- Бейкер-стрит?
- Сегодня ночью они подожгли нашу квартиру, но большого
ущерба не причинили.
- Как же быть. Холмс? Это становится невыносимым.
- По-видимому, после того как их агент с дубинкой был
арестован, они окончательно потеряли мой след. Иначе они не
могли бы предположить, что я вернулся домой. Но потом они, как
видно, стали следить за вами - вот что привело Мориарти на
вокзал Виктория. Вы не могли сделать какой-нибудь промах по
пути к вокзалу?
- Я в точности выполнил все ваши указания.
- Нашли экипаж на месте?
- Да, он ожидал меня.
- А кучера вы узнали?
- Нет.
- Это был мой брат, Майкрофт. В таких делах лучше не
посвящать в свои секреты наемного человека. Ну, а теперь мы
должны подумать, как нам быть с Мориарти.
- Поскольку мы едем экспрессом, а пароход отойдет, как
только придет наш поезд, мне кажется, теперь уже им не за что
не угнаться за нами.
- Милый мой Уотсон, ведь я говорил вам, что, когда речь
идет об интеллекте, к этому человеку надо подходить точно с той
же меркой, что и ко мне. Неужели вы думаете, что если бы на
месте преследователя был я, такое ничтожное происшествие могло
бы меня остановить? Ну, а если нет, то почему же вы так плохо
думаете о нем?
- Но что он может сделать?
- То же, что сделал бы я.
- Тогда скажите мне, как поступили бы вы.
- Заказал бы экстренный поезд.
- Но ведь он все равно опоздает.
- Никоим образом. Наш поезд останавливается в Кентербери,
а там всегда приходится по крайней мере четверть часа ждать
парохода. Вот там-то он нас и настигнет.
- Можно подумать, что преступники мы, а не он. Прикажите
арестовать его, как только он приедет.
- Это уничтожило бы плоды трехмесячной работы. Мы поймали
крупную рыбку, а мелкая уплыла бы из сетей в разные стороны. В
понедельник все они будут в наших руках. Нет, сейчас арест
недопустим.
- Что же нам делать?
- Мы должны выйти в Кентербери.
- А потом?
- А потом нам придется проехать в Ньюхейвен и оттуда - в
Дьепп. Мориарти снова сделает тоже, что сделал бы я: он приедет
в Париж, пойдет в камеру хранения багажа, определит, какие
чемоданы наши, и будет там два дня ждать. Мы же тем временем
купим себе пару ковровых дорожных мешков, поощряя таким образом
промышленность и торговлю тех мест, по которым будем
путешествовать, и спокойно направимся в Швейцарию через
Люксембург и Базель.
Я слишком опытный путешественник и потому не позволил себе
огорчаться из-за потери багажа, но, признаюсь, мне была
неприятна мысль, что мы должны увертываться и прятаться от
преступника, на счету которого столько гнусных злодеяний.
Однако Холмс, конечно, лучше понимал положение вещей. Поэтому в
Кентербери мы вышли. Здесь мы узнали, что поезд в Ньюхейвен
отходит только через час.
Я все еще уныло смотрел на исчезавший вдали багажный
вагон, быстро уносивший весь мой гардероб, когда Холмс дернул
меня за рукав и показал на железнодорожные пути.
- Видите, как быстро! - сказал он.
Вдалеке, среди Кентских лесов, вилась тонкая струйка дыма.
Через минуту другой поезд, состоявший из локомотива с одним
вагоном, показался на изогнутой линии рельсов, ведущей к
станции. Мы едва успели спрятаться за какими-то тюками, как он
со стуком и грохотом пронесся мимо нас, дохнув нам в лицо
струей горячего пара.
- Проехал! - сказал Холмс, следя взглядом за вагоном,
подскакивавшим и слегка покачивавшимся на рельсах. - Как
видите, проницательность нашего друга тоже имеет границы. Было
бы поистине чудом, если бы он сделал точно те же выводы, какие
сделал я, и действовал бы в соответствии с ними.
- А что бы он сделал, если бы догнал нас?
- Без сомнения, попытался бы меня убить. Ну, да ведь и я
не стал бы дожидаться его сложа руки. Теперь вопрос в том,
позавтракать ли нам здесь или рискнуть умереть с голоду и
подождать до Ньюхейвена.
В ту же ночь мы приехали в Брюссель и провели там два дня,
а на третий двинулись в Страсбург. В понедельник утром Холмс
послал телеграмму лондонской полиции, и вечером, придя в нашу
гостиницу, мы нашли там ответ. Холмс распечатал телеграмму и с
проклятием швырнул ее в камин.
- Я должен был это предвидеть! - простонал он. - Бежал!
- Мориарта?
- Они накрыли всю шайку, кроме него! Он один ускользнул!
Ну, конечно, я уехал, и этим людям было не справиться с ним.
Хотя я был уверен, что дал им в руки все нити. Знаете, Уотсон,
вам лучше поскорее вернуться в Англию.
- Почему это?
- Я теперь опасный спутник. Этот человек потерял все.
Если он вернется в Лондон, он погиб. Насколько я понимаю его
характер, он направит теперь все силы на то, чтобы отомстить
мне. Он очень ясно высказался во время нашего короткого
свидания, и я уверен, что это не пустая угроза. Право же, я
советую вам вернуться в Лондон, к вашим пациентам.
Но я, старый солдат и старинный друг Холмса, конечно, не
счел возможным покинуть его в такую минуту. Более получаса мы
спорили об этом, сидя в ресторане страсбургской гостиницы, и в
ту же ночь двинулись дальше, в Женеву.
Целую неделю мы с наслаждением бродили по долине Роны, а
потом, миновав Лейк, направились через перевал Гемми, еще
покрытый глубоким снегом, и дальше - через Интерлакен - к
деревушке Мейринген. Это была чудесная прогулка - нежная
весенняя зелень внизу и белизна девственных снегов наверху, над
нами,- но мне было ясно, что ни на одну минуту Холме не
забывал о нависшей над ним угрозе. В уютных альпийских
деревушках, на уединенных горных тропах - всюду я видел по его
быстрому, пристальному взгляду, внимательно изучающему лицо
каждого встречного путника, что он твердо убежден в
неотвратимой опасности, идущей за нами по пятам.
Помню такой случай: мы проходили через Гемми и шли берегом
задумчивого Даубена, как вдруг большая каменная глыба сорвалась
со скалы, возвышавшейся справа, скатилась вниз и с грохотом
погрузилась в озеро позади нас. Холмс вбежал на скалу и,
вытянув шею, начал осматриваться по сторонам. Тщетно уверял его
проводник, что весною обвалы каменных глыб - самое обычное
явление в здешних краях. Холмс ничего не ответил, но улыбнулся
мне с видом человека, который давно уже предугадывал эти
события.
И все же при всей своей настороженности он не предавался
унынию. Напротив, я не помню, чтобы мне когда-либо приходилось
видеть его в таком жизнерадостном настроении. Он снова и снова
повторял, что, если бы общества было избавлено от профессора
Мориарти, он с радостью прекратил бы свою деятельность.
- Мне кажется, я имею право сказать, Уотсон, что не
совсем бесполезно прожил свою жизнь, - говорил он, - и даже
если бы мой жизненный путь должен был оборваться сегодня, я
все-таки мог бы оглянуться на него с чувством душевного
удовлетворения. Благодаря мне воздух Лондона стал чище. Я
принимал участие в тысяче с лишним дел и убежден, что никогда
не злоупотреблял своим влиянием, помогая неправой стороне. В
последнее время меня, правда, больше привлекало изучение
загадок, поставленных перед нами природой, нежели те
поверхностные проблемы, ответственность за которые несет
несовершенное устройство нашего общества. В тот день, Уотсон,
когда я увенчаю свою карьеру поимкой или уничтожением самого
опасного и самого талантливого преступника в Европе, вашим
мемуарам придет конец.
Теперь я постараюсь коротко, но точно изложить то
немногое, что еще осталось недосказанным. Мне нелегко
задерживаться на этих подробностях, но я считаю своим долгом не
пропустить ни одной из них.
3 мая мы пришли в местечко Мейринген и остановились в
гостинице "Англия", которую в то время содержал Петер
Штайлер-старший. Наш хозяин был человек смышленый и превосходно
говорил по-английски, так как около трех лет прослужил
кельнером в гостинице "Гровнер" в Лондоне. 4 мая, во второй
половине дня, мы по его совету отправились вдвоем в горы с
намерением провести ночь в деревушке Розенлау. Хозяин особенно
рекомендовал нам осмотреть Рейхенбахский водопад, который
находится примерно на половине подъема, но несколько в стороне.
Это - поистине страшное место. Вздувшийся от тающих
снегов горный поток низвергается в бездонную пропасть, и брызги
взлетают из нее, словно дым из горящего здания. Ущелье, куда
устремляется поток, окружено блестящими скалами, черными, как
уголь. Внизу, на неизмеримой глубине, оно суживается,
превращаясь в пенящийся, кипящий колодец, который все время
переполняется и со страшной силой выбрасывает воду обратно, на
зубчатые скалы вокруг. Непрерывное движение зеленых струй, с
беспрестанным грохотом падающих вниз, плотная, волнующаяся
завеса водяной пыли, в безостановочном вихре взлетающей
вверх,- все это доводит человека до головокружения и оглушает
его своим несмолкаемым ревом.
Мы стояли у края, глядя в пропасть, где блестела вода,
разбивавшаяся далеко внизу о черные камни, и слушали
доносившееся из бездны бормотание, похожее на человеческие
голоса.
Дорожка, по которой мы поднялись, проложена полукругом,
чтобы дать туристам возможность лучше видеть водопад, но она
кончается обрывом, и путнику приходится возвращаться той же
дорогой, какой он пришел. Мы как раз повернули, собираясь
уходить, как вдруг увидели мальчика-швейцарца, который бежал к
нам навстречу с письмом в руке. На конверте стоял штамп той
гостиницы, где мы остановились. Оказалось, это письмо от
хозяина и адресовано мне. Он писал, что буквально через
несколько минут после нашего ухода в гостиницу прибыла
англичанка, находящаяся в последней стадии чахотки. Она провела
зиму в Давосе, а теперь ехала к своим друзьям в Люцерн, но по
дороге у нее внезапно пошла горлом кровь. По-видимому, ей
осталось жить не более нескольких часов, но для нее было бы
большим утешением видеть около себя доктора англичанина, и если
бы я приехал, то... и т.д. и т.д. В постскриптуме добряк
Штайлер добавлял, что он и сам будет мне крайне обязан, если я
соглашусь приехать, так как приезжая дама категорически
отказывается от услуг врача-швейцарца, и что на нем лежит
огромная ответственность.
Я не мог не откликнуться на это призыв, не мог отказать в
просьбе соотечественнице, умиравшей на чужбине. Но вместе с тем
я опасался оставить Холмса одного. Однако мы решили, что с ним
в качестве проводника и спутника останется юный швейцарец, а я
вернусь в Мейринген. Мой друг намеревался еще немного побыть у
водопада, а затем потихоньку отправиться через холмы в
Розенлау, где вечером я должен был к нему присоединиться.
Отойдя немного, я оглянулся: Холмс стоял, прислонясь к скале,
и, скрестив руки, смотрел вниз, на дно стремнины. Я не знал
тогда, что больше мне не суждено было видеть моего друга.
Спустившись вниз, я еще раз оглянутся. С этого места
водопад уже не был виден, но я разглядел ведущую к нему
дорожку, которая вилась вдоль уступа горы. По этой дорожке
быстро шагал какой-то человек. Его черный силуэт отчетливо
выделялся на зеленом фоне. Я заметил его, заметил
необыкновенную быстроту, с какой он поднимался, но я и сам
очень спешил к моей больной, а потому вскоре забыл о нем.
Примерно через час я добрался до нашей гостиницы в
Мейрингене. Старик Штайлер стоял на дороге.
- Ну что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206