Рина рассмеялась и подтолкнула Жака к ванной.
— Иди полежи в теплой водичке, а то у тебя слишком много впечатлений для одного дня. Кстати, ты принес мне бостонские газеты?
— Они в портфеле.
Жак погрузился в ванну. Теплая вода приятно расслабляла, он чувствовал, как сердце успокаивается и начинает биться в нормальном ритме. Когда он вышел из ванной, Рина была в гостиной. Она сидела за столом, склонившись над газетой. Что-то в ее позе испугало его.
— Рина!
Она повернулась и медленно подняла голову. Он никогда в жизни не видел таких несчастных глаз. Словно у нее отняли последнюю надежду в жизни.
— Жак, у меня не будет ребенка, — отрешенно произнесла Рина.
Слова застряли у него в горле.
— Что?
Из глаз Рины покатились слезы.
— Я должна ехать домой, — прошептала она.
— Почему? — воскликнул Жак.
Она указала на газету. Он подошел к столу и заглянул ей через плечо. Во всю ширину страницы был набран заголовок:
ГАРРИСОН МАРЛОУ ОТДАН ПОД СУД
Представитель пятого поколения бостонских банкиров замешан в преступлении, разорившем банк.
Ниже был помещен портрет Гаррисона Марлоу.
— О, дорогая, — сказал Жак, тронув Рину за плечо. Он с трудом различил ее шепот:
— А я так хотела ребенка.
— У нас еще будет ребенок, когда все закончится и ты вернешься во Францию.
Рина забилась в его объятьях.
— Нет! — закричала она. — Доктор Форне сказал, что у меня больше не будет детей.
13
В кабинете губернатора под потолком вращался большой вентилятор, наполняя комнату августовским теплом и влажностью. Худощавый, нервного вида секретарь указал Рине на кресло перед массивным столом.
Она села и посмотрела на молодого человека, стоявшего рядом с губернатором и складывавшего бумаги, которые тот подписывал. Наконец все было закончено, секретарь взял последнюю бумагу и быстро вышел из кабинета, закрыв за собою дверь.
Рина посмотрела на губернатора, нагнувшегося над столом за сигарой, и поймала на себе взгляд его проницательных темных глаз.
— Не возражаете, если я закурю, мисс Марлоу? — Голос губернатора звучал с легкой хрипотцой.
Она покачала головой. Губернатор улыбнулся, достал маленький ножичек и тщательно обрезал кончик сигары. Чиркнув спичкой, он начал раскуривать ее, и желтое пламя спички становилось то больше, то меньше. Когда он бросил спичку в пепельницу, Рина почувствовала приятный запах гаванской сигары. Губернатор снова улыбнулся.
— Одно из маленьких удовольствий, которое я еще могу себе позволить...
Говорил он тихо, как хороший актер, чей шепот можно слышать на балконе. Он перегнулся через стол и тихо, доверительно произнес:
— Вы знаете, я не прочь дожить до ста двадцати пяти дет, но это в том случае, если брошу курить.
В голосе его прозвучала такая убежденность, что Рина на минуту поверила в его слова.
— Я уверена, что доживете, губернатор.
Он удовлетворенно откинулся в кресле.
— Между нами, меня на самом деле не волнует, как долго я проживу. Просто я хочу, чтобы после смерти у меня не осталось врагов, и я думаю, что единственный путь для этого — пережить их всех.
Они рассмеялись, забыв на время о деле, которое привело ее сюда. В губернаторе была какая-то необыкновенная молодость и энергия, которые никак не вязались с его темными блестящими волосами, обильно тронутыми сединой.
Губернатор посмотрел на Рину, снова ощутив неумолимый бег времени, и отложил в сторону дымящуюся сигару. Ему понравилось то, что он увидел: ни следа глупых современных диет, ни коротких мальчишеских стрижек, волосы у мисс Марлоу были длинные и спускались на плечи.
Внезапно он встретился с ней взглядом и понял, что она знает, что он изучает ее. Губернатор улыбнулся без тени смущения.
— Вы были ребенком, когда я утвердил документы о вашем удочерении.
— Мама и папа часто говорили мне, что это стало возможным лишь благодаря вашей доброте, — ответила Рина.
Ее ответ позволил губернатору чувствовать себя свободнее.
Он медленно опустил голову. Конечно, им было трудно сказать ей правду, но все равно она рано или поздно узнала бы ее.
— Тебе теперь восемнадцать?
— В следующем месяце будет девятнадцать, — быстро ответила Рина.
— Ты выросла с тех пор, когда я последний раз видел тебя. — Лицо его стало серьезным. Он взял сигару и осторожно положил ее в пепельницу. — Я знаю, что привело тебя сюда, и сочувствую твоему отцу, оказавшемуся в трудном положении.
— Вы знаете, какие ему предъявлены обвинения? — спросила Рина.
— Да, я просмотрел все документы.
— И вы считаете, что он виновен?
Губернатор внимательно посмотрел на нее.
— Банковское дело то же самое, что и политика. Тут есть много вещей правильных с точки зрения морали, но незаконных с точки зрения закона. И не важно, какую цель человек преследует, оценивается только конечный результат его поступков.
— Вы имеете в виду, что главное — не попадаться?
Губернатор был доволен, что его поняли, потому что любил быстро соображающих людей, любил свободный обмен мнениями. Как жаль, что политики сторонятся этого.
— Все не так просто. Закон не может быть гибким, он существует, чтобы отражать надежды и желания людей, поэтому законы так часто меняют и исправляют. Мы все надеемся, что в конечном итоге эти две параллельные линии: закон и мораль — сольются.
— У людей такого возраста, как мой отец, нет времени ждать этого «конечного итога». И ни у кого нет времени, даже у вас, хотя вы собираетесь дожить до ста двадцати пяти лет.
— К сожалению, принятие решения — это тяжкое бремя любого руководителя. Твой отец взял на себя всю ответственность, когда распорядился выдать эти ссуды. Он оправдывал свой поступок тем, что без них закрылись бы некоторые предприятия и многие люди остались бы без работы, а другие потеряли бы свои вклады и остались бы без средств к существованию. С точки зрения морали, его решение было абсолютно верным. Но с точки зрения закона, все видится по-другому. У банка есть определенная ответственность перед своими вкладчиками, закон учитывает это, и для выдачи подобных ссуд существуют определенные правила. По закону, твой отец не имел права выдавать ссуды без достаточного обеспечения. Конечно, если бы предприятия не закрылись и ссуды были бы погашены, то его называли бы благодетелем и дальновидным бизнесменом. Но случилось обратное, и сейчас те же люди, которые должны были бы благодарить его, требуют его головы.
— А разве не имеет значения, что он потерял все свое состояние, пытаясь спасти банк? — спросила Рина.
— К сожалению, нет, — покачал головой губернатор.
— И вы ничего не можете сделать для него? — упавшим голосом спросила она.
— Хорошие политики никогда не идут против общественного мнения, а сейчас публике нужна жертва. Если твой отец начнет яростно защищаться, то он проиграет, а ему грозит от десяти до пятнадцати лет. И я на своем посту уже не дождусь его досрочного освобождения. — Губернатор взял из пепельницы сигару и начал крутить ее между пальцев. — Если сможешь, убеди отца полностью признать свою вину, чтобы не доводить дело до жюри присяжных, а я договорюсь с судьей, чтобы ему дали от года до трех, скажем, года полтора, а потом освобожу своей властью.
— А если с вами что-нибудь случится?
— Я собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет, помнишь? Но даже если меня не будет, все равно отца освободят досрочно.
Рина поднялась и протянула губернатору руку.
— Большое спасибо, что приняли меня. И что бы ни случилось, я не сомневаюсь, что вы доживете до ста двадцати пяти лет.
* * *
Через решетчатую перегородку она увидела приближавшегося отца. Взгляд его был безжизненным, волосы совсем поседели, лицо тоже казалось серым, под цвет тюремной одежды.
— Здравствуй, папа, — сказала Рина, когда он уселся напротив нее на стул.
— Здравствуй, Рина, — вымученно улыбнулся он.
— Все в порядке, папа? — тревожно спросила она. — Они...
— Они относятся ко мне хорошо, — быстро ответил он. — Я работаю в библиотеке, провожу инвентаризацию. Утеряно много книг.
Рина посмотрела на отца. Наверное, он просто шутит. Некоторое время они молчали.
— Я получил письмо от Стэна Уайта, — заговорил наконец отец. — Он предложил за дом шестьдесят тысяч.
Стэн Уайт был адвокатом отца.
— Хорошо, — ответила Рина. — Насколько я знаю, за него больше и не получишь. Сейчас продается много таких больших домов.
— Его хотят купить какие-то евреи, поэтому цена достаточно высокая.
— Все равно он слишком велик для нас, и мы не будем жить там после твоего возвращения.
— Но денег от продажи останется не так уж много, думаю, коло десяти тысяч, после того, как мы рассчитаемся с кредиторами и Стэном.
— А нам много и не надо, — сказала Рина. — Вполне хватит до того времени, когда ты снова начнешь работать.
— Кто захочет теперь иметь со мной дело? — упавшим голосом сказал отец. — Я больше не банкир, я преступник.
— Не говори так, — резко возразила Рина. — Все знают, что ты ничего не взял себе.
— А это еще хуже, — скривился отец. — Одно дело сидеть за кражу, а другое — за то, что ты дурак.
— Я не поеду в Европу, а останусь с тобой дома, и все будет хорошо.
— Я не выполнил свой долг по отношению к тебе.
— Вовсе нет, папа.
— Здесь у меня много времени, чтобы поразмыслить обо всем. Я не спал ночами, ломая голову над тем, как тебе теперь жить.
— Не пропаду, папа, поступлю на работу.
— И что ты будешь делать?
— Не знаю, найду что-нибудь.
— Это не так просто, у тебя ведь нет никакой специальности. — Он опустил глаза. — Я даже отнял у тебя шанс удачно выйти замуж.
Рина рассмеялась.
— Я совсем не думаю о замужестве. Молодые мужчины в Бостоне кажутся мальчишками, и я не обращаю на них внимания. Если уж я и выйду замуж, то за взрослого мужчину, как ты.
— Тебе надо отдохнуть, ты выглядишь усталой.
— Когда ты вернешься домой, мы вместе поедем в Европу. Я знаю одно местечко на Ривьере, где мы сможем прожить целый год меньше, чем за две тысячи долларов.
— Это будет не скоро, а тебе нужно отдохнуть сейчас.
— К чему ты клонишь, папа?
— Я написал своему кузену Фостеру. Они с женой Бетти хотят, чтобы ты приехала к ним погостить. Они пишут, что у них очень хорошо, и ты можешь жить там до моего возвращения.
— Но ведь тогда я не смогу навещать тебя, — сказала Рина, схватив руку отца, лежащую на прутьях решетки.
Он крепко сжал ее пальцы.
— Так будет лучше. Мы оба будем меньше страдать от воспоминаний.
— Но папа... — запротестовала было Рина.
Подошел охранник, и отец поднялся.
— Я уже дал указания Стэну Уайту, — сказал он напоследок, — слушайся меня и уезжай отсюда.
Он повернулся и направился к выходу, а Рина смотрела ему вслед. Глаза ее были полны слез. Она снова увидела его спустя несколько месяцев, когда ехала в свадебное путешествие в Европу. В тюрьму с собой она привела мужа.
— Папа, — робко сказала она, — это Джонас Корд.
Перед Гаррисоном Марлоу стоял человек его лет, а может, и старше, но моложавый и энергичный, что выдавало в нем жителя Запада.
— Что мы можем сделать для тебя, папа? — спросила Рина.
— Мы готовы на все, что в наших силах, мистер Марлоу, — добавил Джонас Корд.
— Нет-нет, спасибо.
Марлоу поймал на себе взгляд глубоко посаженных, пронизывающих голубых глаз.
— Мой бизнес расширяется, мистер Марлоу, — сказал Корд. — Я хотел бы, чтобы вы поговорили со мной перед тем, как станете намечать планы на будущее после освобождения. Мне нужен финансист с вашим опытом.
— Вы очень добры, мистер Корд.
Джонас Корд повернулся к Рине:
— Я понимаю, что тебе хочется побыть одной с отцом. Я подожду на улице.
Рина кивнула, и мужчины попрощались. Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг на друга, потом Рина заговорила:
— Что ты о нем думаешь, папа?
— Я в недоумении, ведь он такой же старик, как и я.
Рина улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100