— Сэм Сэнд? — спросил один из них.
Сэм кивнул.
— Чем могу помочь?
— У нас есть груз, который мы хотим перевезти в Виргиния-Сити. — Говорящий снял шляпу и вытер лицо рукавом. — Ужасно жарко сегодня.
— Да, — согласился Сэм. — Пройдите в дом, пока мы будем разговаривать, вы немного отдохнете.
Мужчины спешились, и Сэм проводил их в дом.
— Достань бутылку виски, — сказал он Канехе и повернулся к вошедшим. — Присаживайтесь. Что у вас за груз?
— Золото.
— Золото? — удивился Сэм. — Здесь нет столько золота, чтобы для его перевозки понадобилась повозка.
— А мы слышали другое, — сказал один из незнакомцев. Внезапно у него и его дружков появились в руках револьверы. — Мы слышали, что ты скопил столько золота, что им можно нагрузить повозку.
Сэм посмотрел на чужаков и рассмеялся.
— Опустите ваши револьверы, джентльмены. Ведь вы же не верите в идиотские слухи?
Бандит тихо подошел к Сэму и ударил его револьвером по лицу. Отлетев к стене, Сэм удивленно посмотрел на него.
— И ты скажешь нам, где оно, — жестко произнес бандит.
* * *
В хижине было невыносимо душно. Трое мужчин отошли в угол и перешептывались между собой, изредка бросая взгляды на пленников.
Обессиленный Сэм повис на веревках, привязанный к столбу посередине хижины. Голова его свесилась на голую грудь. С разбитого лица стекала кровь, окрашивая бороду и волосы на груди в красный цвет. Распухшие глаза были почти закрыты, разбитый нос свернут на сторону.
Канеха, привязанная к стулу, неотрывно смотрела на мужа. Она попыталась повернуть голову, чтобы услышать, о чем говорят бандиты, но это ей не удалось — путы были слишком крепкие.
— Может быть, у него действительно нет золота? — прошептал один из бандитов.
— Наверняка есть, — ответил другой. — Но он крепкий орешек. Ты не знаешь этих охотников на буйволов.
— Ну, тогда его не заставишь говорить. Он лучше умрет, чем развяжет язык.
— Заговорит, — ответил первый бандит, подходя к очагу и доставая оттуда щипцами раскаленные угли. Схватив Сэма за волосы, он прижал его голову к столбу и поднес щипцы с раскаленными углями прямо к самому его лицу.
— Где золото?
Глаза Сэма открылись.
— У меня нет золота, — прохрипел он. — Ради всего святого, неужели бы я не сказал?
Бандит прижал щипцы к шее и плечу Сэма, и тот закричал от боли.
— У меня нет золота.
Голова его бессильно упала набок. Бандит убрал щипцы, и кроль хлынула из выжженной раны на грудь и руки жертвы.
Бандит взял со стола бутылку и подошел к Канехе. Он вынул из-за пояса охотничий нож. Глаза всех мужчин следили за ним. Бандит перерезал веревки, которыми Канеха была привязана к стулу.
— Вставай! — рявкнул он.
Канеха медленно поднялась. Мелькнул нож, и платье упало с нее — она стояла обнаженная. Младший бандит, облизнув пересохшие губы и не отрывая от нее глаз, потянулся за виски и сделал глоток.
Схватив Канеху за волосы, главарь приставил ей нож к спине и подтолкнул к Сэму.
— Ну ты, муж краснокожей, последний раз я снял скальп с индейца пятнадцать лет назад. Но я не забыл, как это делается.
Он встал перед Канехой и принялся водить ножом по ее телу вверх и вниз. По коже побежали тоненькие струйки крови. Кровь стекала с подбородка на шею, между грудей на живот и задерживалась в волосах лобка.
Сэм заплакал, забыв о собственной боли, тело его сотрясалось от рыданий.
— Оставьте ее, — молил он. — Пожалуйста, оставьте. У меня нет золота.
Канеха протянула руку и ласково дотронулась до лица мужа.
— Я не боюсь, муж мой, — сказала она по-индейски. — Духи отплатят тем, кто совершил зло.
— Прости, любимая, — сказал Сэм по-индейски, по его окровавленным щекам текли слезы.
— Привяжите ей руки к ножкам стола, — приказал главарь.
Команда его была мгновенно выполнена. Бандит опустился перед Канехой на колени и приставил нож к ее горлу. Затем обернулся к Сэму.
— Золото! — потребовал он.
Сэм покачал головой, он больше не мог говорить.
— Эй, — с нетерпением произнес младший бандит. — Ей-богу, я бы развлекся с ней.
— А это мысль, — согласился главарь. Он взглянул на Сэма. — Я думаю, что этот не будет возражать, если мы слегка развлечемся с его краснокожей перед тем, как снимем с нее скальп. Индейцы любят такие представления.
Он поднялся, положил нож на стол и расстегнул ремень.
Канеха ударила его ногой. Он слегка покачнулся и сказал:
— Держите ее за ноги. Я буду первым.
* * *
Было около семи вечера, когда Макс подъехал к дому на гнедой лошади, которую ему одолжил Ольсен. В хижине было тихо, труба не дымилась. Это показалось ему странным, ведь мать всегда стряпала к его приезду. Он спрыгнул с лошади и в нерешительности остановился, разглядывая хижину. Дверь была распахнута и раскачивалась на ветру. Макс побежал, охваченный необъяснимым страхом.
Он ворвался в хижину и замер, с ужасом разглядывая увиденную картину. Отец был привязан к столбу, безжизненные глаза и рот раскрыты. Затылок размозжен выстрелом в рот из револьвера сорок пятого калибра.
Глаза Макса медленно опустились к полу. В луже крови лежала бесформенная масса, и лишь по ее очертаниям можно было догадаться, что это его мать.
Оцепенение прошло, и он закричал, но подступившая к горлу тошнота оборвала крик. Его рвало и рвало, буквально выворачивая наизнанку.
Обессиленный, он прислонился к косяку. Постояв так некоторое время, повернулся и, пошатываясь, как слепой, вышел из хижины. Во дворе он упал на землю и зарыдал. Когда слезы иссякли, он поднялся и медленно побрел к бочке для умывания.
Окуная голову прямо в бочку, он смыл с лица и одежды следы рвоты. Затем, совершенно мокрый, выпрямился и огляделся.
Лошади отца не было, шесть мулов беззаботно бродили по загону, повозка стояла под навесом позади хижины. Четыре овцы и цыплята, которыми так гордилась мать, гуляли за загородкой.
Он вытер лицо руками и рассеянно подумал, что нужно что-то сделать. Но заставить себя похоронить то, что он увидел в хижине, было выше его сил. Это не могло быть его матерью и отцом, его родители не могли выглядеть так. Оставалось только одно.
Макс подошел к куче щепок для растопки очага, набрал полную охапку, вошел в дом и высыпал щепки на пол. Через полчаса толстый слой щепок покрывал пол в хижине, словно одеяло. Он постоял в задумчивости и снова вышел во двор.
Вытащив из-под стены навеса упряжь, он запряг мулов в повозку, поставил туда клетку с цыплятами, загрузил овец и привязал их к кольцам на полу повозки.
Ведя в поводу мулов, Макс обогнул хижину, привязал позади повозки гнедую лошадь, отвел повозку примерно на двести ярдов от хижины, привязал мулов к небольшому кустарнику, а сам вернулся к хижине.
По пути он прихватил черпак с дегтем. Стараясь не смотреть на тела родителей, он немедленно вылил содержимое черпака на щепки, отступил к двери и выплеснул остатки дегтя.
Постояв в нерешительности минуту, словно вспоминая что-то, Макс снова вошел в хижину, подошел к полке, на которой отец хранил ружье и револьвер. Их там не было. Он просунул руку дальше и нащупал что-то мягкое.
Это были новые штаны и рубашка из оленьей кожи, которые мать сшила для него. На глаза опять навернулись слезы. Взяв сверток, Макс вышел за дверь. Затем поднес спичку к просмоленному факелу и держал ее, пока факел не вспыхнул. Убедившись, что факел разгорелся достаточно хорошо, он бросил его в хижину и отошел от двери.
С неожиданным удивлением он посмотрел на небо. Солнце уже село, и на землю внезапно упала темнота. Звезды зловеще уставились на него. Тяжелые клубы дыма повалили из дверей хижины. Затем раздался громкий треск, и пламя, охватившее высохшее дерево, метнулось к двери. Макс подошел к повозке. Только через три мили на вершине небольшого холма он обернулся.
На том месте, где стоял его дом, высоко в небо поднимался огромный столб пламени.
5
Он остановил повозку во дворе позади конюшни Ольсена. Соскочив с козел, подошел к дому, поднялся по задней лестнице и постучал в дверь.
— Мистер Ольсен, — позвал он.
Тень заслонила освещенное окно, дверь отворилась, и на пороге появился Ольсен.
— Макс, — воскликнул он. — Почему ты вернулся?
Макс посмотрел на него.
— Они убили маму и папу.
— Убили? — удивленно воскликнул Ольсен. — Кто убил?
Привлеченная звуками голосов, позади него появилась миссис Ольсен.
— Трое мужчин, — сказал Макс. — Они спросили меня, и я указал им дорогу к дому. А они убили их. — Он помолчал немного и добавил совсем тихим голосом. — Они украли папину лошадь, ружье и револьвер.
Хотя внешне Макс был спокоен, миссис Ольсен чувствовала, что он потрясен. Она рванулась к Максу:
— Пройди в дом и выпей чего-нибудь горячего.
Он посмотрел ей в глаза.
— У меня нет времени, мадам. Я должен догнать их. — Он повернулся к Ольсену. — У меня во дворе мулы, повозка, четыре овцы и шестнадцать цыплят. Не могли бы вы дать мне за них сто долларов и пони?
Ольсен кивнул.
— Ну конечно, мой мальчик. Только мулы и повозка стоят в три раза больше. Я лучше дам тебе пегую. Это хорошая лошадь, сейчас оседлаю ее.
Макс покачал головой.
— Нет, спасибо, мистер Ольсен. Мне нужен пони, на котором я смогу скакать по прерии без седла. Так я смогу двигаться быстрее.
— Хорошо, пусть будет как ты хочешь.
— Могу я сейчас получить деньги?
— Конечно.
Ольсен повернулся, чтобы пройти в комнату, но голос жены остановил его:
— Нет, нет, — она решительно провела Макса в дом. — Сначала ему надо поесть, потом поспать. Он вполне может поехать завтра утром.
— Но они будут уже далеко, — запротестовал Макс.
— Не будут, — ответила миссис Ольсен. — Они тоже остановятся на ночлег, и будут завтра утром не дальше, чем сейчас.
Она закрыла дверь, подвела Макса к столу, усадила на стул и поставила перед ним тарелку супа. Он начал машинально есть.
— Я пойду распрягу мулов, — сказал Ольсен.
Когда он вернулся в дом, Макс спал за столом, уронив голову на руки.
Миссис Ольсен отвела мужа в сторону и прошептала:
— Не позволяй ему одному ехать за этими людьми.
— Я поеду, мадам, — прозвучал за ее спиной голос Макса.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Нет. Это взрослые мужчины, и ты не справишься с ними, ведь ты еще мальчик.
Встретившись с ним взглядом, она впервые увидела в глубине его темно-голубых глаз чувство собственного достоинства.
— Мне почти шестнадцать, мадам. Индейцы племени моей матери в шестнадцать лет уже не мальчики. Это мужчины.
На второй день пути Макс, обнаружив подозрительные приметы, пустил пони шагом и стал тщательно изучать обочину дороги. Через несколько минут он спешился. Здесь стояли четыре лошади, после небольшого отдыха две из них свернули на дорогу к Виргиния-Сити, две других продолжили путь через прерию на восток.
Он снова поскакал по прерии, внимательно отыскивая следы, и наконец обнаружил то, что искал. Одна из лошадей была лошадью его отца — он узнал следы подков на мягкой земле. Эти следы были слабее других, что означало, что лошадь была без седока и ее вели в поводу. Это также означало, что тот, за кем следовал Макс, был главарем, иначе ему не позволили бы забрать лошадь — самое ценное из украденного.
Через несколько миль он обнаружил лошадиные яблоки, спешился, потрогал их ногой и определил, что они не более чем семичасовой давности. Значит, теперь бандит двигался медленнее. Макс вскочил на пони.
Большую часть ночи он двигался по следу, освещаемому яркой луной, и к вечеру следующего дня был уже менее чем в часе езды от своей жертвы. Он посмотрел на небо. Было около семи часов, скоро наступит темнота. Бандит остановится на ночлег, если уже не остановился. Макс спешился и стал дожидаться темноты.
Он вырезал из кустарника рогатину и закрепил на ней круглый камень. Затем опутал камень тонкими полосками кожи и ими же обмотал ручку рогатины. Теперь он держал в руках боевую дубинку, сделанную так, как его научили летом индейцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100