И в этот момент поднялся Пирс.
— Господин президент, — сказал он, — у меня есть еще несколько кандидатур на должности директоров компании.
— Вы не имеете права!.. — воскликнул Норман.
— В соответствии с уставом компании, — начал Пирс, — любой держатель акций имеет право предложить столько кандидатур, сколько имеется директоров.
Норман повернулся к вице-президенту по правовым вопросам.
— Что скажете? — Адвокат нервно кивнул. — Ты уволен, чертов ублюдок, — прошептал Норман и повернулся к Пирсу. — Это незаконно, это просто уловка, чтобы помешать работе компании.
Тогда поднялся сидевший рядом с Пирсом мужчина:
— Предложение мистера Пирса абсолютно обоснованное, — сказал он. — Я лично могу подтвердить его законное право выйти с подобным предложением.
В этот момент Норман вспомнил его имя — то был Макаллистер, адвокат Джонаса Корда. Все встало на свои места.
— Надеюсь, вы можете доказать, что являетесь держателем акций? — спокойно сказал Норман.
— Конечно, — улыбнулся Макаллистер.
— Тогда представьте доказательства. Я имею право требовать этого.
— Безусловно, имеете, — ответил Макаллистер и, подойдя к Норману, протянул ему сертификат на владение акциями.
Берни взглянул на него. Это был сертификат на право владения десятью акциями, оформленный на имя Дэна Пирса.
— Это все, что у вас есть? — невинным голосом поинтересовался Норман.
Макаллистер снова улыбнулся.
— Это все, что требуется для доказательства, — ответил он, пресекая попытку Нормана выяснить, каким количеством акций они владеют на самом деле. — Можем мы вносить свои предложения?
Норман кивнул, и Пирс предложил шесть кандидатур на девять директорских мест. Вполне достаточно, чтобы полностью контролировать деятельность компании. Кроме Пирса и Макаллистера, Норман из предложенных кандидатур не знал никого.
Перед началом голосования Макаллистер предъявил собранию документы на сорок один процент голосов — двадцать шесть на имя Джонаса Корда и пятнадцать на различные брокерские конторы. Все шесть кандидатур, предложенных Пирсом, прошли.
Норман взглянул на своих служащих и, не говоря ни слова, вывел из совета шестерых из них. Таким образом, в правлении из «стариков» остался только он, Дэвид и казначей. Собрание закончилось, и Норман объявил, что заседание совета директоров состоится после обеда, после чего молча вышел из зала. Его обычно красное лицо было белым. В дверях его остановил Пирс.
— Берни, мне хотелось бы поговорить с тобой до собрания директоров.
— Я не разговариваю с изменниками, — холодно сказал Норман. — Иди говори с Гитлером. — С этими словами он вышел из зала.
Дэн Пирс повернулся к Дэвиду.
— Попробуй образумить его. Корд уполномочил меня предложить три миллиона за его акции. Это вдвое больше того, что они стоят. Корд сказал, что если он откажется, то компания превратится в несостоятельного должника и ее акции будут пригодны только для обклеивания стен.
— Посмотрю, что можно сделать, — пообещал Дэвид, поспешив вслед за дядей.
* * *
Вот и теперь дядюшка снова кричал, расхаживая по комнате и грозя борьбой голосов. Он покажет этому сумасшедшему Корду, что Берни Норман отнюдь не дурак, а Корд не сможет руководить компанией, потому что для этого надо что-то иметь в голове.
— Подождите минутку. — Дэвид разозлился. Он уже достаточно наслушался всякой чепухи. Пора уже старику вникнуть в реальное положение вещей. — О какой борьбе голосов вы говорите? И вообще, как вы собираетесь бороться? Бумажками вместо денег? Да и кто, вы полагаете, встанет на вашу сторону? В течение четырех лет компания постоянно несет убытки, самый хороший фильм, который был выпущен за это время, — это «Предатель». Но это не наш фильм, это фильм Корда. А самая популярная на сегодняшний день картина — «Дьяволы в небе». И это тоже картина Корда. И вы думаете, что кто-то поддержит вас и пойдет против Корда?
— Подумать только, и это говорит моя плоть и кровь, — сказал Норман, посмотрев на племянника.
— Бросьте, дядя Берни, родство тут не при чем. Я просто реально смотрю на вещи.
— Реально? — закричал Норман. — Ну что ж, давай посмотрим реально! Кто купил «Веснушки» — картину, которая каких только премий не получила? Кто? Я.
— Да мы же потеряли на этом миллион!
— А разве я виноват? Разве я не предупреждал их? Так нет, им захотелось славы, вот они ее и получили.
— Хватит об этом, дядя Берни. Поезд ушел. Больше это никого не волнует.
— Меня волнует, — возразил Норман. — Это мою кровь пьют, я жертва, которую приносят дьяволу. Но я еще не труп.
Когда я скажу им о картине, которую снимаю с Риной Марлоу в главной роли, то получу необходимые мне голоса.
Дэвид некоторое время смотрел на дядю, потом подошел к телефону.
— Междугородний заказ, пожалуйста, клиника Колтона, Санта-Моника, Калифорния, палата триста девять. — Берни Норман смотрел в окно. — Элен? Это Дэвид. Ну как Рина?
— Плохо, — ответила Элен таким тихим голосом, что он с трудом расслышал ее.
— Что говорит доктор? — В трубке раздалось всхлипывание. — Держись, — сказал он. — Сейчас надо держаться.
— Он сказал, что она умирает, и это чудо, что она еще тянет. Он не знает, почему она до сих пор жива.
Раздался щелчок, и в трубке наступило молчание. Дэвид повернулся к дяде.
— Рина уже больше не снимется ни в одной картине, ни в вашей, ни в чьей-либо другой. Она умирает.
Дядя уставился на него, лицо его побелело. Он рухнул в кресло.
— Боже! А что же будет с компанией? Она была наш последний шанс, без нее нам конец. — Он вытер лицо носовым платком. — Теперь мы не нужны даже Корду.
— Что вы имеете в виду?
— Дурень! — взорвался Норман. — Неужели еще не понял? Может быть, для наглядности нарисовать тебе диаграмму?
— А что я должен был понять?
— Корду плевать на нашу компанию. Ему нужна Рина.
— Рина?
— Конечно. Рина Марлоу. Помнишь мою встречу с ним в отеле «Уолдорф»? Помнишь, я рассказывал тебе, о чем он говорил? Он не назвал мне имя актрисы, потому что я де — утащил у него из-под носа Рину.
Внезапно Дэвиду все стало ясно. Как он раньше не понял? И тот телефонный звонок Корда в день самоубийства Данбара... Он с уважением посмотрел на дядю.
— Что будем делать?
— Делать? Делать? Мы будем держать язык за зубами и пойдем на собрание. Сердце мое будет разбито, но если он предлагает за мои акции три миллиона, то не остановится и перед пятью.
* * *
На этот раз, когда Рина открыла глаза, сон не ушел. Он казался более реальным, чем когда-либо. Несколько минут она лежала неподвижно, разглядывая пластиковую накидку, закрывавшую ее голову и грудь. Потом медленно повернула голову.
Элен из кресла смотрела на нее. Рине захотелось сказать ей, чтобы она не волновалась, что такое уже много раз случалось с ней раньше во сне.
— Элен, — прошептала она. — Элен встала, Рина улыбнулась ей. — Это действительно я, Элен, — прошептала Рина, — и я в своем уме.
— Рина!
Она почувствовала, как рука Элен сжала под простыней ее руку.
— Не плачь, Элен. — Рина повернула голову и попыталась разглядеть календарь на стене, но он был слишком далеко.
— Какой сегодня день?
— Пятница.
— Тринадцатое? — Рина попыталась улыбнуться. Она увидела, как Элен тоже улыбнулась сквозь слезы. — Позвони Джонасу, — тихо сказала Рина. — Я хочу его видеть. — Она закрыла глаза и через некоторое время вновь открыла их.
— Ты сказала ему?
Элен покачала головой.
— В офисе ответили, что он в Нью-Йорке и что они не знают, как связаться с ним.
— Разыщи его, где бы он ни был. — Рина улыбнулась. — Ты больше не обманешь меня. Я слишком много раз играла эту сцену. Позвони ему. Я не хочу умирать, пока не увижу его. — На ее лице промелькнула легкая ироническая улыбка. — В любом случае, здесь никто не умирает на уикенд. Воскресные газеты уже сверстаны.

Книга пятая
Джонас — 1935
1
Я до отказа потянул штурвал на себя, слегка повернув его влево. Словно стрела, выпущенная из лука, КЭ-4 взмыл в небо, сделав полупетлю. Я почувствовал, как сила тяжести вдавила меня в кресло и кровь запульсировала в жилах. В верхней точке петли я выровнял машину и взглянул на приборную доску. Мы пролетели уже триста километров и сейчас были над Атлантическим океаном, над Лонг-Айлендом.
Наклонившись, я тронул за плечо военного летчика, сидящего впереди.
— Ну как, подполковник? — прокричал я сквозь шум двух двигателей и свист ветра за плексигласовым колпаком кабины.
Не поворачиваясь, он кивнул. Я знал, чем он занят — проверял работу приборов, расположенных перед ним. Подполковник Форрестер был настоящим летчиком, не то что старый генерал, который остался на аэродроме Рузвельта, предоставленном нам военными для испытания машины.
Генерал летал в своем кресле в Вашингтоне, занимаясь покупкой и поставкой вооружения для армии. Он вряд ли когда близко подходил к самолету, но за ним было последнее слово. Мы обрадовались, увидев в его штабе офицера ВВС. Я заметил его, когда генерал в сопровождении Морриса и двух помощников вошел в ангар. Помощники — полковник и капитан — не принадлежали к ВВС.
Генерал остановился в дверях ангара, разглядывая КЭ-4. Я заметил на его лице выражение неодобрения.
— Ужасно, — сказал он, — настоящая жаба.
Его слова отчетливо прозвучали в ангаре и достигли пилотской кабины, где я заканчивал последние приготовления к полету. Я босиком выбрался на крыло и спрыгнул вниз. Взглянув на генерала, я усомнился в том, что он разбирается в аэродинамике и конструировании. Его голова была такая же квадратная, как и стол, за которым он привык сидеть.
— Мистер Корд, — раздался позади меня шепот. Я обернулся. Передо мной стоял механик с неизменной улыбкой на лице. Он тоже слышал замечание генерала.
— Что тебе нужно?
— Машина готова к выезду, — быстро сказал он, — и не хотелось бы, чтобы она раздавила ваши ботинки.
Я поблагодарил его и, вернувшись к самолету, обулся. Когда генерал с Моррисом подошли к самолету, я уже успокоился.
В руках Морриса были чертежи, которые он держал так, чтобы генералу было удобно смотреть на них.
— «Корд Эркрафт-четыре» — это революционное направление в разработках двухместного истребителя-бомбардировщика. Дальность полета свыше двух тысяч миль. Крейсерская скорость двести сорок, а максимальная триста шестьдесят. На нем может быть установлено десять пулеметов, две пушки и около пятисот килограммов бомб под крыльями и в специальном отсеке фюзеляжа.
Я оглянулся на самолет, о котором говорил Моррис. Черт возьми, это действительно было новое слово в конструировании самолетов. КЭ-4 был похож на большую черную пантеру, присевшую для прыжка, с длинным носом, вытянутым впереди стреловидных крыльев, и плексигласовым колпаком над кабиной, сверкавшим в полумраке, словно глаза огромной кошки.
— Очень интересно, — услышал я голос генерала, — но у меня есть один вопрос.
— Что за вопрос, сэр? — спросил Моррис.
Генерал оглянулся на своих помощников. По их улыбкам я понял, что сейчас старый шут отпустит одну из своих любимых острот.
— Нам, военным, каждый год предлагают по три сотни так называемых «революционных» самолетов. Но будет ли он летать?
Я больше не мог молчать. Миллион долларов, которые я вложил в эту машину, давали мне право, наконец, открыть рот.
— Он будет летать лучше всех ваших самолетов, генерал, — сказал я. — И лучше любого самолета в мире, включая новые истребители Вилли Мессершмитта.
Генерал удивленно повернулся ко мне, окинул взглядом мой замусоленный белый комбинезон.
Моррис поспешил представить нас друг другу.
— Генерал Гэддис, Джонас Корд.
Не успел генерал заговорить, как позади него от дверей ангара раздался голос:
— Откуда вы знаете, над чем работает сейчас Мессершмитт?
Я взглянул на говорившего: может быть, это был третий помощник генерала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100