Тем временем миссис Хамбрехт продолжила:
– Возможно, все это связано между собой... трагедия в аэропорту Кеннеди, годовщина бомбардировки и то, что случилось с Уэйклиффами.
Я глубоко вздохнул и ответил:
– Я в этом не уверен... но скажите, не случилось ли несчастье с кем-нибудь еще из тех, кто принимал участие в этой операции?
– В ней принимали участие десятки человек, и я не могу говорить обо всех.
– А с теми, кто служил в подразделении вашего мужа?
– Вы хотите сказать, в его эскадрилье? В нее, по-моему, входило пятнадцать или шестнадцать самолетов.
– Вы ничего не знаете о судьбе этих людей?
– Я знаю только, что Стивен Кокс погиб во время войны в Персидском заливе, об остальных мне ничего не известно. Однополчане мужа, принимавшие участие в той операции, поддерживают связь между собой, но о других пилотах эскадрильи я ничего не слышала.
Я попытался вспомнить авиационную терминологию – отряд, звено, авиационное крыло, эскадрилья, – но все эти названия мне мало о чем говорили. Поэтому я спросил:
– Простите мое невежество, но сколько самолетов и человек в звене и в эскадрилье?
– Количество меняется в зависимости от выполняемой задачи. Но обычно в звене четыре или пять самолетов, а в эскадрилье от двенадцати до восемнадцати.
– Понятно. А сколько самолетов было в звене вашего мужа пятнадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года?
– Четыре.
– Значит... восемь человек, верно?
– Верно.
В наш разговор вмешалась Кейт.
– Миссис Хамбрехт, это снова Кейт Мэйфилд. Будьте с нами откровенны, это поможет нам быстрее раскрыть это дело.
– По-моему, я уже достаточно рассказала вам.
Однако мы с Кейт так не считали, и Кейт продолжила допытываться:
– Мадам, мы пытаемся раскрыть убийство вашего мужа. Понимаю, как жена военного, вы умеете хранить секреты. Но мы тоже умеем их хранить. Уверяю вас, можете говорить спокойно. Или, может, вы хотите, чтобы мы приехали в Энн-Арбор и поговорили лично?
После небольшой паузы Роза Хамбрехт ответила:
– В этом нет необходимости.
Мы молчали, ожидая дальнейших откровений, и наконец миссис Хамбрехт решилась:
– Ну хорошо... В звене моего мужа было четыре штурмовика «F-111», в их задачу входила бомбардировка военного городка в окрестностях Триполи. Городок назывался Эль-Азизия. Вы можете вспомнить из тогдашних сообщений, что один из самолетов сбросил бомбу на дом Муамара Каддафи. Дом как раз находился в Эль-Азизии. Каддафи уцелел, но погибла его приемная дочь, а жена и двое сыновей получили увечья. Я рассказываю вам только то, о чем сообщалось в средствах массовой информации. А выводы уже делайте сами.
Я взглянул на Кейт, которая снова забарабанила пальчиками по клавиатуре компьютера, вглядываясь в экран монитора.
– Но вы, мадам, наверное, сделали и собственные выводы? – спросил я.
– Когда убили моего мужа, я подумала, что его убийство может иметь какое-то отношение к операции в Ливии, но представители ВВС твердо заверили меня, что имена всех участников этой операции были строго засекречены. Я поверила, но, возможно, кто-то из пилотов мог проболтаться... или... я не знаю. Я выбросила из головы эти подозрения, но когда вчера узнала о гибели Уэйклиффа... Конечно, это может быть совпадением...
Да, это могло быть совпадением, но не было.
– Значит, из восьми человек, которые бомбили... как называлось это место?
– Эль-Азизия. Один погиб во время войны в Персидском заливе. Моего мужа убили, как и Терри Уэйклиффа.
Я бросил взгляд на Кейт, которая уже распечатывала информацию.
– А кто были остальные пятеро, принимавшие участие в бомбардировке Эль-Азизии?
– Я не могу сказать и не скажу вам этого.
Чувствовалось, что миссис Хамбрехт непоколебима в этом своем решении, поэтому не имело смысла настаивать.
– Но вы можете хотя бы сказать мне... эти пятеро живы?
– Они звонили пятнадцатого апреля. Не все, но Терри сказал мне, что разговаривал со всеми, передал соболезнования, у них все нормально... правда, один из них очень серьезно болен.
В разговор снова вступила Кейт.
– Миссис Хамбрехт, вы можете дать мне номер телефона родных Уэйклиффа?
– Позвоните в Пентагон и узнайте в офисе Терри, – посоветовала миссис Хамбрехт.
– Но я бы хотела поговорить непосредственно с родными.
– Сделайте запрос в Пентагон.
Чувствовалось, что миссис Хамбрехт, наверное, уже сожалеет о том, что разоткровенничалась с нами. Военные – это особая каста, и наверняка представители ВВС просили ее никому ничего не рассказывать. Понимая, что из нее больше ничего не выжмешь, я сказал:
– Спасибо за сотрудничество, мадам. Позвольте заверить вас: мы делаем все возможное, чтобы убийца вашего мужа попал в руки правосудия.
– Меня уже заверяли в этом. Прошло уже почти три месяца...
– Мадам, я думаю, мы близки к завершению расследования. – Я снова посмотрел на Кейт и увидел, что она улыбается.
Миссис Хамбрехт глубоко вздохнула.
– Молю Бога, чтобы вы оказались правы... мне так не хватает его...
– До свидания, мадам. Я буду держать вас в курсе.
– Спасибо.
Я положил трубку. Некоторое время мы с Кейт хранили молчание, затем она промолвила:
– Бедная женщина.
Я глубоко вздохнул и с удовлетворением изрек:
– Так, похоже, теперь мы знаем, что за информация была уничтожена по приказу Министерства обороны. И эта информация не имеет никакого отношения к ядерному оружию, как кто-то пытался убедить нашего глубокоуважаемого босса.
– Ты проделал отличную работу, – похвалила меня Кейт.
– Ты тоже. А что ты нашла в компьютере?
Кейт протянула мне распечатки. Я пролистал их, в основном это были статьи из «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», в которых сообщалось о результатах авианалета на Ливию 15 апреля 1986 года.
– Вот теперь кое-что начинает проясняться, не так ли?
Кейт кивнула:
– Да, но, оказывается, мы с тобой не такие уж умные, как сами считали.
– И тем не менее никто не оказался умнее. Решения всегда кажутся простыми, когда найдешь их. И потом, ливийцы не единственные, кто пытается сбить нас с толку.
Кейт никак не отреагировала на мое смелое заявление – наверное, сейчас она думала совсем о другом.
– Значит, пятеро оставшихся в живых подвергаются сейчас серьезной опасности, – сказала она.
– Сегодня уже вторник. Сомневаюсь, что эти пятеро еще живы.
Глава 43
Асад Халил очнулся от короткого сна и посмотрел в иллюминатор. На земле в основном царила темнота, но он заметил несколько групп огней и почувствовал, что самолет начал снижаться.
Халил посмотрел на часы, они показывали шестнадцать минут четвертого по нью-йоркскому времени. Если самолет летит по графику, то через двадцать минут они должны были приземлиться в Денвере. Однако Халил направлялся не в Денвер. Он снял трубку радиотелефона, набрал код кредитной карточки, а затем по памяти номер телефона.
После трех звонков раздался женский голос – он звучал так, как будто женщина только что проснулась, что неудивительно в столь ранний час.
– Алло?.. Алло? Алло?
Халил положил трубку. Если миссис Каллум, жена полковника Роберта Каллума, спит в своей постели дома в Колорадо-Спрингс, значит, можно предположить, что там его не ждет полицейская засада. И Борис, и Малик заверяли его, что если полиция устроит ему засаду, то она непременно перевезет предполагаемых жертв в безопасное место.
Халил снял трубку телефона внутренней связи и нажал кнопку. В наушниках раздался голос второго пилота:
– Слушаю, сэр?
– Я только что позвонил по телефону, мои планы меняются. Мне нужно приземлиться в аэропорту Колорадо-Спрингс.
– Нет проблем, мистер Перлеман. Это всего в семидесяти пяти милях к югу от Денвера. Дополнительно около десяти минут полета.
Халил это знал, и Борис уверял его, что изменение планов во время полета не является проблемой: «Все дело в деньгах, заплати хорошо, и они будут просто летать кругами, если пожелаешь».
– Вероятно, вы хотите приземлиться в главном городском аэропорту, – предположил второй пилот.
– Да.
– Я сообщу по радио об изменениях в полетном плане. Нет проблем, сэр.
– Спасибо. – Халил вернул трубку на рычаг.
Он поднялся с кресла, взял свой черный чемодан и прошел в туалет. Здесь он облегчился, побрился и почистил зубы, помня наставления Бориса и пристрастие американцев к гигиене.
Затем внимательно оглядел себя в зеркало и обнаружил еще один осколок кости, на этот раз в волосах. Снова тщательно вымыл лицо и руки, попытался соскрести пятна с галстука и рубашки, но, похоже, останки мистера Сатеруэйта непременно хотели сопровождать его в этом полете. Халил рассмеялся, затем отыскал в чемодане новый галстук и сменил запачканный.
Из чемодана Халил также достал оба «глока». Извлек обоймы и сменил их на полные, которые забрал у Хандри и Гормана. Дослав патрон в патронник каждого пистолета, Халил убрал их в чемодан.
Вернувшись в салон, он поставил чемодан в проходе возле своего кресла, а сам подошел к стойке бара, где заметил видеомагнитофон и проигрыватель компакт-дисков. Вряд ли здесь могла оказаться подходящая для него музыка, а алкоголь он не употреблял. В небольшом холодильнике Халил отыскал банку апельсинового сока и внимательно рассмотрел еду на пластмассовом подносе. Затем взял с подноса рогалик и вспомнил, как его инструктировал Борис: «Рогалик – еврейское изобретение, но все американцы едят их. В тот момент твоего путешествия, когда ты превратишься в еврея, тебе обязательно следует знать, что такое рогалик. Он может быть разрезан, чтобы положить между половинками сыр или намазать маслом. Рогалики кошерные, при их выпечке не используется свиной жир, что вполне соответствует и твоим религиозным канонам. – Затем Борис добавил оскорбительную фразу: – Но должен сказать тебе, что свиньи чище некоторых твоих соотечественников, которых я видел на базаре».
Халил сожалел только о том, что Малик не позволил ему лично убить этого русского. Свой запрет Малик объяснил так: «Русский нужен нам для контроля за ходом операции. Но ты в любом случае не застанешь его в живых, мы убьем его сразу, как только узнаем, что ты благополучно покинул Америку. И не будем больше говорить об этом».
У Халила мелькнула мысль, что, возможно, Борису хотят сохранить жизнь, поскольку он очень ценный консультант. Однако Малик заверил, что русский слишком много знает, поэтому должен навсегда замолчать. И все же жаль, что его, Асада Халила, который наслушался столько оскорблений от этого неверного, лишили удовольствия перерезать Борису глотку.
Вернувшись в кресло, Халил съел рогалик, который по вкусу отдаленно напоминал пресный лаваш, и запил апельсиновым соком с привкусом металла от банки. Даже редкие случаи употребления американской пищи убеждали Халила в том, что либо у американцев вообще нет вкуса к еде, либо они терпимы к невкусной пище.
Халил почувствовал, что самолет снижается гораздо быстрее. Он посмотрел в иллюминатор и увидел в отдалении море огней – наверное, это был город Денвер. Самолет совершил несколько маневров, затем из динамика раздался голос второго пилота:
– Мистер Перлеман, мы начинаем заход на посадку в аэропорт Колорадо-Спрингс. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и приготовьтесь к посадке. Мы приземлимся через пять минут. Небо безоблачное, температура шесть градусов Цельсия.
Халил застегнул ремень и услышал щелчок вышедшего шасси. Через несколько минут самолет оказался над посадочной полосой, а еще через несколько секунд колеса шасси коснулись бетона.
– Добро пожаловать в Колорадо-Спрингс, – прозвучал из динамика голос второго пилота.
Халил почувствовал необъяснимое желание крикнуть второму пилоту, чтобы он заткнулся. Сейчас ему захотелось очутиться не в Колорадо-Спрингс, а в Триполи. И не надо приглашать его в эту страну безбожников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105