Небесного оттенка флаги жалко трепетали на холодном сквозняке. Даже рыцарские латы, стоящие в простенках, казалось, сгорбились и поникли от одиночества и безнадежности. В залах пахло плесенью, сыростью и пылью. Почерневшие от времени камины были холодны, и ни в одном из них Зелг не увидел дров. И герцог не мог понять, что представляется ему более неуместным - сия заброшенная обитель на краю неведомого мира или двое рыцарей, неизвестно как и зачем тут живущие.
Внезапно ему помстилось, что прошло очень много времени с тех пор, как он вошел в эти ворота.
- Мне нужно возвращаться, - сказал он, трогая одного из рыцарей за рукав. - Там идет битва.
- Разумеется. - Оба воина склонились перед ним. - Мы знаем. Освободи его и ступай, а мы снова останемся ждать тебя и охранять твой оплот.
И некромант почувствовал, что каждое слово - истинная правда, известная ему еще сызмальства и только по непонятной причине забытая. То был его последний бастион, дальше которого невозможно отступать. Он испытывал неловкость, оттого что не помнил, как называется такое дорогое для него место.
- Гон-Гилленхорм, владыка, - шепнул ему на ухо один из рыцарей, словно угадав его смятение. - Башня Лордов. А мы - твои верные Стражи.
- Башня Лордов, - повторил Зелг, как завороженный.
- Крепость Павших Лордов Караффа, - пояснил второй. - Ты ведь помнишь свой дом? Ты не забыл его? Правда?
Герцог да Кассар разлепил пересохшие губы, чтобы сказать, что у него только один дом - Кассария. Но язык его не слушался. Не поворачивался язык сказать такое.
А между тем они спустились в подземелье и теперь шли по длинному темному коридору, едва освещенному светом факелов. Дорога уходила вниз, и в какой-то миг Зелгу стало казаться, что так они дойдут до самого центра земли. Но вместо этого Стражи остановились перед массивной бронзовой дверью, запертой на семь засовов.
- Отпусти его, - сказал один из рыцарей, уступая ему место возле двери.
- Он так долго ждет… - подхватил второй.
- Почему же вы не открыли темницу и не спасли его? - спросил герцог.
- Никто, кроме тебя, не в силах освободить его.
- Разве так бывает? - удивился некромант.
- Чаще, чем ты думаешь, - улыбнулись Стражи.
- И что потом?
- Потом он сможет начать жить, как было предначертано судьбой.
И он понял, что иначе и быть не может.
Неподъемные на вид засовы Зелг отодвинул с такой легкостью, словно они были сделаны из соломы. Тяжелая дверь все так же бесшумно отворилась, и его растерянному взору предстала сырая и мрачная тюремная камера с одним крохотным окошком у самого потолка. Оттуда пробивался узенький лучик сероватого света. В углу камеры, на ворохе пятнистых свалявшихся шкур спал ребенок.
- Великий Тотис, - прошептал Кассар, потрясенный этим зрелищем.
Ребенок свернулся калачиком, обхватил себя руками и вздрагивал во сне. Он что-то тревожно бормотал, и Зелг, не раздумывая, шагнул к нему и подхватил его на руки. Он хотел теперь только одного - вынести бедное дитя на свет, отогнать ночные кошмары, утешить и успокоить.
И тут спящий открыл глаза.
Это были огромные, пронзительные, лилово-черные глаза с золотыми искорками. Ребенок протянул руку и убрал с глаз мешавшие ему волосы - длинные прямые пепельные пряди. И улыбнулся.
- Спящий проснулся, - с трепетом произнесли Стражи, опускаясь перед Зелгом на одно колено. - Привет тебе, истинный владыка.
В этот момент кассарийский некромант почувствовал сильнейшую боль во всем теле. Рвалась плоть, трещали сухожилия, крушились кости. И он понял, что умирает.
ГЛАВА 19
Услышав дикие крики, доносившиеся из расселины, откуда наполовину торчала туша ламахолотского монстра, Гризольда весьма ими заинтересовалась.
- Кто там? - спросила она, пытаясь заглянуть за спину зверю.
- Я Алгернон Огнеликий, рыцарственная дама, - учтиво отвечал демон. - Я бы хотел с кем-нибудь сразиться.
- Разумное и вполне логичное желание, - согласилась фея. - Что же вас сдерживает?
- Вот это вот естественное препятствие.
Надо заметить, что голос демона звучал несколько сдавленно.
- А что вы вообще там делаете? - уточнила Гризольда, любившая ясность во всем.
- Сижу, как невеста на выданье. Кто придет, тому и достанусь.
Фея окинула чудовище Ламахолота оценивающим взглядом, как портной, которому заказали праздничный кафтан без примерки, и сочувственно покивала.
- Препятствие существенное.
- А вы бы не могли его как-то отвлечь?
- Чем?
- Может быть, каким-нибудь кормом.
- Гризя!!! - вскричал взволнованный Таванель. - С кем ты разговариваешь?
- С потенциальным противником, - не стала таиться фея.
- А зачем?
- Жалко же. Там зря пропадает целая ватага демонов.
- И пускай пропадает. Их и так перебор.
- А вот милорд Топотан сетовал на нехватку врагов. И Лилипупс тоскует.
- Это понятно.
В ходе битвы наметился явный перелом. Выражался он в том, что, завидев издалека коренастую фигуру бригадного сержанта с его любимой бормотайкой наперевес, демоны улепетывали во всю прыть.
- Нам его с места не сдвинуть, - признал Таванель, завершив осмотр ламахолотского зверя. - Ему и тут неплохо.
Тут он глаголил, как истинный златоуст. Монстр Ламахолота благодаря своей длинной шее вполне успешно дотягивался до разнообразных демонов, пробегавших мимо расселины, и поступал с ними по своему, монструозному усмотрению. Он не видел смысла гоняться за жертвами по всему полю - ему и тут было удобно. Сказывалась тысячелетняя привычка: ученых и исследователей, которые в последнее время составляли основу его рациона, ему тоже доставляли, так сказать, на дом. Без всяких дополнительных усилий с его стороны. Ламахолотский зверь не был реформатором и терпеть не мог ломать устоявшиеся традиции.
- А тебе не кажется, что Лилипупс отлично разобрался бы с обеими проблемами? - осторожно спросила Гризольда у своего избранника.
Лорд какое-то время переваривал полученную информацию.
- В чем проблема, дорогая?! - внезапно озарило его. - Позовем сюда господина Лилипупса! Я думаю, он отлично разберется и с нашим милым союзником - своим новобранцем, и с нашими благородными противниками.
- Какой же ты гений! - с гордостью признала Гризольда. - Мне вот никогда бы такое не пришло в голову.
Довольный призрак зарделся, как облачко, подсвеченное рассветным солнцем.
Где-то в глубине расселины кто-то задохнулся от ужаса.
Но судьба оказалась милостива к Алгернону Огнеликому. Агапию Лилипупсу было не до него.
Современники сдержанно признают, что при прочих несомненных достоинствах бригадный сержант не мог похвастаться нездешней красотой. Внешность его, мягко говоря, была на любителя. Даже самые приукрашенные портреты, в основном призванные открыть зрителю прекрасный внутренний мир прославленного героя, говорят о том, что нос у него был слегка сплющен и не совсем заметен; лицо могло поспорить рельефом с лучшей сковородкой Гописсы; а глаза были немного выпучены - как у рыбы фусикряки, на которую случайно сел зверь Ватабася. Последнее особенно важно, ибо те же очевидцы вспоминают, что ни до, ни после описываемых событий не видели Лилипупса с такими вытаращенными глазами.
Выпучились же они до чрезвычайности по той причине, что Лилипупс не мог уяснить смысл знаков, подаваемых ему мумией герцогского дедушки. Бывалый доктор Дотт утверждал, что Узандаф да Кассар не взвивался так высоко даже после того, как случайно глотнул гремучую смесь для демонических младенцев из пригубного наливайника.
Мумия скакала и прыгала, как юный суслик по весне, и изо всех сил махала сухонькими ручками. Полы мантии развевались, как крылья летучей мыши, точнее - Птусика, то есть беспорядочно и бессмысленно. При этом дедуля издавал занимательные звуки, послушать кои тут же явился весь хор пучеглазых бестий. Энтузиазм старшего Кассара понемногу передался и им, и они принялись подпевать и повизгивать, внося посильную лепту в исполнение этого уникального музыкального произведения.
Впоследствии, однако, стало известно, что Узандаф Ламальва вовсе не пел, и не танцевал, и даже не привлекал женские особи загадочными телодвижениями, а всего только хотел позвать на помощь. Ибо он первый заметил, что с Зелгом стряслась беда.
- Что с вами, милорд? - заинтересовался Бедерхем, вырастая за спиной мумии. - В вашем возрасте эти перемещения могут смутить морально неподготовленных.
- Зелг!!!
- Его высочество успешно справляется с войной. Вы побеждаете, это очевидно.
- Зелг!!!
- Прекрасно выглядит, всем бы так… вот если бы он еще не расплывался… Отчего он расплывается, вы не в курсе?
- А я о чем?!
- Великий Ад! Что с ним?
- Если бы я знал. Боюсь…
- Боюсь, каким-то образом он не уберегся.
- Мало кто, кроме вашего Князя, может пробить латы Аргобба. Он этого не делал. А никто другой и не станет.
- Прошу прощения, Узя, но мы говорим о вашем внуке. Милый мальчик, но доверчив и немного рассеян. Всякий мог его облапошить.
- С него станется. Приведите его сюда! Вы же видите, что творится…
Творилось неладное. Очертания стройной могучей фигуры кассарийского некроманта теряли четкость. Он постепенно превращался в огромное багровое облако, в котором то и дело мелькали лица и морды, крылья и когтистые лапы, чешуйчатые хвосты и силуэты рыцарей. Будто бы всесильное Нечто, боясь превратиться во всепоглощающее Ничто, искало единственно верную форму.
- Что это с милордом? - подозрительно спросил Такангор. - Ему пора принимать капитуляцию, а он что затеял?
- !!! - откровенно высказалась Гризольда.
- Гризя! - охнул Таванель.
- А что я должна сказать? Какой ужас? Так вот это, к твоему сведению, гораздо хуже.
- Гризенька, но это не повод так выражаться.
Фея нервно всунула в рот трубку и сердито ею запыхтела.
- Неужели все так плохо? - огорчился добрый Фафут.
- Увы, - пожал плечами честный лорд. - Сбывается пророчество Каваны. Боюсь накаркать, но, по-моему, Спящий проснулся.
- И что из этого следует?
Фея вкратце обрисовала сложившуюся ситуацию.
- Поразительно, - изумился господин главный бурмасингер. - Есть у меня один капрал - он тоже не любит рассусоливать. Но чтобы так… Какая сила слова!
- Я процитирую? - спросил Бургежа, устраиваясь на плече графа да Унара.
- Без ссылки на источник, - заволновался корректный Таванель. - Все-таки репутация дамы.
- Я понимаю, - согласился военный корреспондент. - Припишем мне. Мне это можно и даже требуется по условиям, так сказать, игры. Вроде бы я потрясен до глубины души, до самых основ. Читатели любят эту грубую откровенность, эту - временами - неприкрытую правду жизни…
- Сейчас он обернется каким-нибудь монстром, - сказала Гризольда, с тревогой наблюдая за бесконечными перевоплощениями Зелга. - Вот вам будет и правда жизни, и последний день Липолесья, и отпевальный конкурс. Всюду успеем.
- А что с ним такое? - заинтересовался маркиз Гизонга. - Мессир Зелг как-то неожиданно переменился в лице.
Кассар как раз стянул с головы шлем, и над панцирем Аргобба торчала неописуемая морда твари, от которой шарахнулись бы самые пропащие обитатели адской бездны.
- Что значит - этикет, - похвалил Такангор. - Нет чтобы сказать - «дрянь какая», или же «вот это харя». А так нежно, деликатно - «переменился в лице»… Маменька бы одобрили… Да, я тоже хотел бы знать, что с ним такое? Чего он так переменился?
- Золотое пламя Ада смешалось с черной кровью некромантов, яд Бэхитехвальда - с голубой водой Караффа, - пояснила Гризольда. - А большего не знает никто.
- Он умрет?
- Надеюсь, нет.
- Мы умрем?
- Надеюсь, нет.
- А конкретнее?
- А конкретнее - караул!!!

* * *

Будущее уже не то, что было раньше.
Поль Валери
Далеко от Липолесья, в библиотеке кассарийского замка внезапно открылась Книга Каваны. Она распахнулась ровно посредине, и абсолютно чистый, слегка желтоватый плотный лист стал заполняться ровными строчками, будто некий невидимый летописец спешил запечатлеть события на память грядущим столетьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66