- Благодарю за комплимент.
- Прекрасный день, - кашлянул Даэлис.
- Чудесный.
- Погода так и располагает к возвышенному.
- Совершенно с вами согласен.
- А работать как-то не хочется.
- Но приходится.
- Вот именно - приходится.
Они согласно помолчали. Каждый о своем.
- Думгар, - осторожно начал полковник. - Нам бы как-то зайти в тыл мессиру Зелгу.
- Мессир Зелг сегодня в тылу не принимает, - твердо отвечал голем. - Но вы можете найти его в самом центре. У него там день открытых дверей.
- У меня приказ, - объяснил Даэлис.
- Сочувствую, милорд. У меня тоже.
- А я никак не могу вас убедить? Скажем, вы закроете глаза, а мы незаметно прошмыгнем?
- Что вы себе позволяете, милорд?! - осерчал Думгар.
Даэлис рефлекторно схватился за свои многострадальные уши.
- Вы меня неправильно поняли…
- Я понял вас абсолютно правильно, но, принимая во внимание вашу молодость и немедленное раскаяние, не сержусь.
Даэлис хотел было возразить, что он давно не молод и не одно море успело высохнуть на его веку, однако вовремя спохватился, что тогда придется искать другие аргументы.

Молодость бывает только раз. Потом требуются уже другие оправдания.
Из «Словаря недостоверных определений» Л. Л. Левинсона
- Рад был повидать вас, милорд, - вел свою партию голем.
- Я тоже.
- Заходите после войны.
- А вы до сих пор получаете «Костлявых кошечек»?
- Разумеется.
- У нас по-прежнему большие трудности с подпиской.
- Я наслышан. Кстати, милорд, вас заинтересует новинка: «Смелый экспериментатор» - эротические рисунки с натуры. Получаем со специальной рассылкой.
- Везет, - вздохнул Даэлис.
- Библиотека в вашем распоряжении, милорд.
- Тогда до завтра, - кивнул приободренный полковник.
- До завтра, милорд.
И довольные Предатели заторопились назад.
Что до Дьюхерста Костолома, то ему пришлось тяжелее всех.
Мало кто помнил, что его мать состояла фрейлиной при Моубрай Яростной, когда та переехала к мужу, в Кассарию, с небольшой свитой приближенных.
Дьюхерст появился на свет в угловой башне кассарийского замка, после третьих петухов, и первое, что он увидел, - это склоненное над ним лицо голема. Дело в том, что малыш уродился таким богатырем, что счастливая мать даже поднять его не могла, не то что носить на руках и укачивать.
Думгар принял на себя все обязанности кормилицы. Они с Доттом нянчились с демоненышем и днем и ночью. Это Думгар поил кроху Дью из трехведерной бутылочки патентованной детской смесью из молока мантикоры, слез феникса и яда василиска. Это он спел ему первую колыбельную, под которую малыш заснул, сладко похрапывая. Это он делал ему гуглю и бырзульчика огромными каменными пальцами, а младенец заливался радостным смехом. Это каменный домоправитель кассарийских некромантов качал будущего Костолома на колене и подарил ему первого дракона-на-колесиках (игрушка такая). В конце концов, это к Думгару Дьюхерст Костолом обратился с первым словом в своей жизни, и это слово было «мама».
При встрече в ущелье они обнялись и постояли молча, как и положено двум несгибаемым мужам. Затем Думгар ласково потрепал Дьюхерста по загривку, а Дьюхерст всхлипнул и потопал обратно - объясняться с начальством. Но долго еще оборачивался и махал на прощание. Как, впрочем, и все его Костоломы.
Ну а рассказывать о беседе Моубрай с ее любимым домоправителем и вовсе нечего.
- Что ж эти олухи сразу все не объяснили? - изумилась она. - Прости за беспокойство, Думгар. Я не представляла, с кем встречусь.
- Таков замысел, - сдержанно поклонился Думгар.
- Ах ты, старый хитрец, - рассмеялась Яростная. - Ты ведь все знал наперед.
- Не знал, - сказал голем. - Но предполагал. Надеялся.
- И оказался прав. Левый фланг нам недоступен, - вздохнула прекрасная демонесса. - Так и доложу маршалу.
- Как его вторая справа шея? - поинтересовался голем.
- Все так же. Ноет.
- Я прикажу прислать зелье.
- Спасибо. Желаю удачи.
И Моубрай Яростная вернулась к Каванаху с полным отчетом об атаке на левый фланг.
- Вот видишь, отец, - подытожила она, завершая свой короткий рассказ. - Это совершенно невозможно.

Невозможное не может вменяться в обязанность.
«Дигесты Юстиниана»

* * *
Доспехи Аргобба и впрямь защитили от многих неприятностей. Во всяком случае, Зелг постоянно находился в самой гуще сражения и на шестой его час все еще оставался целым и невредимым. Относительно целым и почти невредимым, если соблюдать точность.
Нечеловеческий меч значительно облегчал тяжкий труд рыцаря. Демоны скошенными снопами валились вокруг него, но на их место становились новые, причем в неприятной пропорции - по двое или трое свежих противников на одного побежденного. С такой арифметикой победы не видать.
Справедливый некромант понимал, что он находится в преимущественном положении по сравнению с теми же шеннанзинцами, которым требовались совместные усилия трех или четырех воинов, чтобы одолеть одного заурядного демона. А на особо выдающиеся экземпляры приходилось нападать чуть ли не вдесятером.
Сначала ему казалось, что вся вражеская армия атакует его одного, что все взгляды нацелены только на него. Но так было только первые полтора или два часа непрерывной сечи. Постепенно яростное сражение отодвинулось на второй план, будто в театре, когда хор отступает в глубину сцены. Зелг уже не видел отчетливо: все слилось в одно большое разноцветное пятно, в котором время от времени мелькали кошмарные морды - лучшее украшение страшного сна.
Один раз волна нападающих оттеснила его к Такангору, и они даже смогли перекинуться парой слов. Генерал Топотан утверждал, что все идет просто прекрасно, и Зелг счел необходимым согласиться с ним, хотя лично он ничего прекрасного в окружающей действительности не обнаруживал. Но мы только что сказали, что он уже вообще ничего не видел.
Как бы мало ни был искушен в военных хитростях молодой некромант, все же он понимал, что долго так продолжаться не может. Люди устали. Они измождены. Еще чуть-чуть, и воины Кассарии начнут падать без сил, и им будет все равна - убьют их или нет. Ибо существует предел человеческой выносливости, за которым наступает полное отрешение.
Зелг видел лица шеннанзинцев и чувствовал, что они находятся на самой грани. Он отчаянно боялся, что Такангор оценивает ситуацию, примеряя ее на себя. Ему-то, возможно, далеко до обморока. А вот Эмсу Саланзерпу - рукой подать.
Пару часов назад подлетал к герцогу да Кассару возбужденный Бургежа с пухлой исписанной тетрадкой в цепких когтях и говорил ободряющие слова. Согласно Бургеже, демоны уже поняли, что обречены, и вот-вот выкинут белый флаг. На резонный вопрос, что же они прут возмущенной толпой, как муравьи из муравейника, на который основательно уселась влюбленная парочка, пухлицерский лауреат выдвинул предположение, что это от отчаяния. Надо же что-то делать, вот они и прут. А в целом они уже сдались.
Дискуссии не вышло, потому что на Зелга надвинулся какой-то гориллоподобный демон - не иначе кузен Кальфона Свирепого, а Бургежу попытался проглотить нервный экой. Специальный корреспондент перенес покушение на свою персону стоически, но вот порванной тетрадки не простил и с возмущенным визгом вцепился экою в морду и клювом, и лапками. Что было дальше, герцог не видел - отвлекся на противника.
Проскакал мимо Мардамон на ошалевшем четвероногом монстре с выпученными глазами. Жрец нежно обнимал его за шею и, высоко взлетая при каждом прыжке твари, орал в оттопыренное ухо:
- …а также свидетельство почетного члена отпевальных вечеров. А?!
Столкнувшись у какого-то валуна с главным бурмасингером Фафутом, некромант приветливо ему улыбнулся, совершенно забыв, что за забралом улыбки не видно. И что скалится на его доброго друга ощеренная пасть мурилийского демона.
Чуть тише и свободнее было на участке, который защищал Гуго ди Гампакорта. Демоны не слишком охотно встречались с каноррским оборотнем, и поэтому сюда стекались все, кому крайне нужно было отдышаться.
Сейчас за спиной Гампакорты сидели Ангус да Галармон, маркиз Гизонга, господин Фафут и изрядно помятый азартным огнекрылом граф да Унара. Вокруг них хлопотал доктор Дотт и летал, заставляя тиронгийцев нервно вздрагивать, Флагерон, потрясающий копьем. Зелг тоже спешился, облегчая участь своего амарифского жеребца.
- Как там на правом фланге? - спросил Галармон, утирая пот полой изорванного в клочья плаща. - Слушайте, - удивился он. - Зачем я таскаю на себе эту тряпку?
- Вроде бы держатся, - сказал Дотт, поливая раны графа какой-то зеленой дрянью. - Хотите выпить, господа?
- Чего?
Дотт честно протянул бутылочку с той же дрянью.
- А что это?
- Забыл, как называется. Но самое оно. Для внутреннего и наружного употребления.
- Давайте, - махнул рукой да Унара. - Хуже не будет.
- Будет, будет, - утешил его добрый халат. - Но не от моего зелья.
Явились на импровизированный сабантуйчик взмыленные Бумсик с Хрюмсиком. Бумсик еще с хрустом дожевывал чье-то крыло, а Хрюмсик - чей-то хвост. Оба хряка были безмерно довольны собой и жизнью.
Затем наступающие демоны разлетелись, будто кегли, и мимо огромным черным шаром прокатился доблестный паук.
- Кехертус! - закричал ему Дотт. - Иди к нам.
- Не могу! - ответил тот на бегу. - Дядя Гигапонт пошел в атаку!!!
Зелг окинул взглядом равнину. Со стороны реки катилась на них третья волна нападающих, и он отчетливо понял, что это и есть тот самый последний бой, о котором так любят слагать песни и баллады. А еще он подумал, что перед лицом неминуемой гибели можно позволить себе малую толику нелицеприятной критики.
- Порой мне кажется, - признался он, - что дядя Гигапонт сидит у Кехертуса на голове.
Впоследствии выяснилось, что он был прав, как никогда: Гигапонт там и сидел - в специально сплетенной будочке - и руководил неистовыми атаками.
- Да, - заметил маркиз, повторяя траекторию Зелгова взгляда. - Внушает… внушает…
Он разумно не продолжил фразу, ибо нападающие внушали одновременно много всяких чувств: и ужас, и отвращение, и страх, и мысли о собственной грядущей смерти.
- Собственно, мы знали, на что шли, - улыбнулся Ангус да Галармон, тяжело вставая на ноги.
Бравому генералу казалось в эту минуту, что на его плечах громоздятся все скалы Гилленхорма, так он устал. Но дух его оставался таким же бодрым, как в самые радостные минуты.
- Я сожалею только об одном, - признался граф да Унара, присоединяясь к нему, - о том, что не выпью еще бокальчик мугагского и не попробую ваш знаменитый розовый соус к маринованной дичи. А в остальном - жизнь удалась, и нарекать не на что.
- Вам хорошо, - вздохнул Гизонга. - А я как подумаю, сколько денег его величество неэкономно ухлопает на наши пышные похороны, так в дрожь кидает. Я же складывал годами, пульцигрош к пульцигрошу. А он на одни золотые кисти и позументы… А-а-а… - И маркиз сморщился, как от зубной боли.
- Ну уж после смерти можно перестать волноваться, - заметил начальник Тайной Службы.

Рожденный считать и экономить никогда не поймет рожденного скакать и тратить.
«Дракон Третьего рейха»
- Вам, граф, легко говорить. Ваших преступников наверное не растранжирят: сколько вы их посадили в тюрьму при жизни, столько их там и останется. А я…
- Знаю-знаю - пульцигрош к пульцигрошу.
- И кто будет собирать по всему дворцу огарки свечей?
- Полагаю, ваш безутешный дух.
- Больше некому.
- А я подбадриваю себя тем, что в Булли-Толли меня ждет любящая семья, - пробасил Фафут. И, кивнув в сторону демонов, признал: - Родные лица. Как две капли воды.
Зелг хотел попросить прощения у своих друзей за то, что по его милости они оказались в это время и в этом месте, но не нашел нужных слов. Не успел.
Рядом с ними выросла могучая фигура генерала Топотана, и громоподобный голос воскликнул:
- В атаку!!!
- В атаку так в атаку, - отозвался за его спиной Эмс Саланзерп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66