Фраза отца о Фонде помощи иммигрантам не обманула его. Он знал, что вещи никогда не попадут туда. После того, как мама их тщательно вычистит и выстирает, они будут сданы в магазин подержанной одежды на Восточном Бродвее.
— Десять долларов, — сказала миссис Саперштейн. Ее амбиции поуменьшились, и она скинула цену. — Меньше я взять не могу, иначе даже не окупится бензин, истраченный на то, чтобы привезти их сюда из Бронкса.
— Пять долларов и ни цента больше.
— Шесть, — сказала старушка, сверля отца взглядом, — по крайней мере хоть бензин оправдать.
— Метро пока еще работает, — ответил отец. — Почему я должен платить, если вашему сыну хочется разъезжать на автомобиле?
— Пять с половиной.
Отец посмотрел на миссис Саперштейн, пожал плечами и полез под свой длинный черный сюртук. Он вытащил кошелек, который был привязан к брючному ремню длинным шнурком, и открыл его.
— Пять с половиной, — сказал он, — но видит Бог, я теряю на этом собственные деньги.
Он кивнул Дэвиду и стал отсчитывать деньги в протянутую руку миссис Саперштейн. Дэвид сложил всю одежду в пальто и завязал рукава. Закинув узел на плечо, он стал спускаться по лестнице. Подойдя к фургону, закинул вещи и отвязал лошадь.
— Привет, Дэви.
Дэвид обернулся на голос. Перед ним стоял высокий парень и улыбался.
— Я целый день разыскиваю тебя.
— Мы были в Бруклине, — ответил Дэвид. — Отец подойдет через минуту.
— Тогда давай побыстрее о деле. Можешь заработать десять долларов, если сегодня ночью пригонишь фургон в одно место. Надо перевезти кой-какой груз.
— Но сегодня пятница.
— Именно поэтому. На улицах будет пусто, и никто не поинтересуется, чем мы занимаемся. А полицейские нас не тронут, когда увидят, что это зарегистрированный фургон старьевщика.
— Я постараюсь, — сказал Дэвид. — Во сколько?
В девять за гаражом Шоки. Идет твой старик, пока.
— С кем это ты разговаривал? — спросил отец.
— Так, один приятель.
— Изидор Шварц?
— Да, это Остроносый.
— Держись подальше от него, Дэвид, — строго сказал отец. — Он нам не нужен. Негодный бездельник, один из тех, кто крутится у гаража Шоки. Они воруют все, что попадается под руку.
Дэвид кивнул.
— Отведи лошадь в конюшню, я иду в синагогу. Передай маме, чтобы ужин был готов к семи.
* * *
Эстер Вулф надела платок и подошла к свечам. Она поднесла к ним спичку, и свечи загорелись желтым огоньком. Эстер аккуратно загасила спичку и положила ее в блюдце на столике. Когда свечи разгорелись, она начала молиться.
Прежде всего она помолилась за своего сына, своего любимого Додика, который появился в ее жизни тогда, когда они с мужем уже потеряли надежду иметь детей. Затем она помолилась Иегове, чтобы он послал ее мужу успехов в делах, ведь ее Хаим служил в синагоге во славу Господа.
Когда они впервые встретились на родине, он был студентом-талмудистом. Она помнила его молодым худощавым человеком с бледным лицом и первыми мягкими завитками темной бороды. Помнила его темные блестящие глаза, когда он сидел за столом в их доме, макая кусочки печенья в вино.
Когда они поженились, Хаим вошел в дело ее отца. Потом начались погромы и преследования евреев. Они выходили на улицу только под покровом ночи, торопливо, словно мелкая лесная живность, хоронящаяся от хищников. Или сидели в подвалах, за запертыми окнами й дверьми, как цыплята, пытающиеся спрятаться при приближении мясника.
Так продолжалось до той самой ночи, когда она уже больше не смогла терпеть такое положение. Эстер с громким криком вскочила на ноги с тюфяка, на котором они с мужем спали. В памяти ее сохранилось письмо, полученное от брата Бернарда, живущего в Америке.
— Неужели мы так и будем жить в норах, ожидая, пока придут казаки? — крикнула она. — Неужели мой муж хочет, чтобы я родила ребенка и пустила его в этот страшный мир? Даже Иегова не стал бы зачинать детей в подвале.
— Тише, — хрипло прошептал Хаим. — Не поминай имя Господа всуе. Молись, чтобы он не оставил нас.
Она тихо рассмеялась.
— Он уже оставил нас, он тоже бежит от казаков.
— Замолчи, женщина, — грубо оборвал ее Хаим.
Эстер посмотрела на другие тюфяки, лежащие на полу темного подвала. Она с трудом различила бледные, испуганные лица родителей. В этот момент послышался топот лошадиных копыт, по запертой двери начали стрелять.
Ее отец вскочил.
— Скорее, дети, — прошептал он, — здесь есть задняя дверь, вы проберетесь огородами, и они не заметят вас.
Хаим взял Эстер за руку и потянул к задней двери. Вдруг он остановился, поняв, что родители не идут за ними.
— Что же вы, — прошептал он, — быстрее, у нас нет времени.
Отец молча стоял в темноте, обняв жену за плечи.
— Мы не пойдем, — сказал он. — Будет лучше, если они найдут здесь кого-нибудь, а то станут искать в огородах.
Шум над их головами усилился, пули начали пробивать дверь. Хаим подошел к тестю.
— Тогда мы тоже останемся и встретим их, — спокойно сказал он, поднимая с пола тяжелую палку. — Они увидят, что евреи так легко не умирают.
— Идите, — тихо сказал отец. — Мы отдали тебе свою дочь, и, в первую очередь, ты должен позаботиться о ее безопасности, а не о нашей. Твоя храбрость просто глупа. Разве евреи за все эти тысячелетия смогли бы выжить, если бы не спасались бегством?
— Но... — запротестовал Хаим.
— Идите, — прошептал старик, — идите быстрее. Мы уже старые, мы прожили свою жизнь, а вы молоды и ваши дети должны получить свой шанс.
* * *
Через несколько месяцев они оказались в Америке. Но только почти через двадцать лет Господь наградил их ребенком...
И наконец, она помолилась за брата Бернарда, который имел свое дело в далеком месте, которое называлось Калифорния и где круглый год было лето. Она помолилась, чтобы у него все было в порядке и чтобы он не пострадал от индейцев. Ведь она видела это в фильмах, когда ходила в кинотеатр по пропуску, который Бернард прислал ей.
Закончив молитву, она вернулась в кухню. На плите кипел суп, и густой, осязаемый запах цыпленка висел в воздухе. Эстер взяла ложку, открыла крышку кастрюли и стала аккуратно собирать жир с поверхности бульона, сливая его в банку. Позже, когда жир застынет, его можно будет мазать на хлеб или добавлять в пищу. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и узнала знакомые шаги.
— Это ты, Додик?
— Да, мама.
Эстер отложила ложку и повернулась навстречу сыну. Ее сердце всегда наполнялось гордостью, когда она смотрела на него — высокого и стройного.
— Папа пошел в синагогу, — сказал Дэвид. — Он придет домой в семь.
Мать улыбнулась.
— Хорошо. Иди мой руки, ужин готов.
3
Когда Дэвид направил лошадь на узенькую дорожку, ведущую к гаражу Шоки, навстречу ему выскочил Остроносый.
— Это ты, Дэвид?
— А кто, ты думаешь, это может быть? — саркастически бросил Дэвид.
— Мы уж и не знали, приедешь ты или нет. Сейчас почти десять.
— Я не мог выбраться, пока мой старик не уснул, — сказал Дэвид, направляя фургон за гараж.
Через минуту вышел Шоки, сверкая лысиной. Он был среднего роста, с широкой грудью и длинными руками, свисавшими почти до колен.
— Ты что-то долго добирался, — недовольно пробурчал он.
— Но ведь я здесь, не так ли?
Шоки промолчал и повернулся к Остроносому.
— Начинайте грузить бочонки, а он вам поможет.
Дэвид спрыгнул с козел и прошел за Шоки в гараж. При свете единственной лампочки, горевшей высоко под потолком, он увидел длинный ряд тускло сверкавших металлических бочонков. Дэвид присвистнул.
— Здесь их, пожалуй, штук сорок будет.
— А он умеет считать, — сказал Шоки.
— Это четыреста фунтов. Боюсь, старушка Бесси не потянет.
Шоки посмотрел на него.
— Но ведь прошлый раз потянула.
— Нет, — возразил Дэвид, — в прошлый раз было только тридцать бочонков, и то Бесси еле тащила, я думал, она вот-вот рухнет. А если она и впрямь свалится? Хорош я останусь с мертвой лошадью и двумястами галлонов алкоголя в фургоне. Что я скажу своему старику?
— Всего один раз, — сказал Шоки, — я обещал Дженуарио.
— А почему бы тебе не воспользоваться одним из своих автомобилей?
— Не могу, — ответил Шоки, — агенты ФБР следят за автомобилями, а на фургон старьевщика они не обратят внимания.
— Я могу взять самое большее двадцать пять бочонков.
Шоки посмотрел на него.
— Ты загоняешь меня в угол. Хорошо, в этот раз я заплачу тебе двадцать долларов.
Дэвид молчал. Двадцать долларов — это больше, чем его отец зарабатывал за неделю. А ведь ему приходилось ездить с фургоном шесть раз в неделю, в дождь и солнце, в летнюю жару и в зимний холод — каждый день, за исключением суббот, которые отец проводил в синагоге.
— Двадцать пять, — сказал Шоки.
— Хорошо, попробую.
— Тогда начинайте грузить, — Шоки взялся за бочонок.
Дэвид сидел на козлах, а старая Бесси медленно тянула фургон. Он направил лошадь к обочине, пропуская полицейский автомобиль.
— Что ты тут делаешь ночью, Дэви? — спросил один из полицейских, высовываясь из окна.
Дэвид бросил осторожный взгляд вглубь фургона. Бочонки лежали под брезентом, а сверху было накидано тряпье.
— Я слышал, что на заводе неплохо платят за ветошь, — ответил он. — Думаю, удастся подзаработать.
— А где твой отец?
— Сегодня же пятница.
— А-а, — сказал полицейский и внимательно посмотрел на Дэвида, — он знает, что ты уехал?
Дэвид молча покачал головой.
Полицейский рассмеялся.
— Все вы, ребята, одинаковы.
— Мне надо успеть вернуться, пока он не хватился, — сказал Дэвид, натянул вожжи, и лошадь тронулась. Полицейский снова окликнул его, Дэвид остановил фургон и оглянулся.
— Передай отцу, чтобы подыскал одежду для девятилетнего мальчика. Мой Майкл уже вырос из старой.
— Передам, мистер Дойл.
Когда Дэвид подогнал фургон к платформе, Остроносый и Шоки уже поджидали его. Дженуарио стоял на платформе и наблюдал за разгрузкой.
Внезапно из темноты появилось несколько детективов с револьверами.
— Стоять!
Дэвид похолодел от ужаса, застыв с бочонком в руках. Первой мыслью было бросить бочонок и бежать, но он не мог оставить Бесси и фургон. Как он объяснит их отсутствие отцу?
— Опусти бочонок, парень, — сказал один из детективов.
Дэвид медленно поставил бочонок на землю и повернулся лицом к полицейским.
— К стене!
— Ну что, Джо, не удалось? — спросил детектив подошедшего Дженуарио.
Дэвид смотрел на улыбающегося Дженуарио. Похоже, что его совсем не огорчило происшедшее.
— Пройдемте в помещение, лейтенант, — спокойно сказал он. — Уверен, что мы уладим это недоразумение.
Лейтенант проследовал за Дженуарио в здание, и Дэвиду показалось, что они совсем ушли, но через десять минут они вернулись. Оба улыбались.
— Все в порядке, ребята, — сказал лейтенант. — Видно, мы ошиблись. Мистер Дженуарио мне все объяснил. Пошли.
Детективы исчезли так же быстро, как и появились. Дэвид только разинул рот от удивления.
* * *
Когда они возвращались в конюшню, Остроносый сидел рядом с Дэвидом на козлах.
— Я же говорил тебе, что все схвачено, — сказал Остроносый.
Дэвид покачал головой. Схвачено или нет, но с него хватит, такие переделки не стоят даже двадцати пяти долларов.
— Я завязываю, — сказал он Остроносому. — Все, больше ни разу.
— Испугался? — рассмеялся Остроносый.
— Да, черт возьми, испугался. На жизнь можно зарабатывать и более простыми способами.
— Если знаешь какими, расскажи мне. У Шоки полная квартира китаяночек. Он сказал, что мы можем сегодня развлечься с ними.
Дэвид промолчал.
— Там будет Син Лу, — сказал Остроносый. — Ну ты знаешь, та самая малышка танцовщица, которая бреет лобок.
Дэвид замялся, чувствуя нарастающее возбуждение.
* * *
Большие часы, выставленные в витрине гастрономического магазина Голдфарба, показывали час ночи, когда Дэвид свернул за угол и пошел по своей улице. Около дверей своего дома он заметил полицейский автомобиль и толпу людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100