А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


- Отличаются, да еще как! Смотрите. В пыли отпечаток
правой ступни. Я наступаю рядом своей ступней. В чем разница?
- Ваши пальцы прижаты друг к другу. На маленьком следе
все пальцы торчат врозь.
- Совершенно верно. Это очень важно запомнить. А теперь
подойдите к слуховому окну и понюхайте подоконник. Я со своим
платком останусь здесь.
Так я и сделал и почувствовал сильный запах дегтя.
- Вот куда он поставил ногу, когда уходил отсюда. Если вы
учуяли его след, то Тоби и подавно учует. А теперь ступайте
вниз отвяжите собаку - и в погоню за Номером Первым.
Когда я вышел во двор, Шерлок Холмс был уже на коньке
крыши, по которому он медленно полз, как огромный светляк. Он
было исчез за трубами, но скоро опять появился и снова исчез за
коньком - видимо, стал спускаться по противоположному скату
крыши. Я обошел дом и увидел, что он уже сидит на карнизе,
рядом с угловой водосточной трубой.
- Уотсон, это вы? - крикнул он сверху.
- Я, - ответил я.
- Вот где он поднимался. Что там внизу?
- Бочка!
- Крышка на ней есть?
- Есть.
- А лестницы поблизости не видно?
- Нет!
- Вот дьявол! Тут и шею сломать недолго. Но там, где
прошел он, пройду и я. Водосточная труба довольно прочная. Ну,
я спускаюсь!
Послышалось шарканье босых ног, и огонь фонаря медленно
пополз вниз по стене. Затем Холмс легко прыгнул на крышку бочки
и оттуда на землю.
- Нетрудно было идти по его следу, - сказал он, надевая
носки и ботинки. - Черепица, где он ступал, ослабла, и
впопыхах он обронил вот что. Это подтверждает мой диагноз, как
любите говорить вы, медики.
Он протянул мне что-то вроде небольшого кошелька,
сплетенного из цветной соломки и украшенного дешевым бисером.
По виду и форме он напоминал портсигар. Внутри было полдюжины
длинных темных колючек, острых с одной стороны и закругленных с
другой, - точно таких, какая поразила Бартоломью Шолто.
- Дьявольские иголки, - проговорил Холмс. - Осторожнее,
не уколитесь. Я очень рад, что нашел их. Вряд ли у него с собой
есть еще. Теперь можно не бояться, что такой вот шип продырявит
мне или вам кожу. Я скорее соглашусь получить пулю из боевой
винтовки. Ну что, Уотсон, вы достаточно бодро себя чувствуете
для шестимильного пробега?
- Конечно, - ответил я.
- Нога выдержит?
- Выдержит.
- Поди сюда, Тоби. Поди сюда, хорошая собака. Нюхай,
Тоби! Нюхай!
Холмс сунул собаке под нос платок, испачканный креозотом.
Расставив сбои лохматые ноги и смешно задрав вверх одно ухо,
Тоби нюхал платок с видом дегустатора, наслаждающегося букетом
старого вина. Холмс бросил платок подальше, привязал толстый
шпагат к ошейнику собаки и подвел ее к бочке. Собака немедленно
залилась тонким, возбужденным лаем и, уткнув нос в землю, а
хвост задрав вверх, помчалась по следу с такой быстротой, что
поводок натянулся, и мы бросились за ней бежать изо всех сил.
Восток стал понемногу бледнеть, и мы уже могли различать
предметы вокруг нас в холодных утренних сумерках. Большой,
похожий на коробку дом с черными провалами окон и высокими
голыми стенами высился, печальный и молчаливый, позади нас. Наш
путь лежал через парк, между ям и канав, которые пересекали его
по всем направлениям. Это место с кучами мусора и земли, с
кустами и деревьями, давно не видавшими ножниц садовника,
являло вид мрачный и заброшенный, что вполне гармонировало с
разыгравшейся здесь трагедией.
Достигнув каменной ограды, Тоби побежал вдоль нее, жалобно
и нетерпеливо скуля, пока не остановился наконец в углу,
заслоненном от всего парка большим молодым буком. Там, где
стены сходились, несколько кирпичей сдвинулось, образуя как бы
ступеньки, которые были стерты и закруглены у наружного края,
что говорило о том, что ими часто пользовались. Холмс поднялся
по ним и, взяв у меня из рук Тоби, бросил его на землю.
- Здесь есть отпечаток руки человека на деревянной ноге,
- сказал он, когда я поднялся к нему. - Видите, слабые пятна
крови на белой краске. Какая удача, что со вчерашнего дня не
было дождя! Запах остался на дороге, несмотря на то, что они
прошли здесь двадцать восемь часов назад.
Признаюсь, у меня были на этот счет некоторые сомнения,
когда я подумал, какое сильное движение бывает на Лондонском
шоссе. Но сомнения мои скоро рассеялись. Тоби, ни секунды не
колеблясь, побежал вперед, смешно переваливаясь на ходу. Резкий
запах креозота победил на дороге все остальные запахи.
- Не думайте, пожалуйста, - сказал Холмс, - что только
благодаря этой случайности преступники скоро окажутся в наших
руках. Я знаю сейчас уже так много, что вижу несколько способов
поймать их, но это, конечно, самый легкий и быстрый. Было
быглупо им не воспользоваться, раз уж судьба так благосклонна к
нам. Но этот счастливый случай оказал мне и плохую услугу:
решение перестало быть чисто логическим, каким я вначале
представлял его. Тогда бы это дело действительно принесло мне
лавры.
- Какие лавры вам еще нужны, Холмс! Я восхищен вашим
дедуктивным методом. Такой блестящий успех! Он затмил даже дело
Джефферсона Хоупа. Норвудское дело кажется мне более сложным и
загадочным. Объясните мне, например, откуда вам с такой
достоверностью известна наружность человека на деревянной ноге?
- А, мой дорогой Уотсон! Ведь это так просто! И это я
говорю не из ложной скромности. Два офицера из тюремной охраны
становятся обладателями важной тайны. Англичанин, по имени
Джонатан Смолл, нарисовал и передал им план, указывающий
местонахождение клада. Вы помните, что именно это имя было на
плане, найденном в записной книжке капитана Морстена. От имени
своих товарищей он подписался с некоторой претензией "знак
четырех". Пользуясь планом, офицеры, а может быть, один из них,
завладели кладом и увезли его в Англию, нарушив, как можно
догадаться, соглашение, в силу которого этот клад попал им в
руки. Можно спросить: почему Джонатан Смолл сам не завладел
кладом? И это ясно. Если вы помните, план помечен числом, когда
Морстен постоянно общался с заключенными. Отсюда следует, что
Джонатан Смолл вместе со своими приятелями был в то время в
тюрьме и, следовательно, сам не мог завладеть сокровищами.
- Это - чистое предположение, - сказал я.
- Больше чем предположение. Это гипотеза, которая
объясняет все без исключения факты. Давайте проверим. Майор
Шолто живет спокойно, наслаждаясь сокровищами, находящимися в
его безраздельном владении. Потом вдруг он получает из Индии
письмо, которое пугает его до полусмерти. Что это письмо могло
сообщить?
- То, что человек, с которым поступили несправедливо,
выпущен на свободу.
- Или бежал. Что более вероятно, так как майор Шолто,
несомненно, знал сроки заключения Джонатана Смолла и его
друзей. И если бы срок истек, его появление не испугало бы его
до такой степени. Что же он делает? Он вооружается, ставит в
воротах усадьбы надежную охрану, боясь до умопомрачения
человека на деревянной ноге, причем белого. Помните, он,
обознавшись, стрелял из револьвера в хромого торговца? Дальше,
на плане только одно английское имя. Другие - индусские или
магометанские. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что
человек на деревянной ноге и есть Джонатан Смолл. Вам пока не
кажется, что мое рассуждение грешит против логики?
- Нет, все очень ясно и убедительно.
- Хорошо. Тогда давайте поставим себя на место Джонатана
Смолла. Посмотрим на дело с его точки зрения. Он возвращается в
Англию с намерением вернуть себе то, что считает по праву
принадлежащим ему, а также отомстить нарушившему соглашение. Он
узнает, где живет Шолто, и, по всей вероятности, вступает в
контакте кем-нибудь из слуг. Там есть дворецкий, которого мы
еще не видели, его имя Лал Рао. Миссис Берстон отозвалась о нем
неодобрительно. Но Смоллу не удалось, однако, найти тайник, где
были спрятаны сокровища, потому что никто, кроме самого майора
и его преданного слуги, который уже умер, о тайнике не знал.
Неожиданно Смолл узнает, что майор при смерти. В отчаянии, что
тайна клада умрет вместе с ним, он, каким-то образом обманув
бдительность привратника, пробирается в парк и заглядывает в
окно спальни умирающего. Только присутствие у постели майора
двух его сыновей помешало ему проникнуть внутрь. Обезумев от
ярости, он той же ночью пробирается в спальню усопшего,
перерывает в ней все вверх дном в поисках какого-нибудь
указания, где хранится сундук с драгоценностями, и оставляет
как свидетельство своего визита уже известный нам "знак
четырех". Без сомнения, он заранее решил, убив майора, оставить
возле его тела такую записку в знак того, что это не простое
убийство, а месть. Примеров подобного пристрастия к дешевым
аффектам можно встретить немало в анналах преступного мира, и
они обычно являются ценным ключом для установления личности
преступника. Пока все ясно?
- Абсолютно все.
- Хорошо. Что же Джонатану Смоллу остается делать?
Остается только установить секретное наблюдение за домом, где
начались поиски сокровищ. Возможно, он жил за пределами Англии
и только время от времени наезжал сюда. Затем был обнаружен
тайник, и Смолла тотчас уведомили об этом. Здесь опять
выступает на сцену его сообщник из домочадцев. Джонатан Смолл
со своей деревянной ногой не смог бы забраться в кабинет
Бартоломью Шолто, расположенный так высоко. Тогда он находит
себе очень странного помощника, который легко взбирается на
крышу по водосточной трубе, но попадает босой ногой в креозот,
вследствие чего в дело вступает Тоби и отставной хирург с
простреленным сухожилием отправляется в шестимильную прогулку.
- Так, значит, это не он, а его помощник убил майора?
- Да. И, судя по следам Смолла в комнате, он был этим
очень недоволен. Он не питал ненависти к Бартоломью Шолто и
считал, что надо только связать его и заткнуть ему рот. Ему
совсем не хотелось лезть в петлю. Но сделанного, как говорится,
не воротишь. В его сообщнике проснулись дикие инстинкты, и яд
сделал свое дело. Тогда Джонатан Смолл оставил свой "знак
четырех", спустил через окно на землю ларец с сокровищами и
ушел сам. Таков в моем представлении ход событий. Что касается
его наружности, то он, конечно, должен быть средних лет и очень
смуглым, после стольких лет каторжных работ на Андаманских
островах. Рост его легко рассчитывается по длине шага, а о том,
что у него есть борода, мы знаем из рассказа Таддеуша Шолто,
которого особенно поразило обилие растительности на лице,
показавшемся в окне в ночь смерти его отца. Ну вот, собственно,
и все.
- А помощник?
- Ах да, помощник, но и с ним все так же ясно. Да вы все
скоро узнаете. А как хорошо дышится свежим утренним воздухом!
Видите вон то маленькое облачко? Оно плывет, как розовое перо
гигантского фламинго. Красный диск солнца еле продирается вверх
сквозь лондонский туман. Оно светит многим добрым людям,
любящим вставать спозаранку, но вряд ли есть среди них хоть
один, кто спешит по более странному делу, чем мы с вами. Каким
ничтожным кажется человек с его жалкой амбицией и мечтами в
присутствии этих стихий! Как поживает ваш Жан Поль?
- Прекрасно! Я напал на него через Карлейля.
- Это все равно, что, идя по ручью, дойти до озера,
откуда он вытекает. Он высказал одну парадоксальную, но
глубокую мысль о том, что истинное величие начинается с
понимания собственного ничтожества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206