За дверью раздался громкий крик. Продолжая говорить, Робер быстро направился к двери.
Я думал, что вы сами сообщите эту печальную новость, — с этими словами он открыл дверь. За дверью никого не было. Робер быстро вышел, а я последовал за ним. По лестнице, огибающей холл, кто-то в спешке поднимался на второй этаж.
Голос Робера прозвучал тихо, но властно:
— Луиза!
Фигурка застыла. Это была горничная Рины.
— Подойди сюда.
Она нерешительно спустилась вниз. В ее глазах застыл страх.
— Да, мистер Робер? — испуганно пролепетала она.
Я впервые видел, как Робер обращается со слугами. В его движениях была неспешность, но резкий звук пощечины прозвучал, как револьверный выстрел.
— Сколько раз я говорил тебе не подслушивать под дверьми? — в голосе Робера сквозило презрение.
Луиза стояла, обхватив лицо руками, по щекам ее текли слезы.
— Отправляйсяна кухню. Я разберусь с тобой позже.
Не отрывая рук от лица, горничная отправилась в направлении кухни. Робер повернулся ко мне.
— Прошу прощения за нее, мистер Корд, — произнес он глубоким, мягким голосом. — Обычно наши слуги не позволяют себе такого, но с этой довольно трудно справляться.
Я вынул сигарету и не успел поднести ее ко рту, как он зажег спичку и протянул мне. Я глубоко затянулся.
— Все в порядке, Робер. Я не думаю, что она задержится здесь.
Робер погасил спичку, и осторожно доложил ее в пепельницу.
— Да, сэр.
Я задумчиво посмотрел на лестницу. Как ни странно, я колебался.
Сзади раздался голос Робера:
— Миссис Корд у себя в комнате.
Я посмотрел на него. Его лицо представляло собой непроницаемую маску профессионального дворецкого.
— Спасибо, Робер. Я поднимусь и сообщу ей.
— Мистер Корд, — окликнул меня Робер, когда я уже был на лестнице. Я посмотрел на его черное блестящее лицо. — В котором часу прикажете подать обед, сэр?
— Около восьми, — ответил я, подумав.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он и отправился на кухню.
* * *
Я тихонько постучал в дверь Рины. Ответа не последовало, и я, толкнув дверь, вошел в комнату. Ее голос донесся из ванной.
— Луиза, принеси мне полотенце.
Я вошел в ванную комнату и достал с полки над туалетным столиком большое банное полотенце. Как только она отодвинула стеклянную дверь, я шагнул в ванную.
Ее тело, покрытое сверкающими капельками воды, казалось золотисто-белым. Несколько секунд она удивленно разглядывала меня. В такой ситуации большинство женщин пытаются прикрыть свою наготу. Но Рина не сделала этого. Она спокойно протянула руку за полотенцем, завернулась в него и вышла из ванной.
— Где Луиза? — спросила она, усаживаясь за туалетный столик.
— Внизу, — ответил я.
Другим полотенцем она начала вытирать лицо.
— Твоему отцу это не понравится.
— Он никогда не узнает об этом.
— А почему ты думаешь, что я не скажу?
— Не скажешь, — уверенно ответил я.
В этот момент она почувствовала, что здесь что-то не так. Ее лицо в зеркале сразу стало серьезным.
— Джонас, между тобой и отцом что-то произошло?
Она посмотрела на меня. Взгляд ее все еще был удивленным. Рина протянула мне маленькое полотенце.
— Будь паинькой, Джонас, и вытри мне спину. Я не могу дотянуться. — Она улыбнулась в зеркало. — Вот видишь, мне действительно нужна помощь Луизы.
Взяв полотенце, я приблизился к ней. Большое полотенце соскользнуло с ее плеч. Я вытирал капелькиводы с ее безупречной кожи, вдыхая тепло тела и запах духов. Внезапно я прижался губами к ее шее. Она повернулась и удивленно посмотрела на меня.
— Прекрати, Джонас. Сегодня утром отец говорил, что ты сексуальный маньяк, но тебе вовсе не обязательно подтверждать его слова.
Я заглянул ей в глаза. В них не было испуга, она была слишком уверена в себе. Я слегка улыбнулся.
— Возможно, он прав. Но, может быть, он просто забыл, что значит быть молодым.
Я рывком поднял ее с кресла и прижал к себе. Полотенце соскользнуло еще ниже и теперь едва держалось, прижатое нашими телами. Впившись в ее губы, я дотронулся до ее груди. Грудь была тяжелая и упругая, и я почувствовал, как бешено колотится ее сердце.
Возможно, я ошибался, нов какой-то момент мне показалось, что она страстно прижалась ко мне. Внезапно Рина с возмущением оттолкнула меня. Теперь полотенце уже валялось на полу.
— Ты что, рехнулся? — спросила она, тяжело дыша. — Ты ведь знаешь, что в любую минуту он может войти сюда.
Несколько секунд я стоял совершенно неподвижно, а затем медленно перевел дух.
— Он больше никогда не войдет сюда.
Кровь начала медленно отливать от ее лица.
— Что ты имеешь в виду? — заикаясь, спросила она.
Наши глаза встретились. Впервые мне удалось заглянуть в них. Там был страх, страх перед неизвестным будущим.
— Миссис Корд, — медленно произнес я, — ваш муж умер.
Ее зрачки расширились, и она тихо опустилась в кресло.
Инстинктивно подняла полотенце и снова закуталась в него.
— Я не могу поверить в это, — вымученно пролепетала она.
— Во что ты не можешь поверить, Рина? — резко спросил я. — В то, что он мертв, или в то, что ты совершила ошибку, выйдя замуж за него, а не за меня?
Я не был уверен, слышит ли она мои слова. Глаза ее были сухими, но в них отражалась печаль и сострадание. Никогда не думал, что она способна на это.
— Он мучался? — спросила Рина.
— Нет, — ответил я. — Все произошло очень быстро. Мгновенный удар. Он был громадный, как сама жизнь, и рычал, как лев. И вдруг через минуту его не стало.
Она все еще смотрела на меня.
— Я рада за него, — мягко проговорила Рина. — Мне бы не хотелось, чтобы он страдал.
Она медленно поднялась с кресла. Непроницаемая вуаль вновь окутала ее взгляд.
— Я думаю, тебе лучше уйти сейчас.
Это снова была знакомая Рина, та, которую мне хотелось понять. Сдержанная, недосягаемая, расчетливая.
— Нет, — ответил я, — я еще не закончил.
— Что тут еще надо заканчивать?
Я схватил ее за руки и притянул к себе.
— Мы еще не закончили. Ты и я. Однажды ночью я привез тебя домой, потому что хотел тебя. Но ты предпочла моего отца, так как для тебя это был более быстрый вариант. Мне кажется, я ждал достаточно долго.
Она смотрела на меня уже без страха. Именно подобное поведение она выбрала для защиты.
— Ты не посмеешь.
Вместо ответа я сорвал с нее полотенце. Она попыталась выскочить из комнаты, но я поймал ее за руку и вновь притянул к себе. Другой рукой схватил за волосы и потянул их вниз. Голова ее запрокинулась, а лицо оказалось как раз напротив моего.
— Нет?
— Я закричу, — тяжело прохрипела она, — прибегут слуги.
— Не прибегут, — ухмыльнулся я. — Они подумают, что это крик горя. Робер отослал их в кухню, никто не придет, пока я не позову.
— Подожди, — умоляюще прошептала Рина. — Пожалуйста, подожди. Ради отца.
— Почему я должен ждать? Он-то ведь не ждал.
Я подхватил ее на руки и понес в спальню. Ее руки царапали мне лицо и колотили по груди.
Я бросил ее на кровать, накрытую белым сатиновым покрывалом. Она попыталась перекатиться на другой край кровати, но я схватил ее за плечи и вернул назад. Колотя меня по рукам, Рина пыталась вырваться. Я протиснул колени между ее ног и зло треснул ее по лицу. Удар отбросил голову Рины на подушку, на лице выступили белые полосы от моих пальцев.
На секунду она закрыла глаза, а когда вновь открыла, они затуманились и в них появилось какое-то дикое выражение, которого я никогда не видел. Ее губы прижались к моим, и я почувствовал, как ее тело заерзало подо мной.
— Возьми меня, Джонас, — жарко шептала она. — Сейчас. Я не могу больше ждать. Я так долго ждала этого.
Ее нетерпеливые руки, гладя мое тело, опускались все ниже, и наконец коснулись члена. Рина уткнулась лицом в подушку, движения ее становились все более нетерпеливыми. Я с трудом различал ее горячий шепот:
— Быстрее, Джонас. Быстрее.
Я стал подниматься, но у нее не было сил ждать, пока я разденусь. Она потянула меня вниз и приняла в себя. Мне показалось, что я лежу на кровати с горящими углями. Рина крепко прижала мою голову к себе.
— Сделай мне ребенка, Джонас, — шептала она мне в ухо. — Сделай мне ребенка, как тем трем девчонкам в Лос-Анджелесе. Пусти в меня свою жизнь.
Я заглянул ей в лицо. Ее глаза были ясными и светились каким-то торжеством. Они не отражали страсти, кипящей в теле, извивающимся подо мной. Руками и ногами она крепко обхватила меня. Улыбаясь, она смотрела на меня и шептала:
— Сделай мне ребенка, Джонас. Ведь твой отец никогда бы не сделал этого. Он боялся, что кто-то сможет отнять у тебя этот шанс.
— Что-что?
Я попытался подняться, но не было сил уйти из ее объятий.
— Да, Джонас.
Она улыбалась, и ее тело, казалось, полностью поглотило меня.
— Твой отец даже никогда и не пытался. Поэтому он и заставил меня перед свадьбой подписать этот контракт. Он все делал для своего любимого сына.
Я снова попытался подняться, но ее ноги выделывали какие-то фантастические пируэты, обвивая меня. Она торжествующе рассмеялась.
— Но ведь ты сделал мне ребенка? Правда, Джонас? Об этом будем знать только мы с тобой. Твой ребенок разделит твою судьбу, даже если весь мир будет считать, что это ребенок твоего отца.
Ее тело напряглось подо мной, выжимая из меня последние силы. Обессиленный, я рухнул на кровать рядом с ней.
Возбуждение прошло, и я открыл глаза. Она лежала, уткнувшись в подушку, и плакала. Тихонько встав, я вышел из комнаты.
Всю дорогу до своей комнаты я размышлял над тем, что отец любил меня, действительно любил. Даже если я не замечал этого — он любил меня. Он любил меня, но никогда не показывал этого.
Когда я входил в свою комнату, по моим щекам текли слезы.
7
Мне было десять лет и я галопом скакал через дюны на пегом индийском пони. Казалось, что я в панике убегал от кого-то, но не знал от кого. Я оглянулся.
Отец следовал за мной на большой чалой лошади. Его куртка была расстегнута и развевалась на ветру. Мне была видна тяжелая цепочка от часов, болтавшаяся на его груди. Ветер доносил его жуткий голос:
— Вернись, Джонас. Вернись, черт тебя подери!
Я отвернулся и поскакал еще быстрее. Мой стек немилосердно хлестал по бокам пони, и в местах ударов оставались тонкие красные полосы. Постепенно я стал отрываться от погони.
Внезапно, словно появившись из воздуха, рядом со мной оказался Невада, скачущий на своей большой черной лошади. Он спокойно посмотрел на меня и тихо сказал:
— Вернись, Джонас, ведь тебя зовет отец. Что же ты за сын?
Не отвечая, я продолжал гнать пони. Затем снова оглянулся.
Отец остановил лошадь. Лицо его было очень печальным. Между нами было приличное расстояние, и я только смог услышать:
— Присматривай за ним, Невада. Присматривай, потому что у меня нет времени.
Он развернул лошадь и помчался назад.
Я остановил пони и посмотрел ему вслед. Его силуэт становился все меньше и меньше, и когда он совсем скрылся вдали, на глаза у меня внезапно навернулись слезы. Мне захотелось крикнуть ему вслед:
— Не уходи, отец.
Но слова застряли в горле.
* * *
Я сидел на кровати весь в поту. Потряс головой, чтобы прогнать остатки сна. Сквозь открытое окно доносилось ржание лошадей, выходящих из загона во двор.
Я подошел к окну и выглянул. Было пять часов, и солнце отбрасывало длинные утренние тени. Внизу в загоне, прислонившись к изгороди, стояли несколько слуг, наблюдавших, как наездник объезжал норовистого жеребца. Я прищурился, глядя на солнце.
Спустя некоторое время я быстро отошел от окна. Именно такое лекарство мне и требовалось, чтобы освободиться от ощущения пустоты и привкуса горечи. Натянув джинсы и старую голубую рубашку, я вышел из комнаты.
Пройдя по коридору, я встретил у задней лестницы Робера. Он держал в руках поднос со стаканом апельсинового сока и дымящимся кофейником. В его взгляде не было удивления.
— Доброе утро, мистер Джонас.
— Доброе утро, Робер, — ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100