То, что раньше, казалось, делало ее приключение увлекательнее, теперь заставляло ежиться от страха. Перед уходом она написала записку о своем замысле вступить в секту и положила подруге на стол. Но что, если Рэйко не найдет записку? Тогда никто не будет знать, где она, и некому будет спасти ее, если случится беда.
- Ну-ну, не трусь. - Тосико со смехом взяла Мидори под руку. - Вот так. Со мной не пропадешь!
Мидори успокоило ее дружелюбие, но вскоре за Тосико тоже явилась монахиня, а она осталась ждать в одиночестве. Ее тревога росла, пока Мидори не затрясло и не бросило в холод от страха. Она вцепилась в свой сверток, радуясь, что нашла хоть какую-то опору. Взявшись гадать, в чем будет заключаться экзамен, Мидори с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Она подумала, как расстроится Рэйко, узнав, что она была здесь, подумала о Хирате... и осталась.
Спустя многие, как показалось Мидори, часы пришедшая монахиня отвела ее к странному зданию в тыльной части подворья. Это был длинный приземистый сруб, почти неразличимый за деревьями, с наглухо закрытыми ставнями. Мидори оказалась в продолговатом зале с огромным светильником, мерцающим под потолком. У противоположных стен восседали пятерки священников и монахинь, еще трое - на возвышении в дальнем конце комнаты.
- Встань под светильником и преклони колени, - приказал рослый незнакомец из глубины зала.
Трепеща от волнения, Мидори подчинилась, стиснув сверток в руках. Она не ждала увидеть столько народу. Яркий свет, льющийся сверху, слепил глаза, но Мидори удалось разглядеть говорящего - жестоколицего священника со шрамом на виске. Вспомнив описанных Рэйко членов секты Черного Лотоса, она сразу узнала в нем Кумасиро. Неприглядный тип справа от него, вероятно, был доктор Мива, а монахиня слева - настоятельница Дзюнкецу-ин. Тогда, в тиши гостиной Рэйко, они казались ей куда безобиднее, чем теперь. Остальные священники и монахини были ей незнакомы, и все как один сурово и неодобрительно разглядывали Мидори. Где-то в зале вполголоса бубнили молитвы.
- Назови свое имя и причину, по которой ты хочешь к нам присоединиться.
Тонким, срывающимся голосом Мидори повторила легенду, прибавив:
- Я хочу посвятить жизнь служению истине.
- Что это у тебя? - спросила Дзюнкецу-ин. Она показалась Мидори привлекательной - правильные черты лица, изящная мантия с капюшоном - и вместе с тем какой-то зловещей.
- Здесь кимоно... - Мидори запнулась. - Дар храму, чтобы оплатить мое содержание.
Одна из монахинь отнесла сверток на возвышение, где Дзюнкецу-ин вынула из него бледно-зеленый наряд, расшитый сияющими бронзой фениксами.
- Очень мило, - произнесла настоятельница, откладывая его в сторону.
Мидори уже пожалела, что пожертвовала своим лучшим выходным кимоно, хоть и в благих целях.
- Подай-ка нам чаю, - сказал Кумасиро.
На подносе возле помоста стояли чайник и чашки. Мидори было вознегодовала, что какие-то простолюдины обращаются с ней, дочерью даймё, как со служанкой, но несколько лет жизни во фрейлинах научили ее исполнительности. Трясущимися руками она принялась разливать чай. Подавая чашку Кумасиро, девушка ненароком плеснула ему на одеяние.
- Неуклюжая дуреха! - заорал тот.
- Простите! - От страха Мидори рухнула на колени и попятилась. - Умоляю, простите меня!
Опозорившись перед столькими людьми, она чувствовала себя раздавленной. Теперь-то ее точно вышвырнут.
- Ничего. Возвращайся на место, - произнес Кумасиро. - Сейчас тебе зададут вопросы, на которые надо отвечать честно.
Мидори уселась под огромным светильником, трепеща пуще прежнего. С детских лет ей было тяжело отвечать по заученному. А если она вообще не угадает ответ?
- Представь, что ты одна шла по городу и заблудилась, - сказал Кумасиро. - Как ты поступишь?
Мидори было нелегко такое представить, поскольку женщинам ее класса не годилось бродить в одиночку. Она никогда не терялась и даже не думала, что будет делать, случись с ней подобное. "Скорей, надо что-то ответить..." - лихорадочно думала Мидори.
- Н-наверное, попрошу у кого-нибудь помощи, - рискнула сказать она.
Почти тотчас до нее дошло, что правильнее было бы вернуться по своим следам или поискать ориентиры. Мидори в душе кляла себя за недогадливость. И хотя лица собравшихся ничуть не изменились, все наверняка сочли ее неразумной и, кроме того, неспособной самостоятельно думать. Она сжала кулаки, молясь, чтобы со следующим вопросом повезло больше.
- Как ты разделишь три золотые монеты между собой и другим человеком? - произнес Кумасиро.
Мидори снова страшно растерялась, но все-таки сообразила, что три предмета поровну на двоих не разделить. Еще она знала, что правила вежливости предполагают некоторое самоограничение.
- Я отдам две монеты другому, а одну оставлю себе, - сказала Мидори и тут же подумала, что золото можно разменять на медяки и делить уже их. Нет, так ей никогда не попасть в монастырь!
- Если бы кто-нибудь старше, умнее, сильнее тебя и выше по положению дал тебе приказ, что бы ты сделала?
У Мидори гора упала с плеч. Для девушки, привыкшей уважать власть, это был простой вопрос.
- Я поступлю так, как прикажут.
- Даже если придется делать то, что тебе не нравится?
- Моим долгом будет подчиниться, несмотря ни на что, - не раздумывая ответила Мидори.
- Даже если придется сделать что-то, что ты считаешь неправильным?
Мидори нахмурилась, пытаясь угадать, какой из ответов от нее хотят услышать. От волнения у нее свело живот.
- Я повинуюсь, потому что старшие лучше меня знают жизнь.
- Даже если тебе велят сделать что-то противозаконное?
Мидори задыхалась, тогда как руки и ноги ее похолодели, уподобившись глыбам льда. Она не хотела признаваться в готовности преступить закон, как и не хотела показать руководству секты, что может восстать против властей.
- Отвечай! - приказала Дзюнкецу-ин.
- Я подчинюсь, - ответила Мидори, понадеявшись, что выбрала меньшее из двух зол.
- А подчинишься ли ты, если этим причинишь кому-то боль? - нажимал Кумасиро.
"Какую боль?" - обомлела Мидори, но спросить побоялась. Вдруг, если она ответит отказом, ее предыдущие заверения покажутся всем фальшивыми?
- Да, - неуверенно проронила она.
Ей не терпелось узнать итог: плохо или хорошо она отвечала, - но собеседование еще не подошло к концу. Теперь его повела настоятельница.
- Привязана ли ты к родителям?
Как благочестивая дочь, Мидори должна была признаться в преданности покинутым родителям и покаяться в своем отказе выйти замуж за их избранника. "Так будет правильно", - решила она. Но ее мать давно умерла, а отец, господин Ниу, проводил большую часть времени в своем сельском поместье и Мидори нечасто его видела. Если она солжет, экзаменаторы могут это почувствовать.
- Нет, - нехотя призналась Мидори.
Лица собравшихся по-прежнему ничего не выражали.
- Если родителям понадобится твоя помощь, ты почувствуешь себя обязанной вернуться? - спросила настоятельница Дзюнкецу-ин.
Господин Ниу страдал старческим слабоумием, и Мидори не представляла, чем могла бы помочь ему.
- Нет, - сказала она, стыдясь своей непочтительности.
- У тебя есть братья или сестры, по которым ты будешь скучать, если останешься в монастыре?
Мидори с грустью вспомнила об убитой старшей сестре и брате, казненном по обвинению в измене, других сестрах - замужних, живущих за тридевять земель. Ей и сейчас их очень недоставало, и жизнь в монастыре ничего не изменит.
- Нет, - сказала она.
- А как насчет друзей?
- Нет, скучать не буду. - Она понадеялась, что разлука с Хиратой и Рэйко будет не такой долгой, чтобы начать по ним тосковать.
- Представь, что у тебя никого и ничего нет: ни дома, ни способа заработать на хлеб, - произнесла Дзюнкецу-ин. - Теперь представь, что кто-то спас тебя, приютил и накормил. Что бы ты испытывала к таким людям?
- Я была бы им благодарна как никому, - честно ответила Мидори.
Когда мачеха выгнала ее из отчего дома, а остальная родня не проявила участия, сёсакан Сано помог ей вернуться в Эдо и пристроил в свиту госпожи Кэйсо-ин. За это она будет ему вечно признательна, как и Рэйко, которая так тепло отнеслась к ней.
- Как бы ты выразила свою благодарность?
- Я сделала бы все, что в моих силах, если бы была им полезна. - В конце концов, вторая причина, по которой она пришла сюда, состояла в помощи Рэйко.
- Ты любила бы их? - спросила Дзюнкецу-ин.
- Да, - ответила Мидори. Сано и Рэйко стали для нее второй семьей, и она действительно их любила.
- А если так, то отдала бы за них жизнь?
- Да, - уверенно отозвалась Мидори. Верность и честь требовали подобного самопожертвования. Вдобавок Мидори часто грезилось, как она погибает, спасая Хирату.
Бесстрастные лица окружающих по-прежнему ничего не выражали, но общее настроение переменилось: все разом вздохнули и зашевелились, словно определившись с решением.
Мидори не знала, радоваться или огорчаться. Выдержала она экзамен или провалила?
Ответ пришел сам собой: конечно же, провалила! Сейчас ей объявят, что таких, как она, не берут. Теперь ей нельзя будет даже бродить вокруг храма - сектанты сразу заподозрят неладное. Мидори ужас как хотелось домой, пусть возвращаться к Рэйко с повинной, ничего не узнав о секте, и было невыносимо. Она не сможет показаться на глаза Хирате без надежды покорить его сердце.
- Идем со мной, - сказала настоятельница. - Сейчас ты приступишь к занятиям с другими послушницами.
Мидори чуть не задохнулась от радости. Ее все-таки приняли! Она кланялась Кумасиро, Дзюнкецу-ин и доктору Миве, восклицая: "Спасибо! Спасибо!"
Мидори шла за Дзюнкецу-ин, предвкушая, как будет наблюдать за сектой и какое впечатление произведет на Рэйко с Хиратой ее поступок. Она надеялась, что ее новую подругу Тосико тоже взяли в послушницы.
23
Тот, кто порочит имя Черного Лотоса,
Да будет погребен под камнями
И сгинет навеки в аду.
Сутра Черного Лотоса
У себя в кабинете Сано разрабатывал план суда над Хару. Он начал с наметок будущей речи, призванной истолковать улики против Хару, и собирался работать над ней до тех пор, пока не придет пора отправляться к Фугатами на совет старейшин, как вдруг в дверях показался Хирата.
- В Нихомбаси волнения, - сообщил он. - Толпа горожан громит приверженцев Черного Лотоса.
Сано не на шутку встревожился и тотчас отбыл в Нихомбаси, взяв с собой Хирату и отряд сыщиков.
Высоко над кровлями гремели яростные выкрики и шум побоища. Навстречу всадникам, скачущим к месту беспорядков, то и дело попадались бегущие крестьяне. Клубы дыма заволакивали синее небо.
Не доезжая до плотницкого квартала, Сано, сидя на лошади, увидел, как группа мужчин, вооруженных дубинами, железными прутьями и оглоблями, теснит священников в желтом.
Сектанты кое-как отбивались шестами и голыми руками. Жены плотников, визжа, лупили метлами убегающих монахинь.
- Долой Черный Лотос! - орали нападающие.
- Воздайте хвалу Черному Лотосу! - неслось в ответ из толпы священников, монахинь и крестьян-последователей. - Прекратите избиение невинных!
- Воры! Убийцы! Отродье! - звучало с обеих сторон.
Тесные улочки заполнили мечущиеся, уворачивающиеся от ударов противников люди. Дети и старики, стоя на балконах, швыряли в сектантов камни. Но вот досины разняли и разогнали дерущихся. Из окон одной лавки пробивались дым и огонь, пожарные окатывали ее водой.
- Всемилостивые боги, - поразился Хирата. - Если пожар не потушат, целый город может сгореть!
Неподалеку от Сано полицейский в доспехах выкрикивал приказы подчиненным. Сано узнал в нем прежнего товарища.
- Ёрики Фукида! - позвал он. - Как все случилось?
Полицейский закричал в ответ:
- Когда монахини и священники пришли сюда утром собирать подаяния, несколько плотников напали на них. Драка переросла в побоище, а потом толпа подожгла дом, принадлежащий Черному Лотосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- Ну-ну, не трусь. - Тосико со смехом взяла Мидори под руку. - Вот так. Со мной не пропадешь!
Мидори успокоило ее дружелюбие, но вскоре за Тосико тоже явилась монахиня, а она осталась ждать в одиночестве. Ее тревога росла, пока Мидори не затрясло и не бросило в холод от страха. Она вцепилась в свой сверток, радуясь, что нашла хоть какую-то опору. Взявшись гадать, в чем будет заключаться экзамен, Мидори с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Она подумала, как расстроится Рэйко, узнав, что она была здесь, подумала о Хирате... и осталась.
Спустя многие, как показалось Мидори, часы пришедшая монахиня отвела ее к странному зданию в тыльной части подворья. Это был длинный приземистый сруб, почти неразличимый за деревьями, с наглухо закрытыми ставнями. Мидори оказалась в продолговатом зале с огромным светильником, мерцающим под потолком. У противоположных стен восседали пятерки священников и монахинь, еще трое - на возвышении в дальнем конце комнаты.
- Встань под светильником и преклони колени, - приказал рослый незнакомец из глубины зала.
Трепеща от волнения, Мидори подчинилась, стиснув сверток в руках. Она не ждала увидеть столько народу. Яркий свет, льющийся сверху, слепил глаза, но Мидори удалось разглядеть говорящего - жестоколицего священника со шрамом на виске. Вспомнив описанных Рэйко членов секты Черного Лотоса, она сразу узнала в нем Кумасиро. Неприглядный тип справа от него, вероятно, был доктор Мива, а монахиня слева - настоятельница Дзюнкецу-ин. Тогда, в тиши гостиной Рэйко, они казались ей куда безобиднее, чем теперь. Остальные священники и монахини были ей незнакомы, и все как один сурово и неодобрительно разглядывали Мидори. Где-то в зале вполголоса бубнили молитвы.
- Назови свое имя и причину, по которой ты хочешь к нам присоединиться.
Тонким, срывающимся голосом Мидори повторила легенду, прибавив:
- Я хочу посвятить жизнь служению истине.
- Что это у тебя? - спросила Дзюнкецу-ин. Она показалась Мидори привлекательной - правильные черты лица, изящная мантия с капюшоном - и вместе с тем какой-то зловещей.
- Здесь кимоно... - Мидори запнулась. - Дар храму, чтобы оплатить мое содержание.
Одна из монахинь отнесла сверток на возвышение, где Дзюнкецу-ин вынула из него бледно-зеленый наряд, расшитый сияющими бронзой фениксами.
- Очень мило, - произнесла настоятельница, откладывая его в сторону.
Мидори уже пожалела, что пожертвовала своим лучшим выходным кимоно, хоть и в благих целях.
- Подай-ка нам чаю, - сказал Кумасиро.
На подносе возле помоста стояли чайник и чашки. Мидори было вознегодовала, что какие-то простолюдины обращаются с ней, дочерью даймё, как со служанкой, но несколько лет жизни во фрейлинах научили ее исполнительности. Трясущимися руками она принялась разливать чай. Подавая чашку Кумасиро, девушка ненароком плеснула ему на одеяние.
- Неуклюжая дуреха! - заорал тот.
- Простите! - От страха Мидори рухнула на колени и попятилась. - Умоляю, простите меня!
Опозорившись перед столькими людьми, она чувствовала себя раздавленной. Теперь-то ее точно вышвырнут.
- Ничего. Возвращайся на место, - произнес Кумасиро. - Сейчас тебе зададут вопросы, на которые надо отвечать честно.
Мидори уселась под огромным светильником, трепеща пуще прежнего. С детских лет ей было тяжело отвечать по заученному. А если она вообще не угадает ответ?
- Представь, что ты одна шла по городу и заблудилась, - сказал Кумасиро. - Как ты поступишь?
Мидори было нелегко такое представить, поскольку женщинам ее класса не годилось бродить в одиночку. Она никогда не терялась и даже не думала, что будет делать, случись с ней подобное. "Скорей, надо что-то ответить..." - лихорадочно думала Мидори.
- Н-наверное, попрошу у кого-нибудь помощи, - рискнула сказать она.
Почти тотчас до нее дошло, что правильнее было бы вернуться по своим следам или поискать ориентиры. Мидори в душе кляла себя за недогадливость. И хотя лица собравшихся ничуть не изменились, все наверняка сочли ее неразумной и, кроме того, неспособной самостоятельно думать. Она сжала кулаки, молясь, чтобы со следующим вопросом повезло больше.
- Как ты разделишь три золотые монеты между собой и другим человеком? - произнес Кумасиро.
Мидори снова страшно растерялась, но все-таки сообразила, что три предмета поровну на двоих не разделить. Еще она знала, что правила вежливости предполагают некоторое самоограничение.
- Я отдам две монеты другому, а одну оставлю себе, - сказала Мидори и тут же подумала, что золото можно разменять на медяки и делить уже их. Нет, так ей никогда не попасть в монастырь!
- Если бы кто-нибудь старше, умнее, сильнее тебя и выше по положению дал тебе приказ, что бы ты сделала?
У Мидори гора упала с плеч. Для девушки, привыкшей уважать власть, это был простой вопрос.
- Я поступлю так, как прикажут.
- Даже если придется делать то, что тебе не нравится?
- Моим долгом будет подчиниться, несмотря ни на что, - не раздумывая ответила Мидори.
- Даже если придется сделать что-то, что ты считаешь неправильным?
Мидори нахмурилась, пытаясь угадать, какой из ответов от нее хотят услышать. От волнения у нее свело живот.
- Я повинуюсь, потому что старшие лучше меня знают жизнь.
- Даже если тебе велят сделать что-то противозаконное?
Мидори задыхалась, тогда как руки и ноги ее похолодели, уподобившись глыбам льда. Она не хотела признаваться в готовности преступить закон, как и не хотела показать руководству секты, что может восстать против властей.
- Отвечай! - приказала Дзюнкецу-ин.
- Я подчинюсь, - ответила Мидори, понадеявшись, что выбрала меньшее из двух зол.
- А подчинишься ли ты, если этим причинишь кому-то боль? - нажимал Кумасиро.
"Какую боль?" - обомлела Мидори, но спросить побоялась. Вдруг, если она ответит отказом, ее предыдущие заверения покажутся всем фальшивыми?
- Да, - неуверенно проронила она.
Ей не терпелось узнать итог: плохо или хорошо она отвечала, - но собеседование еще не подошло к концу. Теперь его повела настоятельница.
- Привязана ли ты к родителям?
Как благочестивая дочь, Мидори должна была признаться в преданности покинутым родителям и покаяться в своем отказе выйти замуж за их избранника. "Так будет правильно", - решила она. Но ее мать давно умерла, а отец, господин Ниу, проводил большую часть времени в своем сельском поместье и Мидори нечасто его видела. Если она солжет, экзаменаторы могут это почувствовать.
- Нет, - нехотя призналась Мидори.
Лица собравшихся по-прежнему ничего не выражали.
- Если родителям понадобится твоя помощь, ты почувствуешь себя обязанной вернуться? - спросила настоятельница Дзюнкецу-ин.
Господин Ниу страдал старческим слабоумием, и Мидори не представляла, чем могла бы помочь ему.
- Нет, - сказала она, стыдясь своей непочтительности.
- У тебя есть братья или сестры, по которым ты будешь скучать, если останешься в монастыре?
Мидори с грустью вспомнила об убитой старшей сестре и брате, казненном по обвинению в измене, других сестрах - замужних, живущих за тридевять земель. Ей и сейчас их очень недоставало, и жизнь в монастыре ничего не изменит.
- Нет, - сказала она.
- А как насчет друзей?
- Нет, скучать не буду. - Она понадеялась, что разлука с Хиратой и Рэйко будет не такой долгой, чтобы начать по ним тосковать.
- Представь, что у тебя никого и ничего нет: ни дома, ни способа заработать на хлеб, - произнесла Дзюнкецу-ин. - Теперь представь, что кто-то спас тебя, приютил и накормил. Что бы ты испытывала к таким людям?
- Я была бы им благодарна как никому, - честно ответила Мидори.
Когда мачеха выгнала ее из отчего дома, а остальная родня не проявила участия, сёсакан Сано помог ей вернуться в Эдо и пристроил в свиту госпожи Кэйсо-ин. За это она будет ему вечно признательна, как и Рэйко, которая так тепло отнеслась к ней.
- Как бы ты выразила свою благодарность?
- Я сделала бы все, что в моих силах, если бы была им полезна. - В конце концов, вторая причина, по которой она пришла сюда, состояла в помощи Рэйко.
- Ты любила бы их? - спросила Дзюнкецу-ин.
- Да, - ответила Мидори. Сано и Рэйко стали для нее второй семьей, и она действительно их любила.
- А если так, то отдала бы за них жизнь?
- Да, - уверенно отозвалась Мидори. Верность и честь требовали подобного самопожертвования. Вдобавок Мидори часто грезилось, как она погибает, спасая Хирату.
Бесстрастные лица окружающих по-прежнему ничего не выражали, но общее настроение переменилось: все разом вздохнули и зашевелились, словно определившись с решением.
Мидори не знала, радоваться или огорчаться. Выдержала она экзамен или провалила?
Ответ пришел сам собой: конечно же, провалила! Сейчас ей объявят, что таких, как она, не берут. Теперь ей нельзя будет даже бродить вокруг храма - сектанты сразу заподозрят неладное. Мидори ужас как хотелось домой, пусть возвращаться к Рэйко с повинной, ничего не узнав о секте, и было невыносимо. Она не сможет показаться на глаза Хирате без надежды покорить его сердце.
- Идем со мной, - сказала настоятельница. - Сейчас ты приступишь к занятиям с другими послушницами.
Мидори чуть не задохнулась от радости. Ее все-таки приняли! Она кланялась Кумасиро, Дзюнкецу-ин и доктору Миве, восклицая: "Спасибо! Спасибо!"
Мидори шла за Дзюнкецу-ин, предвкушая, как будет наблюдать за сектой и какое впечатление произведет на Рэйко с Хиратой ее поступок. Она надеялась, что ее новую подругу Тосико тоже взяли в послушницы.
23
Тот, кто порочит имя Черного Лотоса,
Да будет погребен под камнями
И сгинет навеки в аду.
Сутра Черного Лотоса
У себя в кабинете Сано разрабатывал план суда над Хару. Он начал с наметок будущей речи, призванной истолковать улики против Хару, и собирался работать над ней до тех пор, пока не придет пора отправляться к Фугатами на совет старейшин, как вдруг в дверях показался Хирата.
- В Нихомбаси волнения, - сообщил он. - Толпа горожан громит приверженцев Черного Лотоса.
Сано не на шутку встревожился и тотчас отбыл в Нихомбаси, взяв с собой Хирату и отряд сыщиков.
Высоко над кровлями гремели яростные выкрики и шум побоища. Навстречу всадникам, скачущим к месту беспорядков, то и дело попадались бегущие крестьяне. Клубы дыма заволакивали синее небо.
Не доезжая до плотницкого квартала, Сано, сидя на лошади, увидел, как группа мужчин, вооруженных дубинами, железными прутьями и оглоблями, теснит священников в желтом.
Сектанты кое-как отбивались шестами и голыми руками. Жены плотников, визжа, лупили метлами убегающих монахинь.
- Долой Черный Лотос! - орали нападающие.
- Воздайте хвалу Черному Лотосу! - неслось в ответ из толпы священников, монахинь и крестьян-последователей. - Прекратите избиение невинных!
- Воры! Убийцы! Отродье! - звучало с обеих сторон.
Тесные улочки заполнили мечущиеся, уворачивающиеся от ударов противников люди. Дети и старики, стоя на балконах, швыряли в сектантов камни. Но вот досины разняли и разогнали дерущихся. Из окон одной лавки пробивались дым и огонь, пожарные окатывали ее водой.
- Всемилостивые боги, - поразился Хирата. - Если пожар не потушат, целый город может сгореть!
Неподалеку от Сано полицейский в доспехах выкрикивал приказы подчиненным. Сано узнал в нем прежнего товарища.
- Ёрики Фукида! - позвал он. - Как все случилось?
Полицейский закричал в ответ:
- Когда монахини и священники пришли сюда утром собирать подаяния, несколько плотников напали на них. Драка переросла в побоище, а потом толпа подожгла дом, принадлежащий Черному Лотосу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56