не успел я от переизбытка чувств выпустить паутинку, как поднялся сильный ветер, и меня, в буквальном смысле слова, ветром сдуло из общества моей избранницы.
Очутился я на болоте, прямо посреди листа лотоса, где проживала прелестная лягушка Гортензия. Незабываемые дни! Божественные ночи. Редкостное единение двух одиноких душ. Это она научила меня танцевать ластатупси. У бедняжки никогда не было столько ног, и втайне она мне завидовала. Но, несмотря на зависть, ластатупси сблизило нас. Откровенно говоря, сблизил нас и тот факт, что в том сезоне у нее был большой недобор учеников. И все же эти дни я вспоминаю с трепетом.
- Я тоже люблю танцевать, - встрял Такангор. - А что, я еще не исполнял вам минотаврский древний народный танец перлиплютики - с гупотом, топотом и поцокиванием? Маэстро, дайте ноту!
- Немного позже, - кротко улыбнулся граф да Унара. - Чтобы мы не отвлекались на мелочи вроде Бесстрашного Суда и полностью отдались во власть высокого искусства.

В жизни нужно испробовать все, кроме инцеста и народных танцев.
Томас Бичем
- Это разумно, - грустно согласился минотавр. - Сделал дело, танцуй смело.
- Дядя желает взять у вас пару уроков, - заволновался Кехертус, выслушав тихий шорох с подушечки.
- Боюсь, у него возникнут трудности с гупотом и топотом, а это в перлиплютиках главное.
- Пчелы-убийцы тоже считали, что мне не достичь их уровня мастерства, - поведал Гигапонт, по-прежнему используя племянника как рупор. - И что же? Я превзошел их, ибо они работают в коллективе, а я - гордый и опасный одиночка. Но вернемся к той, единственной, от которой судьба спасла меня столь изящным способом.
Знаете, как гибнут галантные кавалеры? Из-за хорошей памяти. Вспомнил я однажды свою суженую из Лялятпополиса, и шесть ног сами понесли меня туда. Две, правда, упирались. Но решение принимает неразумное большинство, а не дальновидное меньшинство.
Прибываю в окрестности замка Таванель на попутном зяблике, высаживаюсь у норки, где давно мог покоиться мой прах. И вижу покинутое обиталище. Что я подумал? Только одно - любовь потеряна навсегда. Сижу, оплакиваю злой рок, несчастную возлюбленную, размышляю, у кого бы узнать кровавые подробности.
И только тут я обратил внимание, что местность пустынна: ни птички, ни жабки, ни рыбки, ни пчелки, пусть даже и с преступными наклонностями. Трава сухая. Деревья неживые. И даже вода в ручейке струится, как умирающая теща, вписывающая зятя в завещание. С тем же энтузиазмом.
Спас меня тот самый попутный зяблик. Его тоже испугало отсутствие гармонии в окружающем пространстве, и он решил податься назад, поближе к цивилизации. Специально дал крюк, чтобы прихватить меня с собой, если я еще жив.
Я не стал искушать судьбу. И вот я здесь, а она там - моя единственная и ненаглядная, которая могла бы стать сорок шестой женой Гигапонта, но вместо этого осчастливила его.

На свете есть лишь одна женщина, предназначенная тебе судьбой. И если ты не встретишь ее, ты спасен.
«Нью-Йорк таймс»
- Как разнообразна жизнь, - вздохнул Юлейн. - Иногда кто-то избегает трагедии.
Маркиз Гизонга поглядел на него не без интереса.
- А теперь перейдем к князю ди Гампакорте, - попросил Зелг. - Я не слишком понимаю, каким образом он оказался втянутым в эту историю.
- Каноррских оборотней не надо никуда втягивать, - проворчал судья Бедерхем. - Они сами охотно втянутся и заварят такую кашу, что Ад похолодеет.
- Вы знакомы с душеприказчиком души Таванеля? - спросил молодой некромант, понимая, что следует обозначить искомые персоны буквами, а то слишком долго говорить.
- Строго говоря, это нельзя назвать знакомством, - неохотно признал демон.
- Князь ди Гампакорта оставил свои глаза в Преисподней, - жестко произнес Мадарьяга. - Правда, Бедерхем?
- Правда, - с достоинством отвечал тот. - Они остались на Ядоносных пустошах. И это единственный раз, когда Гончая Князя Тьмы упустила свою жертву.
- Две жертвы, - не без удовольствия поправил его вампир.
- Если соблюдать точность - три, - произнес незнакомый голос.
ГЛАВА 6
- Мадам Топотал! Мадам Топотан! Я уже здесь, - возвестила Горгарога, появляясь на дороге, ведущей к лабиринту.
Она любила этот старинный лабиринт, такой мрачный и холодный снаружи и уютный внутри; любила его многочисленных приветливых обитателей; и особенно любила сообщать им самые последние новости об их старшем сыне и брате, Такангоре, которых все ждали с таким нетерпением.
Почтенная горгулья давно бы оставила должность почтальона и пошла на повышение, благо позволяли и выслуга лет, и добрые отношения с начальством. Но кто будет радовать жителей Малых Пегасиков письмами и посылками? Она не перенесет, если вести станет доставлять кто-нибудь другой. Приходил наниматься один, из Больших Пегасиков, человек. Так он начал с того, что чуть не выбросил в мусор бесценные сухие листочки из далекого Лягубля, которые предназначались Прикопсу. Начальство ему тут же отказало.
С начальством в последнее время все обстояло особенно хорошо, так как почтмейстер Цугля преодолел свою феерическую застенчивость, сделал ей предложение лапы и сердца и даже набрался духу жениться, хотя и основательно хлебнул для храбрости перед самым началом торжественной церемонии.
Крепкое пойло, гремучая смесь, составленная барменом кабачка «На рогах» и проверенная не на одном десятке робеющих женихов, произвела на горгула потрясающее по силе воздействие. Дело в том, что предыдущие шестьсот лет он был убежденным трезвенником, и внезапная смена жизненных позиций далась ему нелегко.
Всю церемонию он икал, качался и гонял невидимых уточек.
Почему-то именно присутствие этих гипотетических уточек на его свадьбе особенно беспокоило славного Цуглю. Он шипел на них, хлопал крыльями, громко топал лапами и метко плевался, то и дело прерывая старейшину. Затем полез целоваться к мадам Хугонзе, подружке невесты, схлопотал по ушам и расстроился, что жена его не признала. После чего выразил желание немедленно прокатиться с супругой на крылатой кобыле и отправился ловить оную.
Счастливый, помолодевший лет на триста, Цугля летел на бреющем над Пегасьей Долиной, а за ним длинной вереницей растянулась свадьба.
Впереди всех - минотавры, признанные атлеты, которым нипочем не догнать даже хмельного горгула; следом, кавалькадой, - спотыкающиеся кентавры, существа стремительные, но уже в зюзю пьяные, а потому нерасторопные; затем - эльфы и сатиры; и уже замыкали торопливую процессию почтенные гномы, кобольды и сама счастливая молодая, которой возраст не позволял заниматься бегом по пересеченной местности, а радикулит мешал полноценно взмахнуть крыльями.
Далеко впереди разлетались перепуганные лошади.
На следующий день, протрезвев и пережив все стадии жесточайшего похмелья, о котором с трепетом и назиданием рассказывают после детям и внукам, господин Цугля устыдился, просил прощения и два последующих месяца супружества был просто шелковый. Хоть к ране прикладывай.
Население Малых Пегасиков беспокоилось за мадам Горгарогу - как она перенесла такой удар. Но мадам только смеялась.
- Тоже мне - нашли причину для мировой скорби. Так он хотя бы женился. Говорю вам, иначе не видать мне свадьбы - он бы просто сбежал в последнюю минуту. Я еще должна этому негодяю из «На рогах» за его отраву, хотя я зашла и высказала ему все, что полагается, чтоб не думал, что можно спаивать честных горгулов. А если бы господина Цуглю хватил кондрашка? Я допила его порцию - он не осилил, бедняжка, у него никакого опыта. Не пропадать же напитку. И я вам так скажу: я женщина крепкая, но и меня слегка перекосило по диагонали.
Состав гремучего зелья так заинтересовал народонаселение обоих Пегасиков, что в кабачке было не протолкнуться. Даже Мунемея соизволила принять несколько подач и признала, что давно уже напиток «так не гонял кровь по жилам».
- Ах, мадам Горгарога, - говорила она однажды вечером, когда дети уже ушли спать и они остались вдвоем, в любимой беседке неподалеку от заброшенного храма. - Этот ваш напиток - плесните нам еще по чарке - напомнил мне далекую молодость. Такое действие в былые времена производил на меня поцелуй Гогила, хорошая свалка да коктейль, который один безнадежно влюбленный кобольд назвал «Гневом Мунемеи». Славные были времена, мадам Горгарога.
- Вы мне станете рассказывать! Мы следили за вашими приключениями, как за сказкой. Все рогатые дамы поголовно влюбились в Гогила с надеждой на будущее; а все представительницы не минотаврьих семейств - безнадежно.
- И вы?
- А я вам не дама?! Конечно, да. Правда, он состоял у меня про запас и терзал мое девичье сердце в промежутках между душераздирающими свиданиями с моим тогдашним женихом. Кто бы подумал, что тот улетит однажды на войну и не вернется!
- Все мы были молоды и безрассудны.
- Я на вас сильно удивляюсь, что вы отпустили Такангорчика в подвиг после таких раздраконий. И еще эти пророчества. Вы сказали ему? Хотя бы иносказательно.
- Нет, мадам Горгарога, - отвечала Мунемея. - Иначе бы он все время старался подстроиться под них, и один Тотис знает, что из этого вышло бы. А Тотис не знает, потому что ему все равно.

Пророчества, получившие широкую огласку, почти никогда не сбываются.
Закон пророчества по Тернеру
- Вы - да! - мудрая женщина, - заявила Горгарога.
- Признаюсь, я все время в сомнениях.
- Я про то, что вы предусмотрительно заказали четыре кувшинчика этого антиобщественного зелья. Второй внезапно закончился, а разговор даже не начался.
- Вам помогла целебная смола?
- О, очень помогла! Я принимаю ее внутрь для вообще и снаружи - для крыла. Внутрь подходит больше. Можно будет попросить еще скляночку?
- Само собой. Вы правы, мадам Горгарога, - тихо сказала Мунемея. - Я тоже удивляюсь, как я отпустила Такангора, пусть не зная, но предполагая, что его ждет.
- Но оно все равно ждет. Пустите вы или ляжете костьми поперек этого входа, будущее нас обязательно дождется. Я это уже поняла. Он жив и пишет - что уже много, - сказала почтальонша, опрокидывая в себя следующую чарку. - Правда, писателем ему не стать - фантазии никакой, зато точность отменная. Как схвачены подробности. А вы не боитесь, что близится час, когда кто-нибудь откроет ему правду?
- Не знаю.
- И тогда за ответами он придет к вам. Мы будем стоять насмерть, но это же ваш сын. В нем бурлит ваша кровь, и многих это уже окончательно изумило вплоть до летального исхода. Такангорчик - почтительный ребенок, но на всякий случай я буду в глубоком арьергарде, когда он захочет подробностей.
- За деревьями не видно леса, - изрекла Мунемея. - Подробности не нужны никому, кроме меня. Я унесу их с собой.
- Можно я спрошу вопрос?
- Пожалуйста.
- Но это щепетильно.
- Мадам Горгарога, у меня найдется от вас не много секретов.
- Вы правда, говорят, верите в то, что там, - почтальонша потыкала когтем в стремительно темнеющее небо, - есть такие же Малые Пегасики?
- Да. Верю.
- И в то, что там есть такой же лабиринт, и храм, и кабачок «На рогах», и почта, и альпинарий?
- Да.
- Чем же это отличается от жизни? - изумленно спросила горгулья.
- Тем, что там сейчас сидит в кабачке Гогил Топотан, и ваш жених, и один смешной и очень порядочный человек - магистр Барбазон, и все те, кого мы тут пережили и вспоминаем с любовью и тоской. У них все хорошо. Они счастливы. И они ждут нас. Когда мое время здесь будет исчерпано, я переберусь туда.
- А если вдруг нет?
- Я хочу знать, - произнесла Мунемея своим фирменным тоном, от которого даже самые авантажные циклопы принимались бегать, как подстреленные, - я хочу видеть, кто нам посмеет в этом отказать!

* * *
Спустя два дня поляна перед лабиринтом огласилась привычным воплем:
- Мадам Топотан, мы с прессой уже здесь! Вы только поглядите, как ему к лицу эта мантия и этот трон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66