По утрам сестрам приходится силой вытаскивать ее из постели к молитве, а по ночам она дожидается, пока все заснут, и сбегает из приюта. Вечером перед пожаром было точно так же.
- Откуда вы знаете? - взволнованно спросила Рэйко.
Нарисованный настоятельницей портрет противоречил ее мнению о девушке, равно как и собственным словам Хару, в которых она представала благодарной, преданной благодетелям и покладистой во всех отношениях сиротой. Утверждение о том, что Хару самовольно покидала спальню, также не соответствовало данной ею хронике событий. Слыша рьяные заверения настоятельницы, Рэйко поневоле задумалась: а нет ли у Дзюнкецу-ин личных мотивов очернить Хару в ее глазах?
- Вы это видели?
- Нет, - ответила Дзюнкецу-ин. - Что я, нянька, следить за сиротами? - обронила она спесиво. - Ее поймала храмовая стража, когда она бегала ночами по округе. Оказалось, девчонка путается с послушниками. Мы уже засомневались, что Хару вообще пригодна к монашеской жизни. Именно поэтому ее до сих пор не взяли в послушницы. - Настоятельница злорадно усмехнулась. - Сдается мне, Хару вряд ли поведала вам, почему она, вполне взрослая для принятия пострига, до сих пор обитает в приюте?
Теперь и Рэйко заметила эту странность. Сочтя Хару ребенком, она даже не задумалась, почему та не дала монашеского обета, к чему, по ее словам, стремилась. Да, девушки низших сословий бывали сведущи в плотской любви. Но чтобы Хару, пусть зрелая физически, намеренно совращала послушников?.. Рэйко ужаснулась, едва подумав об этом. Возможно ли, чтобы Дзюнкецу-ин оболгала ее? Неужели она, Рэйко, упустила что-то из их разговора? Неужели чутье сыщицы подвело ее после затянувшегося отпуска?
Скрывая смятение, она произнесла как можно спокойнее:
- Мне потребуются другие свидетели, способные подтвердить испорченность Хару.
- Четверо сидят здесь, перед вами. - Настоятельница обвела жестом монахинь в углах. Те, не дрогнув, встретили взгляд Рэйко.
"Удачное совпадение", - подумала она. Покорные слуги едва ли могли сойти за независимых свидетелей, а явное нежелание Дзюнкецу-ин представить иных усилило ее сомнения в честности настоятельницы.
- Ваш рассказ о недостойном монахини поведении Хару не имеет отношения к поджогу, - возразила Рэйко, понимая что причин обвинять девушку у нее не больше, чем у Дзюнкецу-ин.
В ответ настоятельница произнесла с плохо скрываемым торжеством:
- Дежурная по приюту сказала мне, что тем вечером проверяла сирот в спальне и Хару среди них не было. - Видя озабоченность Рэйко, Дзюнкецу-ин усмехнулась. - Неудивительно, что она и вас провела. Хару - отъявленная лгунья. Если она якобы не помнит событий той ночи, значит, дело нечисто.
Несмотря на потрясение, Рэйко все же не верилось, что Хару могла ее обмануть. Намеки настоятельницы о причастности девушки к пожару тоже звучали неубедительно. Прежде всего требовалось установить, что делала Хару во время своего отсутствия в спальне.
- Может быть, она оказалась там против воли, - предположила Рэйко. - У нее большая шишка на затылке и все тело в ссадинах.
Дзюнкецу-ин вдруг застыла и напряженно отхлебнула из чашки, словно бы в раздумье. Похоже, ей было неизвестно о следах побоев, и новость застала ее врасплох. Однако она быстро нашлась с ответом:
- Хару могла нанести их сама. Мы это уже проходили. Она делала вид, что монах, соблазненный ею, напал на нее первым.
Такое самоистязание представлялось Рэйко немыслимым. Однако использование следов насилия для подтверждения невиновности вкупе с рассказом о потере памяти - доказательства не менее зыбкие. Что, если Хару подожгла дом, а сейчас пытается прикинуться жертвой? Рэйко обуревали противоречивые чувства. Жалость к Хару сменялась осознанием того, сколь недальновидно и опасно придерживаться версии подозреваемого. Нельзя не считаться с обвинениями Дзюнкецу-ин, но попробовать опровергнуть их также необходимо.
- Кто-нибудь видел, как Хару разливала по дому масло и поджигала его? - спросила Рэйко.
Руки Дзюнкецу-ин, белые и холеные, как у высокородной дамы, с силой стиснули чашку. Она прищурилась, словно обдумывая что-то, затем покачала головой:
- Кажется, нет.
Ее ответ отчасти оправдывал Хару, которую люди Сано, изучив картину пожара и опросив обитателей храма, могли связать с преступлением по ошибке.
- Если хотите убедить меня в виновности Хару, вам придется либо представить более весомые доказательства, либо позволить мне опросить больше свидетелей, - сказала Рэйко настоятельнице.
Женщины смерили друг друга неприязненными взглядами. В этот миг снаружи скрипнули половицы и послышался стук в дверь.
- Кто там еще? - раздраженно спросила Дзюнкецу-ин.
Дверь отъехала в сторону, и на пороге возник незнакомец.
- Прошу извинить меня, госпожа настоятельница. Я не знал, что вы заняты.
Он был высокий и тощий, с большой головой, кажущейся слишком тяжелой для его тонкой шеи. С выпуклого лба свисали жидкие серые космы, немытая физиономия была изрыта оспинами. Сутулые плечи и сгорбленная спина делали его похожим на старика, хотя ему явно было всего под сорок.
Дзюнкецу-ин неприязненно скривилась, но все же представила вошедшего Рэйко:
- Доктор Мива, храмовый лекарь.
Узнав о причине визита Рэйко, доктор покосился на гостью и произнес, звучно втягивая воздух сквозь редкие зубы:
- В таком случае не буду мешать. Постараюсь зайти в более подходящее время.
- Да уж извольте, - ответила Дзюнкецу-ин, не столько предвкушая встречу, сколько радуясь избавлению.
Но тут в разговор вмешалась Рэйко:
- Не окажете ли честь присоединиться к нашему обществу?
Ей было нужно узнать, для чего секта наняла лекаря, - устав других храмов этого не предусматривал. К тому же в ее распоряжении оказывался еще один свидетель.
- Если хотите, - чуть ли не зловеще добавила настоятельница.
Доктор Мива проскользнул в комнату и присел возле Рэйко. От него исходил едкий запах химикалий, а на блекло-зеленом кимоно виднелись пятна и подпалины.
- Как случилось, что вас наняли в храм? - спросила Рэйко, озадаченная его нищенским видом. Все врачи, каких она знала, выглядели чистыми и опрятными. Да и что за микстура могла пахнуть так странно?
- Я обучался медицине у одного знаменитого лекаря из Камакуры. Проработав подмастерьем и выучившись, я решил попытать удачи в Эдо. По прибытии мне посчастливилось встретить первосвященника Анраку, который и предложил мне эту должность.
Фразы доктора перемежались хлюпающими вдохами. Говорил он, слегка повернув голову в сторону Рэйко, словно боялся смотреть на нее прямо. "Возможно, не хочет оскорбить меня своим уродством", - думала Рэйко. Вместе с тем в нем ощущалась некоторая напряженность.
- В чем же заключаются ваши обязанности? - спросила она.
- Первосвященник Анраку оказал мне честь, избрав меня в помощники: лечить хворых, слепых, убогих и душевнобольных, приходящих к нему за спасением. - Голос Мивы преисполнился гордости. - Я также врачую монахинь, священников, послушников и сирот, когда тем случается заболеть.
- Тогда вы, должно быть, знаете Хару? - встрепенулась Рэйко и заметила, как Дзюнкецу-ин метнула на Миву предостерегающий взгляд.
- Да, а что? - опасливо спросил доктор.
- Что вы можете сказать о ней?
- Хару - очень любопытный случай.
Всхлип, выдох. Доктор искоса окинул Рэйко взглядом, от которого у нее поползли мурашки по телу.
- Она страдает от острого дисбаланса двух начал природы, шести внешних болезнетворных факторов и семи чувств.
Доктор Мива продолжил лекторским тоном:
- В теле Хару слишком много инь, отрицательного начала. Она пребывает под воздействием хань и хо, внешнего и внутреннего жара. Чувства, которые в ней преобладают, есть ну и чин...
"Гнев и удивление", - мысленно перевела Рэйко.
- Физически Хару здорова, чего нельзя сказать о ее духе. Я назначал ей лечение, пытался избавить от симптомов.
- А какие у нее симптомы? - поинтересовалась Рэйко, начиная всерьез опасаться, что его вердикт будет не в пользу Хару.
- Своеволие, заносчивость, лживость, галлюцинации, - перечислял Мива, - распущенность, необязательность и непочтительность к старшим.
Сказанное им подкрепляло оценку, данную Дзюнкецу-ин девушке, придав ей основательность диагноза.
- Вы считаете, Хару устроила поджог? - спросила Рэйко.
Доктор и настоятельница еще раз переглянулись. Под ее властным взором лицо Мивы превратилось в маску покорности.
- Мой ответ, как ученого, - да. Пылкая натура Хару, без сомнения, пробуждает в ней сильную тягу к огню и насилию.
Судя по всему, доктор Мива и Дзюнкецу-ин взялись погубить Хару вместе, несмотря на взаимную неприязнь. Рэйко видела, как глаза-щелки доктора загорелись похотью, когда он украдкой скользнул по ней взглядом. Она подавила невольную дрожь и тут же заметила, с какой яростью следит за ними настоятельница. Казалось, она настолько привыкла быть в центре внимания мужчин, что не могла простить даже заведомо презираемому Миве пренебрежение собственной персоной. Вот она вздернула подбородок и прижала кожу под ним пальцем. Подобное поведение Рэйко порой замечала за женщинами в возрасте, завидующими ее молодости, красоте и обаянию.
- Интересно знать, почему вы пытаетесь убедить меня в том, что поджог и убийства - дело рук Хару? - сказала она своим собеседникам.
- Мы просто хотели вам показать, какова она на самом деле, - ответила Дзюнкецу-ин. - И нам, естественно, хочется, чтобы расследование закончилось как можно скорее, виновный был схвачен и мы могли оправиться от этого крайне досадного недоразумения.
- Может, вы кого-нибудь покрываете? - спросила Рэйко без обиняков.
Настоятельница мрачно воззрилась на нее, словно их необъявленное соперничество на миг сорвало с нее личину обходительности.
- Если бы мы этого хотели, то утаили бы историю с Хару, поскольку она, несмотря на причиненные беды, все же одна из нас.
- Секта Черного Лотоса законопослушна. Преступников мы не прячем, - вторил доктор с присвистом.
- Если не ошибаюсь, в порче имущества или в нанесении кому-либо телесного вреда она не замечена, - произнесла Рэйко, теряя терпение.
Парочка явно навязывала ей предвзятое мнение о Хару, при том что она, Рэйко, и без того была готова им поверить. Пусть доктор и настоятельница считают девушку ненадежной, пусть само их присутствие здесь наводит на размышление о репутации секты, но, быть может, они и впрямь действуют из лучших побуждений?
- Зачем Хару могло понадобиться поджигать дом?
- В отместку, - отозвалась Дзюнкецу-ин. - У нас борются с непослушанием, и Хару часто наказывали: лишали еды, запирали одну в комнате, заставляли молиться. Это ее разъярило, вот она и решила выместить злость - устроила пожар.
Доктор Мива согласно кивал. Рэйко внутренне сникла, хотя и не подала виду. Если Хару действительно такова, какой ее описали, она вполне могла руководствоваться местью, совершая поджог. Неужели это же толкнуло ее и на убийство?
- Была ли она знакома с погибшими? - спросила сыщица.
- Никто здесь не знает, кем были женщина и ребенок, - ответил доктор Мива.
Рэйко заметила, как он отвел взгляд и сцепил руки. Пальцы у него были неестественно длинные, в многочисленных шрамах от ожогов и бурых пятнах.
- Уверена, какие-нибудь побирушки. Забрались туда переночевать, - сказала Дзюнкецу-ин и разгладила свое одеяние, завистливо поглядывая на шелковое кимоно собеседницы. - Мы даже не знали, что там кто-то был, да и Хару, видимо, тоже. Чужие заботы ее не волнуют. Она не стала бы проверять, пусто в доме или нет, прежде чем поджечь его.
Какое-то движение за спиной привлекло внимание Рэйко. Обернувшись, она вдруг увидела молодого монаха, выглядывающего поверх ограждения веранды. Встретившись с Рэйко глазами, он покосился на прочих участников беседы и прижал палец к губам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56