..
— Нас тоже тревожат возможные последствия этого скандала, Бэзил, — заметил адмирал Грир. — Но мы не видим, какие меры можно предпринять, чтобы изменить создавшуюся ситуацию.
— Вы могли бы согласиться с предложенными русскими условиями договора, — предложил Чарлстон. — Тогда положение Нармонова настолько укрепится, что он даст под зад Александрову. Такова, во всяком случае, неофициальная позиция правительства Ее Величества.
Это и является настоящей причиной вашего визита к нам, сэр Бэзил, подумал Райан. Он больше не мог молчать.
— Тогда мы будем вынуждены излишне ограничить наши исследования в области СОИ и сократить число боеголовок, отдавая себе отчет в том, что русские стремительно совершенствуют свою программу звездных войн. Не думаю, что это будет разумным решением проблемы.
— А правительство во главе с Герасимовым является разумным решением проблемы?
— Не исключено, что мы в любом случае будем вынуждены с этим примириться, — ответил Райан. — Я уже закончил составление оценки позиции на переговорах по ограничению вооружений. Моя рекомендация состоит в том, чтобы не делать дополнительных уступок.
— Письменный документ всегда можно изменить, — напомнил Чарлстон.
— Сэр, я придерживаюсь твердого правила: если готовится что-то от моего имени, там излагается моя точка зрения, а не мнение того, кто диктует мне, что следует писать в этом документе, — произнес Райан.
— Не забывайте, господа, что я ваш друг. Будущая судьба советского правительства имеет несравненно большее значение для Запада, чем временное ограничение одной из ваших оборонных программ.
— Президент не согласится, — покачал головой Грир.
— Может быть, у него не будет другого выхода, — заметил судья Мур.
— Но ведь должен же найтись и другой выход, — произнес Райан,
— Только один — если вы сумеете сбросить Герасимова. — Это был голос Риттера. — Мы не сможем оказать Нармонову никакой непосредственной помощи. Даже если предположить, что он прислушивается к нашим предостережениям — а он, наверно, не пойдет на это, — мы только увеличим существующую опасность из-за вмешательства в их внутренние дела. Стоит остальным членам Политбюро заметить что-то неладное... думаю, это приведет к открытому расколу.
— А вдруг мы сможем сделать это? — спросил Райан.
— Что именно? — бросил Риттер.
17. Заговор
Энн снова приехала в «Листья Евы» раньше обычного, заметила хозяйка магазина. С привычной улыбкой на лице она выбрала платье и пошла с ним в примерочную. Уже через минуту она стояла перед высокими, во весь рост, зеркалами и еще равнодушнее обычного выслушивала обычные комплименты относительно того, как хорошо выглядит в этом платье. И на этот раз Энн расплатилась наличными, не забыв обаятельно улыбнуться перед уходом.
Когда она вышла из магазина и села в машину, улыбка исчезла с ее лица. Капитан Бизарина нарушила правила профессии — она вскрыла капсулу и прочитала содержание записки. Тут же последовало короткое, но отвратительное ругательство. Записка была написана на одном листке. Бизарина закурила сигарету от газовой зажигалки, а затем сожгла записку в пепельнице автомобиля.
Сколько работы пропало даром! А ведь ее донесение уже в Москве, с ним уже занимаются, содержащиеся в нем данные анализируют. Она оказалась в глупейшем положении. Но еще неприятнее было то, что ее агент действовала совершенно честно, она передавала материалы, по ее мнению совершенно секретные, и, узнав, что программу отменили, тут же сообщила об этом. Бизарина даже не сможет сорвать на ней злобу, передав хотя бы небольшую часть выговора, который непременно последует из-за напрасной траты ценного времени из Московского центра.
Ничего не поделаешь, они предупреждали меня об этом. Это первый случай, но уж никак не последний. Она поехала домой и сразу после возвращения послала шифровку.
Кэти и Джек Райан не были завсегдатаями вечерних коктейлей, постоянно проводимых то в одном месте Вашингтона, то в другом, но им все же приходилось иногда появляться на приемах. Этот прием был организован для того, чтобы собрать деньги на нужды детской больницы округа Колумбия, и жена Райана была хорошей знакомой главного хирурга больницы. Гвоздем вечера было выступление знаменитого джазового музыканта. В этой больнице спасли жизнь его внучке, и теперь он согласился в знак благодарности дать бесплатный сольный концерт в «Кэннеди-сентер». Предполагалось, что во время приема высшее общество Вашингтона получит возможность встретиться со знаменитым исполнителем «лицом к лицу» и столичная элита сможет услышать его саксофон в камерной обстановке. На самом деле, как это случается почти на всех приемах для «сильных мира сего», основной целью вечера являлось увидеть друг друга и таким образом подтвердить свою значимость. И подобно тому как это происходит во всем мире, элита считала необходимым хорошо заплатить за такую привилегию. Джек понимал природу этого явления, хотя и считал его абсурдом. К одиннадцати вечера вашингтонская элита сумела доказать, что ее представители умеют вести столь же глупые разговоры на такие же малозначащие темы и напиваются, как и все остальные в мире. Кэти ограничилась одним бокалом белого вина, тогда как Джек получил возможность пить вволю — он выиграл, вытянув жребий, так что машину обратно поведет жена. Этим вечером он воспользовался предоставившимся шансом, пил бокал за бокалом, несмотря на укоризненные взгляды, которые бросала на него Кэти, и чувствовал себя великолепно, все время улыбаясь. В голове у него проносились столь глубокие философские мысли, что Джек даже подумал — а не переигрывает ли он, не хватил ли лишку. И тут же успокаивал себя — все в порядке, не должно быть ни малейших подозрений в том, что это подготовлено и обдумано заранее. Он только надеялся, что предстоящий инцидент пройдет гладко.
Забавным было то, как относились к Райану. Обязанности, которые он исполнял в ЦРУ, всегда выглядели несколько неопределенно. Завязывая разговор, обычно начинали со слов: «Ну как дела в Лэнгли?» — причем, как правило, заговорщицким тоном, а ответ Джека, что ЦРУ представляет собой обычное правительственное учреждение, огромное здание, в котором ходит масса документов из одного отдела в другой, удивлял большинство интересующихся. Считалось, что у ЦРУ повсюду тысячи активно действующих полевых агентов. Реальная цифра оперативников была, разумеется, секретной, но по крайней мере на порядок меньше.
— Мы работаем, как все правительственные учреждения, восемь часов с перерывом на обед, — объяснял Джек хорошо одетой даме со слегка расширенными зрачками. — А вот у меня завтра выходной.
— Неужели?
— Вот именно. Дело в том, что во вторник я прикончил китайского агента и за — это нам всегда предоставляют отгул, — произнес он серьезным тоном и тут же ухмыльнулся.
— Вы шутите!
— Ну конечно, шучу. Никому не говорите, что я рассказал вам об этом, — заметил Райан. Интересно, кто эта великовозрастная красотка? — подумал он,
— А это правда, что вы находитесь под следствием? — послышался чей-то голос.
Джек повернулся и с удивлением посмотрел на любопытного.
— Вы кто такой?
— Скотт Браунинг, «Чикаго трибюн», — Репортер не протянул руку. Итак, игра началась. Репортер не знал, что является одним из участников спектакля, но Райан это знал.
— Вы не могли бы еще раз повторить свой вопрос? — вежливо сказал Джек.
— Мы получили сведения из достоверных источников, что ведется расследование ваших незаконных операций на фондовой бирже.
— Для меня это новость, — ответил Джек.
— Нам известно, что вас допрашивали следователи из Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, — заявил репортер.
— Если вы знаете об этом, то не можете не знать, что я предоставил все сведения, которые им требовались, и они ушли вполне удовлетворенными.
— Вы уверены в этом?
— Разумеется. Я не совершил ничего противозаконного, и в моем распоряжении имеются документы, доказывающие это, — уверенно произнес Райан, может быть, слишком уверенно, заметил репортер. Он прямо-таки обожал, когда люди, с которыми ему приходится беседовать, пьют слишком много. In vino veritas.
— Мои источники, однако, утверждают другое, — продолжал настаивать репортер.
— Ничем не могу помочь! — бросил Райан. На этот раз спокойствие покинуло его и голос прозвучал громче, чем следовало. Стоящие поблизости повернулись к ним, не скрывая любопытства.
— Может быть, из-за таких, как вы, и не действуют должным образом наши спецслужбы, — раздался голос только что подошедшего мужчины.
— А вы кто такой, черт побери? — раздраженно спросил Райан, прежде чем обернуться. Спектакль продолжался. Акт I, сцена 2.
— Это конгрессмен Трент, — сообщил репортер. Трент входил в состав Специального комитета конгресса.
— Мне кажется, вам следовало бы извиниться, — произнес Трент. Он казался пьяным.
— За что? — осведомился Райан.
— Как за что? Да за все идиотские глупости, которые вы творите в своей крепости на том берегу реки.
— В отличие от тех, что творятся на этой стороне? — поинтересовался Джек. Вокруг начала собираться толпа. Здесь развлечение казалось многообещающим.
— Я знаю, что вы попытались только что осуществить и сели голым задом в лужу. Даже не сообщили нам, как этого требует закон. Решили действовать самостоятельно, и теперь я предупреждаю вас, что даром вам это не пройдет. Придется расплачиваться за свою глупость, и дорогой ценой.
— Если нам придется расплачиваться за ваши счета в баре, то действительно это обойдется недешево. — Райан отвернулся, потеряв интерес к дальнейшему разговору.
— Подумаешь, шишка на ровном месте, — произнес Трент за его спиной, — Скоро и на вас найдут управу.
Вокруг собралось человек двадцать, внимательно следящих за происходящим и прислушивающихся к разговору. Они обратили внимание на то, что Джек взял бокал вина у проходившего мимо официанта, и увидели, как у него сжались губы. Некоторые вспомнили, что Джеку Райану приходилось убивать людей, и эта репутация придавала ему ореол таинственности. Он отпил глоток шабли, перед тем как снова взглянуть на конгрессмена.
— О какой управе вы говорите, мистер Трент?
— Это может удивить вас.
— Никакие ваши действия не удивят меня, приятель.
— Может быть, но вот вы удивили нас, доктор Райан. Мы не считали вас мошенником и полагали, что вы достаточно умны, чтобы не принимать участия в этом провале. Теперь вижу, что мы ошибались.
— Вы ошибаетесь во многих вещах, — прошипел Райан.
— Знаете что, Райан? Я вот никак не могу понять, что вы за мужчина.
— В этом нет ничего удивительного.
— Итак, что вы за мужчина? — спросил Трент.
— Знаете, конгрессмен, для меня это может оказаться уникальным событием, — беспечно бросил Райан,
— Что вы хотите этим сказать?
Внезапно лицо Райана изменилось. Его голос прогремел по всему залу:
— Впервые педераст сомневается в том, что я — мужчина! — Извини друг, промелькнула у него мысль...
В зале воцарилась полная тишина. Трент не скрывал своей сексуальной ориентации, объявив об этом шесть лет назад. И все-таки он побледнел. Бокал у него в руке задрожал, вино пролилось на мраморный пол, но конгрессмен взял себя в руки и произнес едва ли не мягким голосом:
— Вы дорого заплатите за это.
— Не торопитесь, миленький. — Райан повернулся и вышел из зала, все время чувствуя тяжесть взглядов у себя на спине. Он не останавливался, пока не увидел автомобили, мчащиеся по Массачусетс-авеню. Джек знал, что выпил слишком много, но холодный воздух начал выветривать винные пары.
— Джек? — Голос жены.
— Да, крошка?
— Что все это значит?
— Не имею права говорить об этом.
— Думаю, тебе пора отправляться домой.
— А я думаю, что ты права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115