— Но я же говорила, что выйду замуж за взрослого мужчину. Терпеть не могу мальчишек.
— Но... но ты-то молодая женщина, — воскликнул отец, — и у тебя впереди вся жизнь. Почему ты вышла за него?
— Он очень богатый и очень одинокий.
— Ты хочешь сказать, что этого достаточно? — Вдруг до него дошел смысл предложения, сделанного ее мужем. — А-а, значит, он сможет позаботиться обо мне?
— Нет, папа, — быстро сказала Рина, — я вовсе не поэтому вышла за него.
— Тогда почему? Почему?
— Чтобы он заботился обо мне, — просто ответила Рина.
— Но Рина... — запротестовал Марлоу.
Рина оборвала его.
— Папа, ты же сам сказал, что я не в состоянии позаботиться о себе. Разве не поэтому ты отправил меня из Бостона?
Марлоу нечего было возразить. После нескольких минут Молчания они попрощались. Придя в камеру, он вытянулся на узкой койке и уставился в потолок. Его начал бить озноб, и он закутал ноги одеялом. Когда он упустил ее? Что сделал не так?
Марлоу уткнулся лицом в жесткую соломенную подушку, и горячие слезы покатились у него по щекам. Озноб становился все сильнее. Вечером с температурой сорок его отправили в тюремную больницу, где он через три дня умер от пневмонии. В это время Рина и Джонас Корд находились в открытом море на пути в Европу.
14
Боль сосредоточилась в висках, острым ножом врезаясь в сон. Рина почувствовала, как сон ускользает от нее и наступает ужас пробуждения. Она беспокойно шевельнулась, все исчезало, все — кроме нее. Рина задержала дыхание, борясь против возврата к действительности, но это не помогло. Исчез последний теплый след сна — она проснулась.
Открыв глаза, она с недоумением осмотрела больничную палату, но потом вспомнила, где находится. На столике стояли свежие цветы, наверное, их принесли, пока она спала. Рина медленно повернула голову. В большом легком кресле у окна дремала Элен. За окном была ночь, должно быть, она проспала весь день.
— У меня ужасно болит голова, — прошептала Рина, — дайте мне, пожалуйста, аспирин.
Элен подалась вперед и вопросительно посмотрела на нее.
— Я проспала целый день, — улыбнулась Рина.
— Целый день? — с недоумением повторила за ней Элен.
Впервые почти за неделю Рина пришла в сознание.
— Целый день... Пожалуй.
— Я так устала, — сказала Рина. — Стоит мне проспать весь день, как начинает болеть голова. Мне нужен аспирин.
— Я позову сестру.
— Не беспокойся, я сама позову. — Рина попыталась поднять руку, чтобы нажать кнопку, расположенную над головой, но не смогла. — Она опустила взгляд и увидела, что рука вытянута на кровати, а в вену вставлена игла, соединенная длинной трубкой с перевернутой бутылочкой, установленной на стойке. — Для чего это?
— Доктор подумал, что лучше не беспокоить тебя во время сна для еды. — Элен подошла к кровати и нажала кнопку звонка.
В дверях моментально появилась сестра. Она подошла к кровати и, остановившись рядом с Элен, посмотрела на Рину.
— Вы проснулись? — с профессионально-бодрой улыбкой спросила она.
— Мы проснулись, — слабо улыбнулась в ответ Рина. — Вы ведь новенькая, да? Я вас не помню.
Сестра бросила быстрый взгляд на Элен. Она дежурила здесь все время с тех пор, как Рина поступила в больницу.
— Я ночная сестра, — спокойно ответила она, — первый день, как устроилась сюда на работу.
— У меня всегда болит голова, если я просплю целый день, — сказала Рина. — Может быть, вы дадите мне аспирин?
— Я позову доктора, — ответила сестра.
Рина повернула голову.
— Ты, наверное, устала, — сказала она, обращаясь к Элен. — Почему ты не идешь домой отдыхать? Ведь ты пробыла здесь весь день.
— Я совсем не устала.
В палату вошел доктор.
— Добрый вечер, мисс Марлоу. Хорошо отдохнули?
— Слишком хорошо, даже голова разболелась.
Доктор подошел к кровати и взял Рину за руку, щупая пульс.
— Сильно болит? — спросил он, смотря на часы.
— Особенно сильно, когда пытаюсь вспомнить имена. Я ведь хорошо знаю вас и мою подругу, но как зовут, не помню. Стоит начать вспоминать, и боль становится нестерпимой.
— В этом нет ничего необычного, — засмеялся доктор. — Просто есть такая форма мигрени, когда люди забывают даже собственное имя. У вас ведь не так?
— Нет, не так, — ответила Рина.
Доктор достал из кармана офтальмоскоп и склонился над ней.
— Хочу посмотреть ваши глаза, эта штука поможет глубоко заглянуть в них, и, возможно, окажется, что ваша головная боль не что иное, как чрезмерное напряжение глазного нерва. Не бойтесь.
— Я не боюсь. Меня уже однажды так осматривал доктор в Париже. Он думал, что у меня шок, но я просто находилась под гипнозом.
Доктор поднял Рине веко и нажал кнопку на инструменте. Из маленького отверстия показался тонкий луч света.
— Как вас зовут? — как бы случайно спросил он.
— Катрина Остерлааг, — последовал быстрый ответ. — Я же сказала, что головная боль не такова, чтобы я не помнила свое имя.
— А как зовут вашего отца? — спросил доктор, поднося офтальмоскоп к другому глазу.
— Гаррисон Марлоу. Вот видите, это я тоже помню.
— Как вас зовут? — снова спросил доктор, медленно водя инструментом перед глазом.
— Рина Марлоу, — ответила Рина и громко рассмеялась. — Вы шутите, доктор.
— Ну что вы, — улыбнулся он.
Он выключил свет в офтальмоскопе и выпрямился.
В этот момент открылась дверь и два санитара, вкатив в палату большую квадратную машину, остановили ее рядом с кроватью.
— Это энцефалограф, — пояснил доктор. — Он предназначен для измерения электрических импульсов мозга. Очень помогает при определении источника головной боли. Давайте попробуем.
— Он выглядит таким сложным, — сказала Рина.
— На самом деле он очень прост. По ходу дела я буду вам все объяснять.
— Я думаю, вам проще дать мне несколько таблеток аспирина.
Доктор рассмеялся.
— Вы же знаете нас, докторов. Как мы сможем оправдать свои гонорары, если станем прописывать пациенту лишь самые примитивные таблетки?
Рина тоже засмеялась, а доктор повернулся к Элен и незаметным кивком попросил ее выйти. Элен направилась к двери.
— Ты вернешься, да? — спросила Рина.
Элен обернулась. Санитары готовили аппарат, а сестра с доктором хлопотали над Риной.
— Конечно, вернусь, — пообещала Элен и вышла из палаты.
Доктор появился через час. Он сел в кресло напротив Элен, достал из кармана пачку сигарет и предложил Элен. Она взяла сигарету, доктор чиркнул спичкой, дав прикурить ей, а потом прикурил сам.
— Ну как? — спросила Элен.
— Детали будут ясны после расшифровки энцефалограммы, но уже сейчас очевидны признаки разрушения некоторых важных зон.
— Доктор, пожалуйста, говорите так, чтобы я поняла.
— Конечно, — кивнул доктор и вздохнул. — Уже имеются признаки повреждения мозга. Из-за этого мисс Марлоу трудно вспоминать самые простые вещи: имена, места, даты. Чтобы вызвать их из памяти, требуются большие усилия, которые и вызывают сильную головную боль.
— Но разве это не хороший признак? — с надеждой спросила Элен. — Впервые за всю неделю она выглядит почти нормально.
— Я прекрасно понимаю ваши чувства и не собираюсь рисовать вещи в черном цвете. Хочу лишь, чтобы вы поняли — человеческий организм представляет собой обыкновенную машину. Мисс Марлоу держится пока только благодаря выносливости ее организма, ко она перенесла несколько приступов, сопровождавшихся очень высокой температурой, которая разрушает все на своем пути. Когда же температура слегка спадает, даже на небольшой промежуток времени, как сейчас, она приходит в сознание.
— Вы имеете в виду, что она снова впадет в беспамятство?
— Я имею в виду, что температура снова начала подниматься.
Элен поднялась и поспешила к двери.
— Можно мне поговорить с ней, прежде чем она снова уснет?
— Извините, — доктор встал и покачал головой. — Температура начала подниматься через двадцать минут после вашего ухода, и, чтобы облегчить боль, я дал мисс Марлоу снотворное.
— О Боже! — упавшим голосом произнесла Элен. — И сколько же она еще будет страдать?
— Не знаю, — тихо ответил доктор и взял Элен за руку. — Почему вы не позволяете мне отвезти вас домой? Поверьте, что сейчас вы ничем не можете помочь. Она спит.
— Я ... я просто хочу взглянуть на нее.
— Хорошо, только пусть вас не пугает ее внешность. Для того, чтобы снять энцефалограмму, мы были вынуждены постричь ее почти наголо.
* * *
Элен закрыла дверь своего кабинета и подошла к столу, на котором лежали эскизы костюмов для нового фильма. Она должна была их утвердить. Она включила свет и подошла к бару. Достав бутылку, Элен кинула в стакан несколько кубиков льда и залила их виски. Потом вернулась к столу, села и стала рассматривать эскизы, потягивая виски. Она нажала кнопку в ручке кресла, и под потолком загорелась лампа, свет от которой падал прямо на рисунки. Она развернулась в кресле к манекену на возвышении слева от стола и стала представлять, как бы на нем выглядело платье.
На глаза навернулись слезы. Казалось, что перед ней стоит Рина. Свет лампы падает на ее длинные белокурые волосы — те белокурые волосы, что были клочьями разбросаны на подушке рядом с ее стриженой головой.
— Зачем ты сделал это, Господи! — сердито крикнула она в потолок. — Почему всегда гибнет красота, разве в мире мало уродства?
Слезы ручьем лились из ее глаз, и сквозь них она видела Рину, стоящую на пьедестале в блестящем белом шелке.
Это было давно, пять лет назад, а белый шелк был свадебным платьем. Вскоре после этого Рина вышла замуж за Неваду Смита.
15
Свадьба предполагалась скромной, но постепенно превратилась в грандиозное рекламное представление, доселе не виданное в Голливуде. И все из-за того, что Дэвид Вулф наконец затащил в кровать рыжеволосую статистку, у которой была небольшая роль в «Предателе». Хотя он был начинающим агентом по рекламе, а эта должность немногим отличалась от должности младшего клерка, и получал всего тридцать пять долларов в неделю, у дамского пола он пользовался успехом. И все благодаря Берни Норману, который приходился ему дядей.
Нельзя сказать, что Дэвид извлекал большую пользу из своего родства, но девушкам этот факт был известен. Откуда им было знать, что Норман предоставил племяннику работу, только чтобы отвязаться от настойчивых просьб родной сестры. И теперь, чтобы избежать назойливости Дэвида, Берни приказал трем своим секретаршам ни в коем случае не допускать его к нему в кабинет.
Девушка что-то говорила. Поначалу Дэвид не слушал ее.
— Что ты сказала? — переспросил он.
— Я хочу попасть на свадьбу Невады Смита.
— Там не будет особого шума.
Она посмотрела на него и произнесла отчетливо:
— Зато там будет много важных людей, которых я больше нигде не встречу.
— Хорошо, что смогу, сделаю, — ответил он. После третьей попытки снять с нее бюстгальтер его осенило. — Йаа! — вдруг завопил он, когда до него дошел смысл задуманного, и выражение блаженства засветилось на его лице.
— Тише, голубчик, ты разбудишь соседей, — прошептала девушка, думая, что он достиг оргазма.
В определенном смысле слова так оно и было.
* * *
Берни Норман гордился тем, что все свое время отдавал студии. Каждое утро в семь часов его длинный черный лимузин, управляемый шофером, останавливался сначала у тяжелых стальных ворот служебного входа, а затем у здания офиса. Берни любил приезжать на службу рано и говорил, что это дает ему возможность до прихода секретарш поработать с корреспонденцией, которой у него было, по крайней мере, в два раза больше, чем у кого-либо еще на студии. Таким образом, весь день оставался свободным для приема посетителей, и Норман заявлял, что его двери всегда открыты для них.
На самом деле он просто-таки изнывал от любопытства, и хотя на студии не принято было говорить об этом вслух, каждый знал, что по утрам он обходит пустые кабинеты, интересуясь содержанием разложенных на столах бумаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100