Честное слово, Бакандор даже представить себе не мог, что рассердило маменьку.
Впрочем, она сама разъяснила ситуацию:
- Репортаж из Малых Пегасиков - как тебе это нравится? Они анонсируют статью обо мне в завтрашнем номере, а еще никто не явился для беседы. Неужели так и напечатают что попало?
- Тогда мы дадим опровержение.
- Вот еще, - сказала Мунемея. - Станем мы тратить время на эдакие глупости. У меня куча хлопот по хозяйству. Домашние дела никто не отменял.

У меня столько хлопот по дому, что, если завтра со мной случится нечто ужасное, я смогу начать огорчаться не раньше чем через две недели.
NN
- Маменька, а если они напишут неправильно?
- Ну и что, - пожала плечами Мунемея. - Меня удивит, если они раскопают пра… то есть будут точно придерживаться фактов. Я еще не видела газетной статьи, которая бы полностью соответствовала действительности. Но меня это не волнует.

Мне все равно, что обо мне пишут в газетах, до тех пор, пока обо мне не пишут правду.
Уинстон Черчилль
Бакандор не на шутку удивился, но перечить не стал. Возможно, он бы продолжил этот разговор, но тут у входа в лабиринт появился Милталкон. Брат был взволнован, глаза его сияли, уши шевелились, хвост натянулся, как струна, а кисточка на нем распушилась. Последний раз Бакандор видел брата в таком состоянии, когда Малых Пегасиков достигло известие о славной победе Такангора в Кровавой паялпе.
- Иди сюда, - зашептал Милталкон, совершая завлекательные движения головой, руками и всем корпусом. - Иди, чего покажу. Я такое нашел!!!

* * *
Официальная встреча дяди Гигапонта намечалась на раннее утро. Тогда же решено было провести и все торжественные мероприятия по этому поводу, кроме фейерверка. Фейерверк разумно отложили на вечер, совместив его с торжественным приемом судьи Бедерхема и некоторых важных посетителей из числа истцов и ответчиков на Бесстрашном Суде.
Итак, почти все обитатели замка выстроились у ворот, снятых с петель предусмотрительным Думгаром, который хорошо помнил, с каким трудом протискивался когда-то сквозь них вежливый Кехертус.
Лазоревая ковровая дорожка (ручная работа, прошлое тысячелетие) ручейком сбегала по ступеням господского дома к огромному помосту, усыпанному шелковыми подушками. Хор пучеглазых бестий замер по левую руку от голема, и морок-дирижер застыл неподвижно, вздымая вверх дирижерскую косточку. Староста Иоффа с сыновьями и группа самых почтенных граждан Виззла стояли невдалеке с подносом, на котором лежал тот самый таинственный сверток, оказавшийся подарком Кехертуса дорогому дяде.
Запасные сверточки размером с хорошего осла высились на ступеньках у бокового входа, припасенные на тот случай, если Гигапонт сильно проголодается с дороги. И Карлюзин осел подозрительно на них косился.
- Это поможет вам отвлечь его от встречающих, - туманно пояснил паук.
Теперь Зелг занимался тем, что пытался как-то иначе истолковать смысл этих слов, но у него ничего не получалось. Очень уж однозначно звучала формулировка.
Стояли, затаив дыхание, ибо Кехертус особо предупредил, что дядя не переносит резких движений, сопения, радостного топота и громких разговоров.
Ожидание затягивалось.
Призраки, бесшумные и почти невидимые, носились над дорогой, как обезумевшие, но возвращались к Думгару с одной и той же новостью: никакого дяди на дороге нет, а вот на окраине Виззла уже расположился шумный, цветастый, многоязыкий и весьма обширный табор, обитатели которого ровно в полдень ринутся в Кассарию, неся прошения, жалобы и кляузы.
Думгар выразил некоторую обеспокоенность: пустынная дорога несказанно огорчала его. Он предполагал, что увидит на ней стремительно приближающуюся черную точку. И тут около него опустился на землю Крифиан.
- Милорд, - кашлянул он деликатно. - Может, мне слетать на разведку? У меня больше опыта.
Призраки хотели было обидеться, но Думгар пресек их недовольство одним властным движением.
- Вы меня обяжете, милорд, - сказал он. - Мессир Зелг так взволнован, что на нем просто лица нет. В преддверии Бесстрашного Суда я бы оценил это состояние как критическое.
- Уж сегодня-то ему крайне важно сохранить лицо, - подтвердил Дотт.
- Одно крыло там, другое здесь, - пообещал грифон и взмыл в воздух. - Минутку.
Зелг невольно залюбовался прекрасным зрелищем: могучие крылья вознесли Крифиана под самые облака, и полуденное солнце облило его золотом. Сверкающий грифон несся по небу с оглушительной скоростью и в считаные мгновения скрылся из глаз. А спустя обещанную минуту он спикировал вниз, пролетев чуть ли не вертикально мимо крепостной стены, и доложил голему:
- Он уже на подходе. Я скомандую, когда хор должен вступить с приветственной ораторией.
- Почему же мои призраки его не увидели? - удивился Думгар.
- Вероятно, причиной тому не такое острое зрение, - дипломатично отвечал грифон. - У них другая специализация.
Дальше началось нечто невообразимое.
Грифон издал громкий гортанный крик, и, подчиняясь ему, хор пучеглазых бестий грянул «Одинокого паука» - лирическую и пронзительную мелодию, последние такты которой дописывались в творческом экстазе сегодня ночью.
Кехертус ринулся к воротам, простирая передние лапы к долгожданному родственнику и восклицая:
- Дядя! Дядя!!! Дорогой мой!
При этом все его глаза растроганно блестели.
Потянулись за Кехертусом граждане Виззла: Иоффа, Альгерс, Ианида, Гописса, Нунамикус Пу - и многие другие, осчастливленные прибытием дорогого гостя. Они шептали что-то неразборчивое, но крайне приветливое и дружелюбное и изо всех сил предлагали прибывшему блюдо с торжественным подношением.
Шаркал ножкой Карлюза; кланялся, как маменька учили, Такангор Топотан; приветливо махал белоснежным платочком король Юлейн и посылал время от времени воздушные поцелуи. Не менее радостными выглядели и члены его свиты, включая огромного, как медведь, бурмасингера Фафута, на чьем лице застыла, как изваянная в граните, широкая улыбка.
Многоног-распорядитель Гвалтезий взял в каждое щупальце по яркому флажку и теперь напоминал волнующийся на ветру цветник.
- Какая радость, какая радость для нас для всех, - то и дело повторял Узандаф Ламальва да Кассар, промакивал уголок глаза рукавом.
- Рад встрече, рад, уж так рад! - бормотал князь Мадарьяга, паря на локоть выше красной ковровой дорожки.
И доктор Дотт, порхая у самого плеча Зелга, вторил ему:
- Необыкновенная радость. Я вне себя!
- Прошу пожаловать, милорд Гигапонт, - гудел Думгар.
Зелг тоже изобразил крайний восторг и пролепетал:
- Я счастлив приветствовать дядю нашего славного друга Кехертуса в своем скромном замке…
Потом беспомощно оглянулся и горячо зашептал:
- Думгар.
- Да, ваше высочество.
- Думгар, я хочу уточнить одну деталь.
- ?
- А где же дядя?
Впервые за долгое время невозмутимая физиономия голема что-то выразила. Кажется, крайнюю степень растерянности.

* * *

Малое прекрасно!
Эрнест Шумахер
Впоследствии, когда пытались разобраться, кто первым подбросил идею о гигантских размерах дяди, крайнего так и не нашлось.
Думгар апеллировал к невообразимым габаритам самого Кехертуса и к его одобрительному отношению к идее снять ворота с петель.
- Если милорд Кехертус намного младше милорда Гигапонта и, я извиняюсь, гораздо менее известен, - говорил он, - то сам собой напрашивался вывод, что дядя достиг особо крупных размеров.
- Имя-то, имя! - вскрикивал Мадарьяга. - Вы вслушайтесь в звучание. Кого могли наречь Гигапонтом? Только исполинского крошку.
- О нем часто пишут газеты, - шелестел Узандаф. - Газеты пишут только о выдающихся и очень заметных персонах.
И мумия тут же сделала краткий обзор статей, посвященных Гигапонту.
Чаще всего пресса сообщала о его очередной женитьбе.
- Дядя - убежденный холостяк, - пояснял Кехертус. - Не может и недели вытерпеть в браке, но пользуется неслыханной популярностью у дам. Сплошную неправду пишут, что он все время женится. На самом деле он все время разводится.
Кроме того, пресса расписывала чрезвычайную живучесть Гигапонта и его умение выходить победителем из любой схватки.
- Я же говорю: дядя пятьдесят семь раз женился и пятьдесят семь раз остался в живых. Обычные дяди погибают в ласковых объятиях первой супруги.
Пресса утверждала, что только размеры Гигапонта помогли ему избежать верной гибели.
- Мне и в голову не пришло, что вы не видели портрета дяди! - защищался Кехертус. - А снятые ворота его просто покорили. Он в восторге и тронут до глубины души, что с моими родственниками случается крайне редко. Я и не упомню, видел ли его когда-то настолько счастливым.
- Вот-вот, не видел! Вообразите, каково мне было, - жаловался Зелг. - Все машут, все говорят какие-то приветственные слова, а я никогошеньки визуально не обнаруживаю. Вот признайтесь честно, кто видел дядю своими глазами?
- Я, - молвил Крифиан. - Но тут нет ничего удивительного. Грифоны отличаются уникальным зрением. Это наша национальная особенность.
- Я, - вздохнул Кехертус. - Мне его маменька как-то показывала при случае. А потом я опирался исключительно на родственное чутье.
- Ну, в этом точно нет ничего удивительного, - ухмыльнулся Дотт, отпаивая молодого герцога и его кузена лекарственной бамбузякой. - Флюиды - это вам не кот начихал. Это мистическая, я бы сказал, связь.
- Ты сам-то что-нибудь видел?
- Кого это беспокоит?
- Ты так убедительно выглядел, - молвил Зелг, восхищенно разглядывая кузена. - Да и граф с маркизом и даже господин Фафут настолько естественно себя вели, что у меня не возникло и тени подозрения.
- Пообщаешься с мое с душенькой Кукамуной, научишься изображать что угодно, - вздохнул Юлейн.
- Положение обязывает, - согласился граф да Унара. - Хотя мы с маркизом в какой-то момент решили, что дядя невидим простому смертному, и нас его отсутствие уже не смущало.
- Мне надо выпить еще, - признался Зелг. - Не умеренно, а так, чтобы снова поверить в себя.

Немножко слишком виски будет как раз достаточно.
NN
Разговор сей происходил в малом тронном зале, куда участники событий удалились, чтобы перевести дух перед началом Бесстрашного Суда. Староста Иоффа тихо хихикал в углу, осчастливленный кувшинчиком славного таркейского винца. К нему примкнули и Альгерс с Ианидой, и Гописса с Мумезой, причем впервые за длинный исторический период обескураженные дамы не протестовали против возлияний. Кажется, они и сами нуждались в добром глотке, чтобы восстановить пошатнувшееся душевное равновесие.
К тому моменту, когда выяснилось, что дядю Гигапонта в подробностях можно рассмотреть только в мощный крупноскоп, большинство встречавших крепко опасались за свой рассудок.
Сентиментальный Кехертус, весь прошлый вечер предававшийся ностальгическим воспоминаниям детства, расписал старшего родственника самыми яркими красками. Он с увлечением рассказывал о дальних странствиях, из которых Гигапонт вообще никогда не вылазил; о побежденных им врагах, которые, судя по этому рассказу, громоздились где-то штабелями; о прекрасных дамах, тоскующих по очаровательному кавалеру. Он только забыл упомянуть, что его дядя - чрезвычайно ядовитый, стремительный, но крохотный паучок.
- Дядя пошел в бабушку, а папа - в дедушку, - объяснил Кехертус вопиющую разницу масштабов.
Сам виновник переполоха, прослушав второй раз ораторию «Одинокий паук», взгрустнул, заказал к обеду что-нибудь эдакое и удалился в отведенные ему покои, спешно обустроенные домовыми применительно к новым условиям, отдохнуть с дороги.
Что же до остальных, то для них передышка оказалась краткой.
Громыхнуло, полыхнуло оранжевым пламенем - языки огня взметнулись к потолку и смирно опали, прижимаясь к ногам величественного и кошмарного существа, которое буквально выросло из каменного пола в самом центре зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66