Похоже, оба что-то знали о нем. При людях он играл важную персону. Наедине Том и Джуди обходились с ним весьма фамильярно.
Шантаж. Я ждал целую минуту, пока эта мысль не дошла до меня.
– Я только рассуждаю, – сказала Эмма Уайтстоун. – Строю догадки. Я не мщу. Я хорошо провела время с Фредриком, мне он нравился, и я не в обиде за то, что он бросил меня.
– Ну что ж. – Я посмотрел прямо ей в глаза. – Вы разговаривали с Фредриком после убийства Гордонов?
– Да, вчера утром. Он позвонил.
– Что он сказал?
– Ничего особенного. Обычная болтовня.
– Сегодня он с вами разговаривал?
– Нет.
– Я навестил его этим утром.
– Да? Для чего?
– Не знаю.
– Вы, наверное, не знаете также, зачем пришли сюда?
– Верно. – Мне не хотелось объяснять, что после посещения острова Плам и Мэрфи нет потенциальных свидетелей, что я отстранен от работы и мне приходится разговаривать с людьми, допросить которых полиция графства не додумается. Я уже достаточно далеко зашел и балансировал на грани пропасти. – Вы знаете кого-нибудь из друзей Гордонов?
– Я ведь не вращалась в тех кругах, за исключением времени, когда была вместе с Фредриком. Но это были его друзья.
– Начальник Максвелл был в их числе?
– Думаю, что был. Мне эта дружба так же непонятна, как дружба Гордонов с Фредриком.
– Кажется, будет трудно найти друзей Гордонов.
– Насколько я понимаю, все их друзья с острова Плам. Тут нет ничего странного. Это люди одного круга. Вам бы лучше поискать на острове.
– Наверное, вы правы.
– Какое у вас сложилось мнение о Фредрике?
– Чудесный человек. Мне нравилось его общество. – Эмма была права. Но теперь, узнав, что он дал Уайтстоун отставку, я окончательно убедился – в мире нет сексуального равенства. – У него маленькие и блестящие глаза, – сказал я.
– И бегающие тоже.
– Верно. Могу я попросить вас об одном одолжении?
– Можете.
– Не говорите ему о нашем разговоре.
– Я не буду вдаваться в подробности. Но скажу ему, что мы встречались. Я не лгу. Однако я знаю, что можно говорить и о чем следует умолчать.
– О большем я не смею вас просить.
На Манхэттене нет столь тесного переплетения людских отношений, как здесь. Это следовало иметь в виду и учитывать при расследовании дела Гордонов. Я достаточно сообразителен, чтобы не пренебречь подобным фактором.
– Вы, наверное, знали начальника Максвелла?
– Его все знают.
– У вас с ним были свидания?
– Нет. Но он просил меня об этом.
– Вам не нравятся полицейские?
Она рассмеялась. Она пошевелила пальцами и снова скрестила ноги. О Боже! Нет, я люблю постоянство. Я все еще тосковал по Бет.
– Можно, я позвоню от вас?
– Конечно. Телефон здесь рядом.
Я вошел в соседнюю комнату. У меня появилось ощущение, что я попал из девятнадцатого века в двадцатый. Этот кабинет исторического общества был заставлен современной конторской мебелью. Я воспользовался телефоном, стоявшим на одном из письменных столов, и позвонил на свой автоответчик. Пришло одно сообщение. Мужской голос говорил: «Детектив Кори, это детектив Коллинс из полиции графства Суффолк. Детектив Пенроуз просила меня вам позвонить. Она застряла на каком-то длительном совещании. Она передает, что не может с вами сегодня встретиться и позвонит вам или вечером или завтра утром». Это было все. Я повесил трубку и осмотрел кабинет. Под одним из столов была пара кожаных сандалий. Скорее всего, они принадлежали Уайтстоун.
Я вернулся в библиотеку, но не стал садиться.
Эмма Уайтстоун посмотрела на меня:
– Что-нибудь не так?
– Нет. Так на чем мы остановились?
– Не помню.
Я взглянул на часы и предложил:
– Может быть, закончим наш разговор за ленчем?
– Конечно. Но сперва я покажу вам наш музей.
Большая часть второго этажа отводилась для кабинетов, хранилищ, экспонатов и архивов, там находились и два спальных гарнитура в старом стиле. Один из них, по словам Эммы, относился к середине семнадцатого века, другой был ровесником дома, построенного в середине восемнадцатого.
– Дом построил морской купец, разбогатевший в Южной Америке, – пояснила Эмма.
– На кокаине?
– Нет, это смешно. На самородках из Бразилии. Капитан Сэмюэль Фарнсуорт.
Я опустился на бугорчатую постель.
– Вы здесь спите?
Она улыбнулась.
– Иногда. Это матрац, набитый перьями.
– Перьями морского ястреба?
– Наверное. Раньше они пользовались успехом.
– Они снова становятся модными.
– Все становится модным. Проклятый олень съел мои рододендроны. – Мы вышли из спальни. – Вы хотели посмотреть на архивы?
– Да.
Она провела меня в большую комнату, которая, скорее всего, когда-то служила спальней, а сейчас была заполнена шкафами для папок, полками и длинным дубовым столом.
– У нас есть подлинные документы и книги, восходящие к середине шестнадцатого века. Документы, письма, завещания, судебные решения, проповеди, приказы по армии, судовые декларации и журналы. Некоторые из них просто очаровательны.
– Как вы занялись этой работой?
Она пожала плечами.
– Не знаю... Лишняя головная боль. Еще одна из глупых идей Фредрика, якобы ведущих вверх по социальной лестнице. Я работала здесь архивариусом, и меня это устраивало. Он предложил меня на пост президента, а все, что пожелает Фредрик, – закон. Помимо всего, я осталась архивариусом. Цветочница и архивариус исторического общества Пеконика.
– Вы проголодались?
– Конечно. Я только позвоню в магазин.
Она пошла звонить, а я слонялся по кабинету. Я слышал, как она сказала: «Возможно, я не вернусь сегодня».
Нет, мисс Уайтстоун, вы точно не вернетесь, если мне будет что сказать по этому поводу.
Она повесила трубку, и мы пошли вниз.
– Здесь бывают небольшие приемы и вечеринки. На Рождество здесь весело.
– Да, вспомнил... вы придете на вечеринку Тобина в субботу?
– Может быть. А вы?
– Пожалуй, схожу. По долгу службы.
– Почему бы вам не арестовать его при всех и не увести, надев наручники? – предложила она.
– Звучит забавно, только мне кажется, он не сделал ничего плохого.
– Я уверена, что он сделал нечто плохое.
Она подвела меня к парадной двери, и мы вышли. Мне становилось теплее. Она заперла дверь и сняла записку.
– Я поведу машину, – сказал я.
Уайтстоун показывала мне дорогу, а я размышлял. Наконец она спросила:
– Правда, что в этом замешана вакцина?
– Пожалуй, да.
– Это не связано с биологической войной?
– Нет.
– А с наркотиками?
– Насколько мне удалось выяснить, нет.
– А кража со взломом?
– Похоже на это, но я думаю, здесь виновата украденная вакцина. – Кто говорит, что я не командный игрок? Я способен излагать официальное дерьмо не хуже любого другого. – У вас есть другая версия? – спросил я.
– Нет. У меня такое чувство, что их убили по неизвестной нам причине.
Я думал то же самое. Светлая голова у этой женщины.
– Вы были замужем?
– Да. Я вышла замуж молодой, когда училась еще на втором курсе. Наш брак длился семь лет. И я уже семь лет как разведена. Посчитайте.
– Вам двадцать пять.
– Каким образом?
– Сорок два?
– Здесь поверните направо. Направо – это в мою сторону.
– Спасибо за подсказку. Гордоны интересовались астрономией? – спросил я.
– Ничего такого не слышала.
– Вы знаете, что они купили акр земли у миссис Уили?
– Да. Не очень выгодная сделка.
– Зачем им нужна была эта земля?
– Не знаю... Я этого никак не могла взять в толк.
– Фредрик знал, что Гордоны приобрели землю?
– Да. – Она перевела разговор на описание окрестностей. – Вот подлинный дом Уайтстоунов. Тысяча шестьсот восемьдесят пятый год.
– Он все еще принадлежит вашему семейству?
– Нет, но я его выкуплю. Фредрик должен был помочь мне в этом. Тогда-то я и узнала, что он не так богат, как казалось.
Я промолчал.
Мы приближались к большому дощатому зданию, разместившемуся на нескольких акрах засаженной деревьями земли. Помню, что в детстве видел это место однажды или дважды. В памяти всплывали, словно в проекторе, картинки детства, летние пейзажи.
– Кажется, мы здесь обедали всей семьей, когда я был маленьким.
– Вполне возможно. Этому зданию двести лет. А вам сколько?
Я ушел от ответа:
– Чем здесь кормят?
– Скоро увидим. Здесь хорошая обстановка и далеко от часто посещаемых мест. Никто нас не увидит, никто не будет сплетничать.
– Хорошая мысль.
Я въехал на покрытую гравием подъездную дорожку и остановил машину. Мы вышли и направились к гостинице. К моему удивлению, она взяла меня под руку.
– Когда у вас заканчивается служба? – спросила она.
– Прямо сейчас.
Глава 18
Ленч прошел достаточно приятно. Почти никого не было. Подавали чисто американскую пищу, ничего замысловатого, что, впрочем, устраивало мои плотоядные вкусы. Эмма Уайтстоун оказалась настоящей американкой, простой в обращении, что также соответствовало моим плотоядным вкусам.
Мы не обсуждали ни убийство, ни Тобина, ничего, что могло бы испортить аппетит. Она говорила только об истории, и я зачарованно слушал. Может быть, я преувеличиваю, но история из уст Эммы Уайтстоун легко доходила до меня.
Она рассказывала о его преподобии Янгсе, который привел свою паству сюда из Коннектикута в 1640 году, и я громко поинтересовался, переправлялись ли они на нью-лондонском пароме, чем заслужил холодный взгляд Эммы. Она упомянула капитана Кидда и менее известных пиратов, которые плавали в этих водах триста лет назад, затем рассказала мне о Гортонах, один из которых построил этот постоялый двор. Затем разговор перешел к генералу революционной войны Фрэнсису Мэриону, прозванному Лисой Болот, имя которого, утверждала она, сейчас носит место Ист-Мэрион. Я оспаривал это, утверждая, что в Новой Англии вряд ли найдется город под названием Мэрион. Но она знала свое дело. Она продолжала сыпать неизвестными мне именами.
Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.
Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.
– Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.
– У вас есть катер?
Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.
– Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.
– В районе порта?
– Верно. Поехали.
Мы проезжали через район ферм и виноградников.
– Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?
– Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.
– Спасибо.
Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.
В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.
Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.
– "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63