Что касается остальных...
Бывший офицер афганской армии собрал карты и радиокоды. Он был знаком со всеми правилами, которые так тщательно преподавались русскими их афганским «братьям».
В десяти километрах отсюда, прямо на север, на шоссе, ведущем в Шейхабад, размещался батальонный лагерь. Бывший майор связался с ним по радио, сообщил, что «Подсолнух» отразил нападение душманов, понеся лишь небольшие потери, и движется в направлении лагеря. Командир батальона дал разрешение.
Моджахеды погрузили несколько окровавленных трупов на бронетранспортеры. Хорошо подготовленные бывшие военнослужащие афганской армии заняли места у крупнокалиберных пулеметов на БТР-60, и колонна, соблюдая предписанный строй, двинулась по усыпанному гравием шоссе. Лагерь батальона находился на противоположном берегу реки. Через двадцать минут моджахеды увидели его. Мост был давно уничтожен, но русские саперы насыпали в реку достаточное количество гравия, чтобы образовался брод. У сторожевого поста на восточном берегу реки колонна остановилась. Майор знал пароль, и им было разрешено начать переправу. Один за другим грузовики и бронетранспортеры перебирались на другой берег. Река замерзла, и приходилось следовать по линии вешек, чтобы не провалиться в глубокие омуты под растрескавшимся льдом. Еще пятьсот метров.
Лагерь размещался на небольшом холме. Его окружали блиндажи из бревен и мешков с песком. В каждом из них недоставало солдат. Лагерь размещался на хорошо выбранном месте, и от блиндажей открывались широкие поля обстрела, но огневые точки были полностью готовы к отражению нападения лишь ночью. В лагере находилась только одна рота стрелков — остальные патрулировали холмы вокруг базы. К тому же колонна прибыла в лагерь во время обеда. От ворот открывался вид на стоянку грузовиков и бронетранспортеров.
Лучник был в первом грузовике. Лишь сейчас он подумал о том, следовало ли ему так доверять бывшему майору, перешедшему на сторону моджахедов, но он сразу понял, что размышлять об этом сейчас поздно.
Командир батальона вышел из своего блиндажа, не успев прожевать пищу. Он смотрел, как с грузовиков спрыгивают солдаты, ждал, когда появится командир подразделения, и с раздражением увидел, как открылась боковая дверца бронетранспортера и оттуда появился человек в форме офицера.
— Кто вы такой, черт побери? — ворчливо спросил он.
— Аллах акбар! — раздался пронзительный крик майора, и длинной очередью из автомата он срезал командира базы. Крупнокалиберные пулеметы на бронетранспортерах загрохотали, убивая афганских солдат, сидящих за обедом, а люди Лучника устремились к блиндажам. Через десять минут сопротивление прекратилось — у защитников базы не было никаких шансов отразить нападение почти сотни хорошо вооруженных моджахедов, сумевших проникнуть внутрь укрепленного лагеря. Двадцать человек было взято в плен. Среди них оказалось трое русских — два лейтенанта и сержант-связист. Их расстреляли на месте. Остальных взяли под стражу, и люди майора бросились к стоянке транспорта.
Они захватили там два бронетранспортера и четыре грузовика. Теперь у моджахедов было достаточно транспортных средств. Все остальное они сожгли. С собой захватили четыре миномета, полдюжины пулеметов и собрали все обмундирование. Затем полностью уничтожили лагерь. В первую очередь — средства связи, особенно радиооборудование. Его сначала разбили прикладами, потом сожгли. С захваченными в плен солдатами оставили несколько охранников — пленным предоставят возможность присоединиться к моджахедам или умереть, демонстрируя свою преданность неверным.
Отсюда до Кабула оставалось пятьдесят километров. Увеличившаяся колонна быстро продвигалась на север. По пути к ним присоединялись люди Лучника, запрыгивавшие на грузовики и бронетранспортеры. Теперь в его отряде было двести человек, вооруженных и одетых подобно солдатам афганской армии, двигающимся на север на русских транспортных средствах.
Самым опасным врагом сейчас было время. Через полтора часа они достигли окрестностей Кабула и натолкнулись на первый контрольно-пропускной пункт.
При виде такого количества русских солдат по спине Лучника покатился холодный пот. После наступления темноты — ему это было известно — русские возвращались на свои укрепленные базы, доверяя патрулирование ночных улиц афганским солдатам, но даже заходящее солнце не могло убедить Лучника, что он в безопасности. Проверка была более поверхностной, чем он ожидал, и майор сумел провести колонну через все КПП, пользуясь документами и паролями, которые он получил на только что уничтоженной базе батальона. Самым главным, однако, было то, что маршрут колонны пролегал в обход самых строго охраняемых районов столицы. Меньше чем через два часа Кабул остался позади, и моджахеды продолжали движение под покровом спасительной темноты.
Колонна двигалась до тех пор, пока не кончилось топливо. Моджахеды спрыгнули на землю и скатили грузовики и бронетранспортеры с дороги. Европейцы были бы удивлены тому облегчению, с которым моджахеды бросали транспорт, хотя отныне им придется нести оружие и снаряжение на себе. Отдохнув, партизаны двинулись в горы, держась направления на север,
Сегодня у меня одни плохие новости, подумал Герасимов, глядя на полковника Ватутина.
— Что вы хотите сказать, полковник, — арестованный отказывается давать показания?
— Товарищ председатель, наши медики объяснили мне, что любая попытка использовать новую технику допроса или иного физического принуждения — слово «пытка» больше не употреблялось в штаб-квартире КГБ — может привести к смерти арестованного. Поскольку вы настаиваете на его признании, нам приходится прибегать к... примитивным методам допроса. Арестованный оказался крепким человеком. Психологически он намного выносливее, чем мы ожидали, — произнес Ватутин, стараясь сохранять спокойствие. В это мгновение он был готов на убийство ради стакана водки.
— А все потому, что вы не сумели должным образом произвести его арест! — холодно заметил Герасимов. — Я так надеялся на вас, полковник. Мне казалось, что вы далеко пойдете, что вам пора присвоить следующее звание. Вы полагаете, я ошибался, товарищ полковник? — спросил он.
— Вы поручили мне расследование этого дела, товарищ председатель, чтобы я разоблачил предателя нашей родины. — Потребовалось все самообладание Ватутина, чтобы сдержаться и не вздрогнуть, услышав слова Герасимова. — По моему мнению, я уже сделал это. Нам известно, что он совершил измену, передавая врагу секретные сведения. У нас есть доказательства...
— Язов считает, что этого недостаточно,
— Контрразведкой занимается КГБ, а не Министерство обороны.
— Попробуйте объяснить это нашему генеральному секретарю, — пробормотал Герасимов, гнев которого зашел слишком далеко. — Полковник Ватутин, я должен получить это признание.
Герасимов надеялся, что сегодня добьется еще одного успеха на поприще разведки, но шифровка «молния», поступившая из Америки, положила конец этим надеждам. Но, что еще хуже, теперь он узнал, что разведывательная информация, поступившая накануне и уже переданная им по назначению, является неверной. В шифровке говорилось, что агент «Ливия» извиняется, но компьютерная программа, высланная в адрес Московского центра через капитана Бизарину, оказалась, к сожалению, устаревшей. Таким образом, сведения, имеющиеся в распоряжении Герасимова, с помощью которых он надеялся уладить отношения между КГБ и новым многообещающим проектом Министерства обороны, теперь бесполезны.
Ему нужно, позарез нужно получить признание от Филитова, и это признание не должно быть получено с помощью пыток. Всем известно, что, прибегнув к пыткам, легко получить что угодно — все, что требуется ведущим допрос, большинство пытаемых сообщают без промедления. Но Герасимову нужно было достоверное признание, которое он сможет продемонстрировать в Политбюро, потому что его члены больше не испытывали безграничного страха перед КГБ и не поверят Герасимову на слово.
— Ватутин, мне нужно признание, и как можно скорее. Сколько времени вам потребуется для этого?
— С использованием методов, которые теперь нам приходится применять, — не больше двух недель. Мы можем лишить его сна. Для этого потребуется время, потому что старики нуждаются в сне меньше молодежи. Он постепенно утратит связь с действительным миром и сломается. Принимая во внимание то, что мы знаем об этом человеке, можно предположить, что он будет сопротивляться изо всех сил, собрав все свое мужество — а в мужестве ему не откажешь. И все-таки он всего лишь человек. Да, нам потребуется две недели, — закончил Ватутин, зная, что десяти дней будет достаточно. Но лучше уж сообщить об успехе раньше, чем позже.
— Хорошо. — Герасимов сделал паузу. Теперь надо подбодрить полковника: — Ватутин, честно говоря, вы образцово вели расследование, несмотря на неудачное завершение последнего этапа. Ожидать идеального хода расследования во всех его фазах было бы неразумно, а политические последствия не имеют к вам отношения, и вас нельзя винить в них. Если вы сумеете добиться успеха и выполнить мое поручение, награда будет соответствовать важности поставленной задачи. Продолжайте работу.
— Спасибо, товарищ председатель.
Герасимов смотрел вслед уходящему полковнику, пока за ним не закрылись двери, и затем вызвал свою машину.
Председатель Комитета государственной безопасности никогда не ездит в одиночку. Его личный автомобиль — «ЗИЛ» ручной сборки, похожий на огромную американскую машину, которыми пользовались тридцать лет назад, — всегда сопровождала еще более безобразная внешне «Волга», полная телохранителей, которых отбирали для этой службы за искусство владения оружием, умение сражаться в рукопашной схватке и беспредельную преданность председателю. Герасимов, разместившись на середине заднего сиденья, следил за тем, как мимо окон автомашины мелькают московские здания. «ЗИЛ» мчался по центральной разграничительной полосе широких улиц. Скоро он выехал за пределы города, направляясь в сторону лесов, где в 1941 году остановили немцев.
Многие из военнопленных — те, что остались в живых после эпидемии тифа и плохой пищи, — строили эти дачи. Несмотря на то что русские по-прежнему ненавидели немцев, «номенклатура» — правящий класс этого бесклассового общества — высоко ценила мастерство немецких рабочих. Непременным украшением домов русской элиты являлись электроника «Сименса», бытовая техника фирмы «Блаупункт», причем не в меньшей степени, чем газета «Правда» и служебные экземпляры белого «ТАСС» с новостями, не проходящими через цензуру. Деревянные дома, расположенные в сосновых лесах к западу от Москвы, были выстроены ничуть не хуже, чем те, которые возводились в царское время. Герасимову часто приходила в голову мысль: а что случилось потом с теми немецкими солдатами, трудом которых возводились эти дома? Впрочем, это не имело никакого значения.
Служебная дача академика Михаила Петровича Александрова ничем не отличалась от остальных — два этажа, деревянные стены выкрашены в кремовый цвет, крутая крыша, как у домов в германском Черном лесу. Подъездная дорога представляла собой извилистую узкую полосу, усыпанную гравием, проходящую среди деревьев. У дома стоял лишь один автомобиль. Александров был вдовцом и в силу возраста уже не стремился к обществу молодых жен-шин. Герасимов сам открыл дверцу машины, оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что его телохранители занимают места за деревьями. Охранники лишь на короткое время сгрудились у багажника «Волги» — достать оттуда теплые белые куртки на меху и сапоги, чтобы не замерзнуть на снегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Бывший офицер афганской армии собрал карты и радиокоды. Он был знаком со всеми правилами, которые так тщательно преподавались русскими их афганским «братьям».
В десяти километрах отсюда, прямо на север, на шоссе, ведущем в Шейхабад, размещался батальонный лагерь. Бывший майор связался с ним по радио, сообщил, что «Подсолнух» отразил нападение душманов, понеся лишь небольшие потери, и движется в направлении лагеря. Командир батальона дал разрешение.
Моджахеды погрузили несколько окровавленных трупов на бронетранспортеры. Хорошо подготовленные бывшие военнослужащие афганской армии заняли места у крупнокалиберных пулеметов на БТР-60, и колонна, соблюдая предписанный строй, двинулась по усыпанному гравием шоссе. Лагерь батальона находился на противоположном берегу реки. Через двадцать минут моджахеды увидели его. Мост был давно уничтожен, но русские саперы насыпали в реку достаточное количество гравия, чтобы образовался брод. У сторожевого поста на восточном берегу реки колонна остановилась. Майор знал пароль, и им было разрешено начать переправу. Один за другим грузовики и бронетранспортеры перебирались на другой берег. Река замерзла, и приходилось следовать по линии вешек, чтобы не провалиться в глубокие омуты под растрескавшимся льдом. Еще пятьсот метров.
Лагерь размещался на небольшом холме. Его окружали блиндажи из бревен и мешков с песком. В каждом из них недоставало солдат. Лагерь размещался на хорошо выбранном месте, и от блиндажей открывались широкие поля обстрела, но огневые точки были полностью готовы к отражению нападения лишь ночью. В лагере находилась только одна рота стрелков — остальные патрулировали холмы вокруг базы. К тому же колонна прибыла в лагерь во время обеда. От ворот открывался вид на стоянку грузовиков и бронетранспортеров.
Лучник был в первом грузовике. Лишь сейчас он подумал о том, следовало ли ему так доверять бывшему майору, перешедшему на сторону моджахедов, но он сразу понял, что размышлять об этом сейчас поздно.
Командир батальона вышел из своего блиндажа, не успев прожевать пищу. Он смотрел, как с грузовиков спрыгивают солдаты, ждал, когда появится командир подразделения, и с раздражением увидел, как открылась боковая дверца бронетранспортера и оттуда появился человек в форме офицера.
— Кто вы такой, черт побери? — ворчливо спросил он.
— Аллах акбар! — раздался пронзительный крик майора, и длинной очередью из автомата он срезал командира базы. Крупнокалиберные пулеметы на бронетранспортерах загрохотали, убивая афганских солдат, сидящих за обедом, а люди Лучника устремились к блиндажам. Через десять минут сопротивление прекратилось — у защитников базы не было никаких шансов отразить нападение почти сотни хорошо вооруженных моджахедов, сумевших проникнуть внутрь укрепленного лагеря. Двадцать человек было взято в плен. Среди них оказалось трое русских — два лейтенанта и сержант-связист. Их расстреляли на месте. Остальных взяли под стражу, и люди майора бросились к стоянке транспорта.
Они захватили там два бронетранспортера и четыре грузовика. Теперь у моджахедов было достаточно транспортных средств. Все остальное они сожгли. С собой захватили четыре миномета, полдюжины пулеметов и собрали все обмундирование. Затем полностью уничтожили лагерь. В первую очередь — средства связи, особенно радиооборудование. Его сначала разбили прикладами, потом сожгли. С захваченными в плен солдатами оставили несколько охранников — пленным предоставят возможность присоединиться к моджахедам или умереть, демонстрируя свою преданность неверным.
Отсюда до Кабула оставалось пятьдесят километров. Увеличившаяся колонна быстро продвигалась на север. По пути к ним присоединялись люди Лучника, запрыгивавшие на грузовики и бронетранспортеры. Теперь в его отряде было двести человек, вооруженных и одетых подобно солдатам афганской армии, двигающимся на север на русских транспортных средствах.
Самым опасным врагом сейчас было время. Через полтора часа они достигли окрестностей Кабула и натолкнулись на первый контрольно-пропускной пункт.
При виде такого количества русских солдат по спине Лучника покатился холодный пот. После наступления темноты — ему это было известно — русские возвращались на свои укрепленные базы, доверяя патрулирование ночных улиц афганским солдатам, но даже заходящее солнце не могло убедить Лучника, что он в безопасности. Проверка была более поверхностной, чем он ожидал, и майор сумел провести колонну через все КПП, пользуясь документами и паролями, которые он получил на только что уничтоженной базе батальона. Самым главным, однако, было то, что маршрут колонны пролегал в обход самых строго охраняемых районов столицы. Меньше чем через два часа Кабул остался позади, и моджахеды продолжали движение под покровом спасительной темноты.
Колонна двигалась до тех пор, пока не кончилось топливо. Моджахеды спрыгнули на землю и скатили грузовики и бронетранспортеры с дороги. Европейцы были бы удивлены тому облегчению, с которым моджахеды бросали транспорт, хотя отныне им придется нести оружие и снаряжение на себе. Отдохнув, партизаны двинулись в горы, держась направления на север,
Сегодня у меня одни плохие новости, подумал Герасимов, глядя на полковника Ватутина.
— Что вы хотите сказать, полковник, — арестованный отказывается давать показания?
— Товарищ председатель, наши медики объяснили мне, что любая попытка использовать новую технику допроса или иного физического принуждения — слово «пытка» больше не употреблялось в штаб-квартире КГБ — может привести к смерти арестованного. Поскольку вы настаиваете на его признании, нам приходится прибегать к... примитивным методам допроса. Арестованный оказался крепким человеком. Психологически он намного выносливее, чем мы ожидали, — произнес Ватутин, стараясь сохранять спокойствие. В это мгновение он был готов на убийство ради стакана водки.
— А все потому, что вы не сумели должным образом произвести его арест! — холодно заметил Герасимов. — Я так надеялся на вас, полковник. Мне казалось, что вы далеко пойдете, что вам пора присвоить следующее звание. Вы полагаете, я ошибался, товарищ полковник? — спросил он.
— Вы поручили мне расследование этого дела, товарищ председатель, чтобы я разоблачил предателя нашей родины. — Потребовалось все самообладание Ватутина, чтобы сдержаться и не вздрогнуть, услышав слова Герасимова. — По моему мнению, я уже сделал это. Нам известно, что он совершил измену, передавая врагу секретные сведения. У нас есть доказательства...
— Язов считает, что этого недостаточно,
— Контрразведкой занимается КГБ, а не Министерство обороны.
— Попробуйте объяснить это нашему генеральному секретарю, — пробормотал Герасимов, гнев которого зашел слишком далеко. — Полковник Ватутин, я должен получить это признание.
Герасимов надеялся, что сегодня добьется еще одного успеха на поприще разведки, но шифровка «молния», поступившая из Америки, положила конец этим надеждам. Но, что еще хуже, теперь он узнал, что разведывательная информация, поступившая накануне и уже переданная им по назначению, является неверной. В шифровке говорилось, что агент «Ливия» извиняется, но компьютерная программа, высланная в адрес Московского центра через капитана Бизарину, оказалась, к сожалению, устаревшей. Таким образом, сведения, имеющиеся в распоряжении Герасимова, с помощью которых он надеялся уладить отношения между КГБ и новым многообещающим проектом Министерства обороны, теперь бесполезны.
Ему нужно, позарез нужно получить признание от Филитова, и это признание не должно быть получено с помощью пыток. Всем известно, что, прибегнув к пыткам, легко получить что угодно — все, что требуется ведущим допрос, большинство пытаемых сообщают без промедления. Но Герасимову нужно было достоверное признание, которое он сможет продемонстрировать в Политбюро, потому что его члены больше не испытывали безграничного страха перед КГБ и не поверят Герасимову на слово.
— Ватутин, мне нужно признание, и как можно скорее. Сколько времени вам потребуется для этого?
— С использованием методов, которые теперь нам приходится применять, — не больше двух недель. Мы можем лишить его сна. Для этого потребуется время, потому что старики нуждаются в сне меньше молодежи. Он постепенно утратит связь с действительным миром и сломается. Принимая во внимание то, что мы знаем об этом человеке, можно предположить, что он будет сопротивляться изо всех сил, собрав все свое мужество — а в мужестве ему не откажешь. И все-таки он всего лишь человек. Да, нам потребуется две недели, — закончил Ватутин, зная, что десяти дней будет достаточно. Но лучше уж сообщить об успехе раньше, чем позже.
— Хорошо. — Герасимов сделал паузу. Теперь надо подбодрить полковника: — Ватутин, честно говоря, вы образцово вели расследование, несмотря на неудачное завершение последнего этапа. Ожидать идеального хода расследования во всех его фазах было бы неразумно, а политические последствия не имеют к вам отношения, и вас нельзя винить в них. Если вы сумеете добиться успеха и выполнить мое поручение, награда будет соответствовать важности поставленной задачи. Продолжайте работу.
— Спасибо, товарищ председатель.
Герасимов смотрел вслед уходящему полковнику, пока за ним не закрылись двери, и затем вызвал свою машину.
Председатель Комитета государственной безопасности никогда не ездит в одиночку. Его личный автомобиль — «ЗИЛ» ручной сборки, похожий на огромную американскую машину, которыми пользовались тридцать лет назад, — всегда сопровождала еще более безобразная внешне «Волга», полная телохранителей, которых отбирали для этой службы за искусство владения оружием, умение сражаться в рукопашной схватке и беспредельную преданность председателю. Герасимов, разместившись на середине заднего сиденья, следил за тем, как мимо окон автомашины мелькают московские здания. «ЗИЛ» мчался по центральной разграничительной полосе широких улиц. Скоро он выехал за пределы города, направляясь в сторону лесов, где в 1941 году остановили немцев.
Многие из военнопленных — те, что остались в живых после эпидемии тифа и плохой пищи, — строили эти дачи. Несмотря на то что русские по-прежнему ненавидели немцев, «номенклатура» — правящий класс этого бесклассового общества — высоко ценила мастерство немецких рабочих. Непременным украшением домов русской элиты являлись электроника «Сименса», бытовая техника фирмы «Блаупункт», причем не в меньшей степени, чем газета «Правда» и служебные экземпляры белого «ТАСС» с новостями, не проходящими через цензуру. Деревянные дома, расположенные в сосновых лесах к западу от Москвы, были выстроены ничуть не хуже, чем те, которые возводились в царское время. Герасимову часто приходила в голову мысль: а что случилось потом с теми немецкими солдатами, трудом которых возводились эти дома? Впрочем, это не имело никакого значения.
Служебная дача академика Михаила Петровича Александрова ничем не отличалась от остальных — два этажа, деревянные стены выкрашены в кремовый цвет, крутая крыша, как у домов в германском Черном лесу. Подъездная дорога представляла собой извилистую узкую полосу, усыпанную гравием, проходящую среди деревьев. У дома стоял лишь один автомобиль. Александров был вдовцом и в силу возраста уже не стремился к обществу молодых жен-шин. Герасимов сам открыл дверцу машины, оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что его телохранители занимают места за деревьями. Охранники лишь на короткое время сгрудились у багажника «Волги» — достать оттуда теплые белые куртки на меху и сапоги, чтобы не замерзнуть на снегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115