На его кителе сверкали серебряные крылья, а на погонах серебряные дубовые листья. Ему было около сорока. Он был стройный, с усами. Китель украшали две орденские нашивки: французский и американский кресты «За боевые заслуги».
— Он мне рассказал, — коротко ответил я.
На лице подполковника мелькнуло удивление.
— Как поживает Вилли?
Не успел я ответить, как генерал оборвал меня:
— Мы пришли сюда знакомиться с самолетом, а не болтать о пустяках.
Я бросил быстрый взгляд на подполковника, но его лицо уже превратилось в бездушную маску. Я понял, что они с генералом не особо любят друг друга.
— Да, сэр, — быстро ответил подполковник и повернулся к самолету.
— Как вы думаете, Форрестер, на что он похож?
— Вы имеете в виду пропеллеры с изменяющимся углом наклона? — спросил подполковник и добавил, обратившись уже ко мне: — Очень интересно. — Я кивнул. У него было хорошее зрение, если он сумел разглядеть в полумраке такую подробность. Форрестер продолжал: — Безусловно, оригинальная форма крыльев и их расположение. Подъемная сила должна быть примерно в четыре раза больше...
— Я спросил, на что он похож, Форрестер, — раздраженно повторил генерал.
Форрестер повернулся к генералу и бесстрастно сказал:
— Он сильно отличается от машин подобного типа, сэр.
Генерал кивнул.
— Так я и думал. Ужасно. Он похож на сидящую жабу.
С меня было достаточно его болтовни.
— Неужели генерал оценивает самолеты так же, как женщин на конкурсе красоты?
— Конечно, нет, — воскликнул Гэддис. — Но ведь существуют определенные стандарты. Например, новый истребитель Куртисса, который мы осматривали позавчера, выглядит как самолет, а не как бомба с крыльями.
Но по сравнению с истребителем, о котором вы говорите, у этой крошки вдвое больше вооружения, плюс полтонны бомб, дальность полета на семьсот пятьдесят миль больше, скорость — на восемьдесят миль, а потолок — на пять тысяч футов выше.
— Куртисс делает хорошие самолеты, — твердо сказал генерал.
Я посмотрел на него, спорить было бесполезно, все равно что разговаривать с каменной стеной.
— Я не говорю, что у него плохие самолеты, генерал. Он уже много лет делает хорошие самолеты. Я просто сказал, что наш самолет лучше всех.
Генерал повернулся к Моррису.
— Если ваш пилот не возражает, мы хотели бы увидеть самолет в действии.
Явно нервничая, Моррис посмотрел на меня. Видно, генерал не расслышал моего имени. Я кивнул и прошел вглубь ангара.
— Выкатывайте, — крикнул я механикам, которые стояли возле самолета.
Моррис, генерал и его помощники покинули ангар. Когда я вышел наружу, то увидел, что Моррис и помощники окружили генерала, и только Форрестер стоял в отдалении и разговаривал с какой-то молодой женщиной. Я бросил быстрый взгляд на нее: стройная, горящие глаза, чувственный рот.
Направляясь за самолетом на рулежную дорожку, я услышал, как меня кто-то догоняет, и обернулся. Это был Моррис.
— Вам не стоит так разговаривать с генералом.
Я улыбнулся.
— С этим старым ублюдком по-другому разговаривать нельзя. Вокруг него слишком много соглашателей.
— Все верно, но едва ли в таком случае вы продадите ему самолет. Я знаю, что Куртисс продает свои самолеты по сто пятьдесят тысяч, а наш, как минимум, будет стоить двести двадцать пять тысяч.
— Ну и что? Как ни крути, а существует некоторая разница между куриным пометом и куриным салатом. Ты не можешь купить «кадиллак» за ту же цену, что и «форд».
Моррис некоторое время смотрел на меня, потом пожал плечами.
— Что ж, дело ваше, Джонас.
Он пошел назад к генералу, а я смотрел ему вслед. Возможно, он великий инженер-конструктор, но ему не хватает спокойствия, чтобы быть хорошим торговцем. Я повернулся к механику.
— Готово?
— Готово, если готовы вы, мистер Корд.
— Отлично, — сказал я и начал забираться в кабину. В этот момент кто-то тронул меня за ногу.
— Не возражаете, если я полечу с вами? — спросил подполковник.
— Вовсе нет. Забирайтесь.
— Спасибо. Между прочим, я не знаю вашего имени.
— Джонас Корд.
— Роджер Форрестер, — ответил подполковник, протягивая руку.
Конечно же, я должен был догадаться сразу, как только услышал его имя. Роджер Форрестер был одним из асов ВВС, на счету которого было двадцать два сбитых немецких самолета. Когда я был ребенком, он был моим кумиром.
— Много слышал о вас, — сказал я.
— А я о вас немного меньше, — улыбнулся Форрестер.
Мы рассмеялись, и я почувствовал себя лучше. Протянув подполковнику руку, я помог ему забраться на крыло. Заглянув в кабину, он спросил:
— Парашютов нет?
— Никогда не беру с собой парашют. Это символ неуверенности. — Форрестер рассмеялся. — Но если хотите, для вас захвачу один.
— Да черт с ним.
Пролетев тридцать миль над поверхностью океана, я принялся выполнять обычные фигуры пилотажа, а также такие фигуры, на которые был способен только наш самолет. Форрестер даже бровью не повел.
Для демонстрации возможностей машины я направил ее вертикально в небо, на высоте четырнадцать тысяч футов она зависла в небе, как бабочка, трепыхающаяся на кончике иглы. Затем я бросил машину в штопор, и стрелка указателя скорости приблизилась к отметке пятьсот. Когда мы спустились до тысячи четырехсот футов, я отпустил штурвал и похлопал Форрестера по плечу.
Он так резко обернулся, что чуть не свихнул шею. Я засмеялся.
— Машина полностью ваша! — крикнул я.
На высоте восемьсот футов машина начала вращаться, на высоте шестьсот Форрестер вывел ее из штопора.
Я почувствовал, как она задрожала, со стороны крыльев раздался пронзительный вой. Меня вдавило в кресло, я задыхался, перед глазами поплыли круги. Внезапно стало легче, самолет начал подъем.
Форрестер обернулся ко мне.
— Я успокоился только тогда, когда мы вышли из этого пике, — прокричал он, улыбаясь. — А вы были уверены, что крылья не отлетят?
— Да как сказать... но приятно ощущать, что все обошлось.
Он засмеялся и склонился над приборной доской.
— Чудо самолет! Вы были абсолютно правы, когда заявили, что он обязательно полетит.
— Скажите это не мне, а тому старому дураку, который остался на земле.
Легкая тень омрачила лицо Форрестера.
— Попробую, но не уверен, что он мне поверит. Постарайтесь сами убедить его. — Он поднял руки. — Можете возвращаться.
Когда мы подлетали к аэродрому, я увидел Морриса и военных, разглядывавших нас в полевые бинокли. Зайдя на разворот, я тронул Форрестера за плечо. Он обернулся ко мне.
— Спорим на десять долларов, что я собью фуражку с генерала с первого захода?
После некоторого замешательства он улыбнулся.
— Спорим.
Самолет набрал высоту и спикировал на аэродром, пролетев всего в нескольких метрах над взлётной полосой. Я успел заметить изумленные лица наблюдавших за нами военных, когда машина, пролетев над их головами, свечой взмыла ввысь. Оглянувшись, я увидел, как капитан побежал за фуражкой генерала, которую сорвало у него с головы воздушным потоком. Я снова тронул Форрестера за плечо. Он смеялся так, что выступили слезы.
Самолет приземлился очень мягко, как голубь на голубятню. Я отодвинул колпак, и мы выбрались наружу. Я взглянул на Форрестера. На лице его опять появилась бесстрастная маска.
Генерал был уже в фуражке.
— Ну, Форрестер, — строго спросил он, — что скажете?
— Без сомнения, сэр, это лучший истребитель на сегодняшний день, — сказал подполковник ровным спокойным голосом, глядя в глаза своему начальнику. — Думаю, сэр, что надо немедленно приступить к испытаниям, чтобы подтвердить мою точку зрения.
— Думаете? — холодно спросил генерал.
— Уверен, сэр, — без нажима ответил Форрестер.
— Но надо учитывать все факторы, Форрестер. Вы имеете представление, сколько может стоить этот самолет?
— Нет, сэр. В мои обязанности входит только оценка его летно-технических характеристик.
— А мои обязанности гораздо шире, — сказал генерал. — Вы должны помнить, что мы действуем в рамках строгого бюджета.
— Да, сэр.
— Не забывайте об этом. Если я буду потакать лишь желаниям летчиков, то денег едва хватит, чтобы содержать армию в течение месяца.
— Да, сэр, — Форрестер побледнел.
Я взглянул на бравого летчика и задумался, почему он стоят навытяжку перед этим олухом и выслушивает его. В этом не было никакого смысла. Ведь с его именем и заслугами он мог уйти из армии и зарабатывать в двадцать раз больше, работая в какой-нибудь гражданской авиакомпании.
Генерал повернулся к Моррису.
— Ну, мистер Моррис, — его голос звучал почти весело, — с кем мы можем поговорить о цене этого самолета?
— С мистером Кордом, сэр.
— Отлично! — рявкнул генерал. — Пойдемте в офис и позвоним ему.
— В этом нет необходимости, генерал, — быстро сказал я. — Мы можем поговорить прямо здесь.
Генерал уставился на меня, затем его губы растянулись в подобие широкой улыбки.
— Не обижайся, сынок. У меня плохая память на имена.
— Все в порядке, генерал.
— Мы с твоим отцом старые друзья, — сказал он. — Еще с прошлой войны. Я много закупил у него для армии, и если ты не возражаешь, то мне хотелось бы обсудить этот вопрос с ним. Во имя нашей старой дружбы. Не говоря уже о том, что нынешняя сделка может оказаться грандиозной и твой отец предпочтет сам заняться ею.
Я чувствовал, что бледнею, но заставил себя сдержаться. Как долго еще будет надо мной витать тень отца? Мой голос показался мне неестественно спокойным.
— Я тоже так думаю, генерал, но боюсь, что вам все же придется иметь дело со мной. С отцом вы поговорить не сможете.
— Почему? — в голосе генерала появился холодок.
— Мой отец уже десять лет как в могиле, — ответил я и направился к ангару.
2
Я вошел в небольшую комнату в задней части ангара, которая служила Моррису кабинетом, закрыл дверь и достал из стола бутылку виски, которая всегда хранилась там для меня. Плеснул виски в бумажный стаканчик и залпом выпил. Горло обожгло. Я посмотрел на свои руки — они дрожали.
Некоторые люди не умирают, даже если ты похоронил их или кремировал. Память о них всегда мешает вам, как будто они по-прежнему живы.
Я вспомнил слова отца, которые он сказал мне однажды утром в загоне позади дома некоторое время спустя после его женитьбы на Рине. Я пришел в загон посмотреть, как Невада будет объезжать нового жеребца. Было около пяти, и солнце только что встало над пустыней.
Этот черный, норовистый, крепкий и злой жеребец все время сбрасывал Неваду, пытаясь укусить его или стукнуть копытом. В последний раз он чуть не растоптал его. Неваде удалось спастись, перепрыгнув через загородку.
Невада стоял, прислонившись к изгороди, и тяжело дышал, наблюдая за тем, как мексиканцы отлавливали жеребца. Они громко кричали и ругались.
— Он сумасшедший, — сказал Невада.
— И что же ты теперь будешь делать с ним? — спросил я. Нечасто мне приходилось видеть, чтобы Невада упал с лошади три раза подряд.
Мексиканцы наконец поймали жеребца, и теперь вели его обратно.
— Попробую еще раз, — ответил Невада задумчиво. — Если ничего не получится, оставлю его в покое.
Позади нас раздался голос отца:
— Именно этого он и хочет. — Мы обернулись. Отец был одет так, как будто собирался ехать на фабрику. На нем был черный костюм и галстук, узел которого расположен был точно по центру воротничка его белой рубашки. — Почему ты не наденешь ему намордник, чтобы он не укусил тебя?
Невада посмотрел на отца.
— К нему не подойдешь, можно остаться без руки.
— Чепуха, — уверенно сказал отец. Он снял с крючка на загородке аркан и, нагнувшись, пролез между жердями в загон. Я увидел, как он сделал из аркана небольшой недоуздок и направился к жеребцу.
Жеребец рыл копытом землю, его злые глаза наблюдали за отцом. Мексиканцы натянули веревки, накинутые на его шею. Когда отец набросил петлю ему на морду, он отпрыгнул назад и лягнул передними ногами, но отец вовремя отскочил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100