Но даже она понимала, что «Кардиналу» пора уходить, — всему приходит конец. Этот агент снабжал ценной информацией Запад еще в то время, когда Мэри-Пэт только начинала играть в куклы.
Вот и это здание. Эд повернул к обочине, машина подпрыгнула на выбоине и остановилась. Мэри-Пэт сжала рукой пакет и взялась за ручку дверцы. Муж ободряюще похлопал ее по ноге: удачи.
— Фолеева только что вышла из машины и направляется к боковой двери, — проквакало радио. Ватутин улыбнулся, услышав, как один из агентов «наружки» руссифицировал иностранное имя. У него промелькнула мысль, а не выйти ли в коридор с табельным пистолетом в руке, но он тут же от нее отказался. Обе руки должны быть свободны и наготове, да и пистолет может случайно выстрелить. Сейчас не время для того, чтобы испытывать судьбу.
— Как произойдет передача? Есть предположения? — спросил он.
— Я сделал бы это, не останавливаясь, словно мимоходом, — заметил один из его людей.
Ватутин кивнул, соглашаясь. Его беспокоило, что им не удалось установить телекамеру в коридоре, — это оказалось слишком сложно с технической точки зрения. Так часто случалось с трудными расследованиями. Умные и хитрые агенты бывали, как правило, крайне осторожными. Слишком велик риск насторожить их, а Ватутин не сомневался, что американцы уже настороже. И не просто настороже, даже приняли меры — убили одного из своих агентов на товарной станции у автозавода.
К счастью, теперь почти во всех дверях московских квартир устанавливаются глазки. Ватутин мысленно поблагодарил преступный мир города за возросшее число ограблений и квартирных краж, потому что в этой двери уже был установлен глазок и сотрудники технического отдела всего лишь заменили его специальным, позволяющим просматривать весь коридор. Полковник сам встал у глазка.
Надо было бы установить микрофоны на лестничных клетках, сказал он себе. В следующий раз следует позаботиться о микрофонах. Ведь не все вражеские агенты пользуются лифтами.
По части атлетической подготовки Мэри-Пэт уступала своему мужу. Она остановилась на площадке и посмотрела вверх и вниз по лестнице, напряженно прислушиваясь к посторонним звукам, пока ее сердце успокаивалось. Через несколько секунд она взглянула на свои ручные часы. Время.
Она открыла дверь и пошла прямо по середине коридора.
Ну, Михаил Семенович, надеюсь, вы не забыли вчера проверить часы.
Это — последний раз, полковник. Ради Бога, умоляю вас, прислушайтесь на этот раз к сигналу опасности. Тогда вы будете спокойно жить на Ферме, к вам станут приезжать и выслушивать вас, а мой сын сможет познакомиться с настоящим русским героем...
Как бы мне хотелось, чтобы сейчас меня видел дедушка...
Мэри-Пэт никогда не бывала в этом здании, никогда не производила передачу в этом коридоре. Но процедура была знакома ей назубок, а расположение дверей в коридоре она запомнила наизусть, двадцать минут изучая план этажа. Дверь квартиры «Кардинала»... вот она!
Время! Ее сердце дрогнуло, когда она увидела, что в тридцати футах открывается дверь.
Вот это профессионал! — подумала Мэри-Пэт. Но дальше произошло событие, вонзившееся в нее как ледяной кинжал.
При раздавшемся звуке глаза Ватутина расширились от ужаса. Засов на двери квартиры, где находился полковник, был установлен с типичным для России качеством и на полмиллиметра не совпадал с гнездом. Когда Ватутин отодвинул его, готовясь выскочить, болт громко щелкнул.
Мэри-Пэт даже не замедлила шаг. Профессиональная подготовка руководила ее телом подобно компьютерной программе. В двери она увидела глазок, который только что был темным и вдруг посветлел. За дверью квартиры кто-то стоит! Этот человек только что шевельнулся! Он отодвинул засов! — пронеслось в мозгу.
Мэри-Пэт сделала полшага вправо и потерла лоб тыльной стороной кисти. Теперь ей не пришлось притворяться, будто она вытирает пот с лица.
Филитов заметил сигнал и замер на месте. Удивленное выражение сменилось улыбкой, и тут он услышал, как распахнулась дверь соседней квартиры. Он сразу понял, что мужчина, выбежавший из квартиры, — вовсе не его сосед.
— Вы оба арестованы! — крикнул Ватутин и лишь сейчас заметил, что американка и русский стоят на расстоянии метра друг от друга с опущенными руками. Хорошо хоть офицеры «Двойки» у него за спиной не могли видеть озадаченного выражения на лице своего полковника.
— Вы ко мне обращаетесь? — спросила женщина на безупречном русском языке.
— Что это значит? — рявкнул Филитов голосом, на который способен только старый кадровый офицер, страдающий от похмелья.
Однако Ватутин понимал сейчас лишь одно — нужно спасать положение.
— Вы, — он сделал жест в сторону миссис Фоули, — лицом к стене!
— Я — американская гражданка, и вы не имеете права...
— Вы — американская шпионка. — Шагнувший из-за спины Ватутина капитан толкнул ее к стене.
— Что такое? — в ее голосе звучали тревога и паника, ни малейшего намека на профессионализм, подумал капитан и тут же понял, что это может означать. — Что все это значит? Кто вы? — И в следующее мгновение раздался ее пронзительный крик: — Полиция! На помощь — вызовите полицию! На меня нападают! Помогите!
Ватутин не обратил на ее крики никакого внимания. Он уже схватил Филитова за руку, второй офицер прижал старого полковника к стене, а Ватутин забрал кассету. На мгновение, растянувшееся, казалось, до бесконечности, его потрясла ужасная мысль: а вдруг он все перепутал, вдруг она не из ЦРУ. С кассетой в руке он подавил страх и посмотрел в глаза Филитову.
— Вы арестованы по подозрению в государственной измене, товарищ полковник, — два последних слова Ватутин произнес с издевательской улыбкой. — Уведите его.
Он повернулся и взглянул на американку. Она смотрела на него глазами, полными страха и негодования. И тут он заметил, что двери некоторых квартир приоткрыты, в коридор высунулись головы их обитателей
— Я — полковник Ватутин из Комитета государственной безопасности. — Его голос звучал размеренно и спокойно. — Мы только что арестовали преступников. Закройте двери и занимайтесь своими делами. — Он увидел, что двери мгновенно захлопнулись. Да, Россия остается Россией, подумал Ватутин.
— Доброе утро, миссис Фоули, — обратился он к женщине. Было очевидно, что она пытается взять себя в руки.
— Что здесь происходит? Что вы от меня хотите?
— Советский Союз неодобрительно относится к тем его гостям, которые крадут государственные секреты. Наверно, вам сказали об этом в Вашингтоне — извините меня, в Лэнгли.
Мэри-Пэт заговорила дрожащим голосом:
— Мой муж — аккредитованный сотрудник дипломатической миссии США в вашей стране. Я требую, чтобы мне немедленно дали возможность связаться с американским посольством. Я не имею ни малейшего представления, о чем вы бормочете, но мне известно, что, если в результате ваших действий беременная женщина дипломата потеряет ребенка, у вас будет дипломатический скандал такого масштаба, что о нем заговорят по телевидению! Я не говорила с этим человеком, не прикасалась к нему, и он не прикасался ко мне. Это вам, мистер, хорошо известно. Меня действительно предупреждали в Вашингтоне, что вы, клоуны из КГБ, любите ставить американцев в неловкое положение своими дурацкими шпионскими играми.
Ватутин бесстрастно выслушал это заявление, хотя и обратил внимание на слово «беременная». Со слов горничной, производящей два раза в неделю уборку в квартире семьи Фоули, хозяйка регулярно делала тесты. И если... да, скандал будет из-за этого намного больше, чем он предполагал — Снова вздымается голова политического дракона. По этому вопросу потребуется решение председателя КГБ Герасимова.
— Меня ждет муж.
— Мы сообщим ему, что вас задержали. Нам нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Обращаться с вами будут должным образом.
Мэри-Пэт знала это и без объяснений офицера КГБ. Ее ужас от происшедшего сдерживался природной гордостью. Она вела себя великолепно и понимала это. Являясь членом дипломатического корпуса, Мэри-Пэт находилась в безопасности. Ее могут задержать на день, может быть, даже на два, но дальнейшее серьезное нарушение дипломатической неприкосновенности приведет к тому, что из Вашингтона будет выслано полдюжины русских. К тому же она не была беременной.
Все это не относилось к делу. Мэри-Пэт не заплакала, проявила ровно столько эмоций, сколько следовало, вела себя именно так, как ее инструктировали и готовили. Дело было совсем в ином: ее самый лучший, самый ценный агент арестован, раскрыт, и вместе с ним пропали исключительно важные сведения. Ей хотелось плакать, она с трудом удерживалась от слез, но она не доставит этим ублюдкам такого удовольствия. Время слез придет в самолете, при возвращении домой.
16. Оценка ущерба
— Насколько высоко можно оценить поведение человека, если первое, что он сделал, — это приехал в посольство и послал телекс, — произнес наконец Риттер. — Посол обратился с нотой протеста в их Министерство иностранных дел еще до того, как русские успели сообщить об аресте «за поведение, несовместимое с дипломатическим статусом».
— Да разве это утешение, — мрачно пробормотал Грир.
— Она вернется домой через сутки или даже меньше, — продолжал Риттер. — Их уже объявили нежелательными иностранцами, и они вылетают первым же рейсом «Пан-Ам».
Райан шевельнулся в своем кресле, не скрывая беспокойства. А как дела с «Кардиналом»? Господи, они посвятили меня в деятельность этого суперагента, и неделю спустя... У русских нет Верховного суда, не позволяющего применять смертную казнь без соответствующей процедуры.
— Можно ли надеяться на то, что мы обменяем его? — спросил Джек.
— Шутишь, парень. — Риттер встал и подошел к окну. В три часа утра площадка ЦРУ для стоянки автомобилей была почти пустой, всего лишь несколько машин стояло среди куч еще неубранного снега. — У нас нет даже достаточно крупного русского агента, что позволило бы нам просить о смягчении наказания. Никакой надежды на то, что они отпустят его, даже в обмен на своего резидента, которого у нас тоже нет.
— Значит, он мертв, и сведения пропали вместе с ним.
— Да, именно об этом и идет речь, — согласился судья Мур.
— А если обратиться за помощью к союзникам? — предположил Райан. — У сэра Бэзиля может оказаться что-то полезное.
— Райан, мы ничем не можем ему помочь. — Риттер повернулся, изливая свой гнев на предоставившуюся ближайшую цель. — Он мертв — да, конечно, он все еще дышит, но все равно мертв. Через месяц, два или, может быть, три будет опубликовано сообщение в прессе, мы сумеем подтвердить его с помощью других источников и тогда откроем бутылку и выпьем за его память.
— Как относительно «Далласа»? — спросил Грир.
— О чем идет речь? — удивился Райан.
— Это вас не касается, — произнес Риттер, благодарный за предоставившуюся наконец возможность как-то облегчить душу. — Пусть возвращается в распоряжение флота.
— Хорошо. — Грир кивнул. — Можно предположить, что нас ждут серьезные неприятности. — Судья Мур бросил на адмирала раздраженный взгляд — это ему придется говорить с президентом.
— А вы как считаете, Райан?
— Вы имеете в виду переговоры по ограничению вооружений? — Джек пожал плечами. — Все зависит от того, какую позицию они выберут. У них есть разные варианты, и, если кто-нибудь скажет вам, что может предсказать вариант, который они выберут, этот человек — обманщик.
— Приятно выслушать точку зрения настоящего эксперта, — заметил Риттер.
— По мнению Бэзиля, Герасимов намерен попытаться занять место на самом верху. Вообще-то он может воспользоваться этим случаем в своих интересах, — спокойно заметил Райан, — но мне кажется, что сейчас, когда Нармонов сумел провести в состав Политбюро своего четвертого сторонника, его политическое влияние слишком велико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115