фамилия жильца дала ему в руки неожиданный козырь. План свой он
разработал чрезвычайно хитроумно.
- Но зачем все это ему нужно?
- Для того мы и сидим здесь, чтобы это узнать. Насколько
я разобрался в ситуации, к нашему клиенту это не имеет никакого
отношения. Тут что-то связано с человеком, которого Эванс
застрелил - возможно, они были сообщниками. Эта комната хранит
какую-то преступную тайну. Сперва я заподозрил, что у нашего
почтенного друга имеется в коллекции что-нибудь очень
значительное, чему он сам не знает цены, - нечто достойное
внимания мошенника. Но тот факт, что недоброй памяти Роджер
Прескотт занимал когда-то это самое помещение, указывает на
иные, более глубокие причины. А сейчас, Уотсон, наберемся
терпения, подождем, пока пробьет решительный час.
Ждать пришлось недолго. Мы замерли, услышав, как открылась
и тут же захлопнулась входная дверь. Щелкнул ключ в двери,
ведущей в комнату, и появился наш американец. Тихо притворив за
собой дверь, он острым взглядом окинул все вокруг и,
убедившись, что опасности нет, сбросил пальто и пошел прямо к
столу, стоявшему посреди комнаты, - шел он уверенно, как
человек, точно знающий, что и как ему надо делать. Отодвинув
стол и сдернув лежавший под ним ковер, он вытащил из кармана
ломик, опустился на колени и стал энергично действовать этим
ломиком на полу. Вскоре мы услышали, как стукнули доски, и тут
же в полу образовалась квадратная дыра. "Убийца Эванс" чиркнул
спичкой, зажег огарок свечи и скрылся из виду.
Теперь пришло время действовать нам. Холмс подал знак,
слегка коснувшись моей руки, и мы подкрались к открытому
подполу. Как ни осторожно мы двигались, старые доски, очевидно,
все же издали скрип у нас под ногами - из черной дыры
неожиданно показалась голова американца. Он повернулся в нашу
сторону - и лицо его исказилось бессильной яростью. Но
постепенно оно смягчилось, на нем даже появилось подобие
сконфуженной улыбки, когда он увидел два револьверных дула,
нацеленных ему в голову.
- Ну ладно-ладно, - сказал он с полным хладнокровием и
стал вылезать наверх. - Видно, с вами, мистер Холмс, мне не
тягаться. Сразу разгадали всю мою махинацию и оставили меня в
дураках. Ну, признаю, сэр, ваша взяла, а раз так...
В мгновение ока он выхватил из-за пазухи револьвер и
дважды выстрелил. Я почувствовал, как мне обожгло бедро, словно
к нему приложили раскаленный утюг. Послышался глухой удар -
это Холмс обрушил свой револьвер на череп бандита. Я смутно
видел, что Эванс лежит, распростершись на полу, и с лица у него
стекает кровь, а Холмс ощупывает его в поисках оружия. Затем я
почувствовал, как крепкие, словно стальные, руки моего друга
подхватили меня - он оттащил меня к стулу.
- Вы не ранены, Уотсон? Скажите, ради Бога, вы не ранены?
Да, стоило получить рану, и даже не одну, чтобы узнать глубину
заботливости и любви, скрывавшейся за холодной маской моего
друга. Ясный, жесткий взгляд его на мгновение затуманился,
твердые губы задрожали. На один-единственный миг я ощутил, что
это не только великий мозг, но и великое сердце... Этот момент
душевного раскрытия вознаградил меня за долгие годы смиренного
и преданного служения.
- Пустяки, Холмс. Простая царапина.
Перочинным ножом он разрезал на мне брюки сверху донизу.
- Да, правда, слава Богу! - воскликнул он с глубоким
вздохом облегчения. - Только кожу задело. - Потом лицо его
ожесточилось. Он бросил гневный взгляд на нашего пленника,
который приподнялся и ошарашено смотрел перед собой. - Счастье
твое, негодяй, не то, клянусь... Если бы ты убил Уотсона, ты бы
живым отсюда не вышел. Ну, сэр, что вы можете сказать в свое
оправдание?
Но тому нечего было сказать в свое оправдание. Он лежал и
хмурил физиономию. Я оперся о плечо Холмса, и вместе с ним мы
заглянули в подпол, скрывавшийся за подъемной крышкой. В
подполе еще горела свеча, которую прихватил с собой Эванс.
Взгляд наш упал на какую-то проржавевшую машину, толстые рулоны
бумаги, целую кучу бутылок. А на небольшом столе мы увидели
несколько аккуратно разложенных маленьких пачек.
- Печатный станок... Весь арсенал фальшивомонетчика, -
сказал Холмс.
- Да, сэр, - проговорил наш пленник. Медленно,
пошатываясь, он поднялся на ноги и тут же опустился на стул. -
Здесь работал величайший артист, какого только знал Лондон. Вон
то - его станок, а пачки на столе - две тысячи ассигнаций
работы Прескотта. Каждая стоимостью в сотню и пригодна к
обращению в любом месте. Ну что ж, забирайте, джентльмены, все
ваше. А меня отпустите...
Холмс рассмеялся.
- Мы такими делами не занимаемся. Нет, мистер Эванс, в
Англии вам укрыться негде. Убийство Прескотта чьих рук дело?
- Да, сэр, это я его прихлопнул, верно. Ну что ж, я за то
отсидел пять лет, а свару-то затеял он сам. Пять лет! А меня
следовало бы наградить медалью размером с тарелку! Ни одна
живая душа не могла отличить ассигнацию работы Прескотта от
тех, что выпускает Английский банк, и, не прикончи я парня, он
наводнил бы своими бумажками весь Лондон. Кроме меня, никто на
свете не знал, где он их фабрикует. И что ж удивительного, что
меня тянуло добраться до этого местечка? А когда я проведал,
что этот выживший из ума собиратель козявок, можно сказать,
сидит на самом тайнике и никогда носа из комнаты не высовывает,
что ж удивительного, что я стал из кожи вон лезть, придумывать,
как бы выпихнуть его из дому? Может, оно было бы поумнее
прихлопнуть старика - и все, и труда бы никакого. Но такой уж
я человек, сердце у меня мягкое, не могу стрелять в
безоружного. А скажите-ка, мистер Холмс, на каком основании
думаете вы отдать меня под суд? Что я совершил преступного?
Денег не брал, старикана пальцем не тронул. Прицепиться не к
чему!
- Не к чему? Конечно! Всего-навсего вооруженное покушение
на жизнь, - сказал Холмс. - Но мы вас, Эванс, судить не
собираемся, это - дело не наше, этим займутся другие. Пока нам
требуется только сама ваша очаровательная особа. Уотсон,
позвоните-ка в Скотленд-Ярд. Наш звонок, я полагаю, не будет
для них сюрпризом.
Таковы факты, связанные с делом "Убийцы Эванса" и его
замечательной выдумкой о трех Гарридебах. Позже мы узнали, что
бедный старичок ученый не вынес удара: мечты его оказались
развеяны, воздушный замок рухнул, и он пал под его обломками.
Последние вести о бедняге были из психиатрической лечебницы в
Брикстоне. А в Скотденд-Ярде был радостный день, когда извлекли
наконец всю аппаратуру Прескотта. Хотя полиции было известно,
что она где-то существует, однако после смерти
фальшивомонетчика, сколько ее ни искали, найти не могли. Эванс
в самом деле оказал немалую услугу и многим почтенным особам из
уголовного розыска дал возможность спать спокойнее. Ведь
фальшивомонетчик - это совсем особая опасность для общества. В
Скотленд-Ярде все охотно сложились бы на медаль размером с
тарелку, о которой говорил "американский адвокат", но
неблагодарные судьи придерживались менее желательной для него
точки зрения, и "Убийца Эванс" вновь ушел в мир теней, откуда
только что было вынырнул.
Примечание
1 Тайберн-Три ("Тайбернское дерево") - виселица в приходе
Тайберн, где до конца XVIII века совершались публичные казни.
2 Сатеби, Кристи - лондонские аукционные залы.
3 Слоун, Ганс (1660 - 1753) - английский врач,
натуралист и коллекционер. Собранные им рукописи, картины,
книги и пр. легли в основу Британского музея.
4 Издававшийся с XVIII века справочник о заключенных
Ньюгетской тюрьмы (Лондон) с биографическими данными о них и
описанием совершенных ими преступлений.
Перевод Н. Дехтеревой

Артур Конан-Дойль. Львиная грива
Удивительно, что одна из самых сложных и необычайных
задач, с которыми я когда-либо встречался в течение моей долгой
жизни сыщика, встала передо мной, когда я уже удалился от дел;
все разыгралось чуть ли не на моих глазах. Случилось это после
того, как я поселился в своей маленькой Суссекской вилле и
целиком погрузился в мир и тишину природы, о которых так мечтал
в течение долгих лет, проведенных в туманном, мрачном Лондоне.
В описываемый период добряк Уотсон почти совершенно исчез с
моего горизонта. Он лишь изредка навещал меня по воскресеньям,
так что на этот раз мне приходится быть собственным
историографом. Не то как бы он расписал столь редкостное
происшествие и все трудности, из которых я вышел победителем!
Увы, мне придется попросту и без затей, своими словами
рассказать о каждом моем шаге на сложном пути раскрытия тайны
Львиной Гривы.
Моя вилла расположена на южном склоне возвышенности Даунз,
с которой открывается широкий вид на Ла-Манш. В этом месте
берег представляет собой стену из меловых утесов; спуститься к
воде можно по единственной длинной извилистой тропке, крутой и
скользкой. Внизу тропка обрывается у пляжа шириной примерно в
сто ярдов, покрытого галькой и голышом и не заливаемого водой
даже в часы прилива. Однако в нескольких местах имеются
заливчики и выемки, представляющие великолепные бассейны для
плавания и с каждым приливом заполняющиеся свежей водой. Этот
чудесный берег тянется на несколько миль в обе стороны и
прерывается только в одном месте небольшой бухтой, по берегу
которой расположена деревня Фулворт.
Дом мой стоит на отшибе, и в моем маленьком владении
хозяйничаем только я с моей экономкой да пчелы. В полумиле
отсюда находится знаменитая школа Гарольда Стэкхерста,
занимающая довольно обширный дом, в котором размещены человек
двадцать учеников, готовящихся к различным специальностям, и
небольшой штат педагогов. Сам Стэкхерст, в свое время
знаменитый чемпион по гребле, - широко эрудированный ученый. С
того времени, как я поселился на побережье, нас с ним связывали
самые дружеские отношения, настолько близкие, что мы по вечерам
заходили друг к другу, не нуждаясь в особом приглашении.
В конце июля 1907 года был сильный шторм, ветер дул с
юго-запада, и прибой докатывался до самого подножия меловых
утесов, а когда начинался отлив, на берегу оставались большие
лагуны. В то утро, с которого я начну свой рассказ, ветер стих,
и все в природе дышало чистотой и свежестью. Работать в такой
чудесный день не было никаких сил, и я вышел перед завтраком
побродить и подышать изумительным воздухом. Я шел по дорожке,
ведущей к крутому спуску на пляж. Вдруг меня кто-то окликнул,
и, обернувшись, я увидел Гарольда Стэкхерста, весело машущего
мне рукой.
- Что за утро, мистер Холмс! Так я и знал, что встречу
вас.
- Я вижу, вы собрались купаться.
- Опять взялись за старые фокусы, - засмеялся он,
похлопывая по своему набитому карману. - Макферсон уже вышел
спозаранку, я, наверное, встречу его здесь.
Фицрой Макферсон - видный, рослый молодой человек -
преподавал в школе естественные науки. Он страдал пороком
сердца вследствие перенесенного ревматизма;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206