— Назад, — выдохнул резанец изумленному юноше. — Назад, коли жить хочешь. Пойдешь к нему — только тебя и видели!
— Но я же…— попробовал оправдаться Мечислав. — Я только глянуть…
— Глянул бы ты — и навсегда покинул бы наш мир, — увещевал его князь. — Они и со мной пытались то же самое проделать, да только не дался я. От них да их помощников все беды.
— Да полно ли! Ты, видать, не разглядел его в свое время! Он же как солнце сияет! Как же от солнца зло пойдет?
— Не все еще ты в этой жизни ведаешь, — покачал головой Властимир. — Уходить нам отсюда надобно, пока не поздно…
Пришелец, очевидно, понял их разговор: уже развернувшись вслед за князем, Мечислав вдруг услышал единственное слово:
— Останьтесь…
Но Властимир шел вперед так решительно, словно обрел глаза. Опасаясь, как бы он не напоролся на что-нибудь, Мечислав взял его под руку и повел прочь с горы.
Забывший себя от удивления раб выполз из кустов, чтобы получше рассмотреть невиданное зрелище — бой смертного с ангелом. Он видел, как, не бросив вызова и не приняв боя, расходились стороны, как стоял, глядя вслед уходящим, ангел, как вдруг поднял он руку, словно собираясь благословить уходящих, но замер, заметив еще одного человека.
Взгляды раба и пришельца встретились. На сияющем лике мелькнул гнев, и этого хватило, чтобы раб сорвался с места и с криком помчался прочь.
Буян опять с утра торчал на пристани. Торговых судов было много, некоторые шли как раз туда, куда было надобно; но кто не торопился в путь, намереваясь прождать тут до конца лета, кто заламывал неслыханную цену, у кого не было места, кто собирался еще поплавать в этих водах.
Одного Буяна взять еще соглашались, но троих — нет. Впрочем, еще оставалась надежда на проходящие суда и изменчивый людской нрав.
Капитан торгового судна, занимавшегося перепродажей неизвестно чего, долго придирчиво оглядывал гусляра, словно оценивал его, и только потом согласился вести разговор. Он не отказывался доставить пассажиров до Византии и далее — если только гости согласятся переждать в Византии немного, пока он закупит на вырученные здесь деньги товар, чтобы было с чем плыть далее. Если же они торопятся, он порекомендует им знакомое судно. Условия Буяну подходили, но взгляд капитана был слишком уж пристальный. Вот-вот попросит открыть рот и проверит зубы — здоровы ли. Да и цену просит немалую — словно доподлинно знает, сколько золота в кошеле гусляра.
Из-за цены и отказался славянин от услуг капитана, хотя понимал, что дешевле не будет — цена твердая, а захочешь — и не такую выплатишь. Не скакать же по горам на конях!
Капитан огорчился и пошел проводить гостя.
Лодка ткнулась носом в песок, и гусляр выскочил на берег. Он только собирался обернуться и попрощаться с капитаном, как вдруг раздался истошный крик:
— Чудо! Чудо Господь даровал! Чудо!
На песчаную косу выскочил раб, размахивая руками и вопя. Не обращая внимания ни на кого, он рухнул в ноги капитану и закричал:
— Чудо! Чудо! Я чудо видел! Там, на горе! Чудо!
— Что ты мелешь, пес? — рявкнул капитан, ударив его ногой. — Какое еще чудо?
— Самое настоящее, истинный крест! — Раб перекрестился. — Я следил за теми славянами, как ты приказал, хозяин, и вдруг небо осветилось, и явился ангел Господен с мечом сияющим. Он преградил мне дорогу, а они… они…
— Что — они? Договаривай!
— Ушли. — Раб пожал плечами.
Хоть и говорил раб на каком-то странном наречии, Буян его понял. Он пропустил мимо ушей, что раб следил по приказу своего хозяина за славянами, его взволновало другое: явление ангела. Надо было срочно сыскать Властимира и Мечислава — не знают ли они чего.
Он сорвался с места и помчался прочь.
Капитан не зря столько лет бороздил моря. Он научился распознавать мысли людей по их лицам. В торговле нужно уметь по малейшему жесту клиента догадаться, когда и насколько следует увеличить или сбавить цену. Он сразу понял, что торговавшийся с ним человек связан со славянами, и поспешил его догнать:
— Эй! Господин! Погодите! Буян нетерпеливо обернулся:
— Чего еще?
— Нам есть о чем поговорить. — Капитан подбежал и схватил гусляра под локоть. — Если господин придет сюда завтра со своими попутчиками, мы наверняка договоримся. Я пересмотрю свои условия!
ГЛАВА 10
Все случилось так, как и рассчитывал капитан. Буян ворвался в дом как ветер.
— Что у вас случилось? — с порога выкрикнул он. Мечислав вскинулся:
— А откуда ты знаешь?
— Весь город бегает как скаженный и орет не своим голосом: “Чудо! Чудо!” Я думал, у ворот уж толпа целая стоит, вашего явления дожидается…
— А это-то еще зачем? — испугался юноша.
— Как — зачем? В Корсоне вера другая, у них чудеса только раз в сто лет, и то по большим праздникам случаются. Вот они на них и охотятся, чисто дети малые. Прознает кто, где вы живете, — отбоя не будет от любопытных — со свету сживут поглядами… Так что выкладывайте, что у вас случилось, да чур без утайки!
Запуганный его речами, Мечислав молча сидел повесив голову и теребил концы пояса, не зная, куда себя деть.
Речь повел Властимир. Протянув руку, чтобы Буян ее нашел, он заговорил:
— Они нашли меня, Буян-друг. Как им удалось — не ведаю, но не тайна уже от светлых, где я.
— Они что, сюда приходили?
Гусляр обвел глазами всех. Около стола стояли сам хозяин дома и его молодая жена. Вот они натерпелись, коли такое в их родном доме приключилось… Но князь покачал головой:
— Не здесь… Выходили мы…
— Зачем? — не сдержавшись, воскликнул Буян, пристукнув кулаком. — Тебе только по городу бродить, слепому-то… А Мечислав? Ума, что ли, нет совсем — в незнакомом месте, как у себя дома…
Щеки юноши вспыхнули как огонь, он совсем понурился. Властимир не дрогнул, только твердо сжались зубы и разжалась рука, которую держал гусляр. Он не сказал ни слова, но Буян догадался обо всем и молвил смирнее:
— Прости, княже, слово резкое, но сам рассуди — не дело сотворилося. Вышли вы из дома улицу оглядеть — и тут же чуть в беду не попали…
— Я знаю, только не всю жизнь нам здесь просидеть, ровно мы проклятые какие, — тихо ответил Властимир, — Я могу понять: я слеп, мне так сами боги повелели, Мечиславу-то за что подле меня сидение? Ведь молод, горяч, ему бы мир смотреть, а не тут сидеть. Ты вроде тоже город сей не знаешь, но ходишь, а мы для тебя ровно место пусто…
— Не так то. — Буян придвинулся ближе, притянул Власти-мира за плечи. — Ты мне друг и брат названый. За тебя я в огонь и воду пойду… Переволновался я, вот и все. Прости. Теперь нам надо отсюда уходить, и поскорее, а не то они и в сей дом пожалуют, раз уж след учуяли…
— Куда уходить?
— Пока еще не ведаю. — Буян помолчал, не желая сознаваться в предложении, что сделал ему капитан торгового судна. Слишком быстро он стал сговорчив.
Но делать было нечего — никто не знал, что случится завтра.
Приняв решение, Буян удивил хозяев снова. — Сразу после ужина отправился он, не страшась половцев и прочих степняков, за город и вернулся с пучком знакомых трав — полыни-печали да крапивы. Крапиву он развесил над воротами, над входом в конюшню, над дверью, а полынь-печаль запалил и обошел с нею вокруг дома, что-то бормоча. Потом обвел дом чертой — прорезал ее в земле ножом и перед сном воткнул нож в изголовье князевой постели. Хозяева испуганно косились на постояльцев, гадая: какого бога те прогневили, что так сторожатся?
Ночь прошла спокойно — ни единый звук или шорох не побеспокоил славян, а наутро гусляр вместе с князем и Мечиславом отправились на пристань.
Издалека завидев их, капитан довольно потер руки: сметка не подвела его, это те самые славяне, коих он и так старался заполучить. Чтобы не выдать себя, он сошел на берег с таким видом, будто ему до смерти надоели все просители мира. Улыбка сидела на его жестком, темном от загара просоленном лице как приклеенная, и Буян, признав типичную уловку торговцев, в прочем обманулся.
Капитан не отказывался изменить свои условия — он сбавлял цену за провоз почти вдвое. На вопрос гусляра, чем вызвано его решение, замялся.
— Да простят мне достойные господа,—заговорил он, заметно виляя и уходя от прямых взглядов, — но я слышал, что вчера вы стали свидетелями некоего чуда… Вы удостоились благодати Божией, и я подумал, что грех брать большую плату с таких людей.
Он молитвенно сложил руки и перекрестился.
— Уж коли пошло на то, мы люди и правда непростые, — молвил Буян. — Но в этом никакого нашего промысла мы не видим… Впрочем, коли верно то, что здесь сказано, и согласишься ты за означенную цену довезти нас до Мисра вместе с лошадьми…
— А у вас еще и лошади? — испугался капитан.
— Три жеребца.
— Нет, господа, лошадей вам придется продать. У меня нет на них места, — замахал руками капитан.
Буян не дал ему договорить и решительно поворотил прочь.
— Мы не продадим лошадей, — решительно ответил он, — Я найду другого капитана, несговорчивее!
Он увлек за собой славян, которые беспрекословно подчинялись ему, словно он был у них за старшего. Капитан кинулся вдогонку, ловя гусляра за руку.
— Я хотел сказать, что, если вашим лошадям надобно ежедневно бегать, у меня на это нет места, — заторопился он. — Но если ваши кони всю дорогу простоят в трюме, я согласен… Даже цена ненамного повысится…
Он был готов на что угодно, лишь бы славяне оказались у него на корабле. Что за беда в лошадях! Он потом продаст их и выручит еще больше денег, чем рассчитывал. Если их кони под стать хозяевам, эта поездка принесет ему немалый барыш.
Путешественникам очень нужно было поскорее покинуть Корсонь, и капитан с Буяном ударили по рукам.
На следующее утро судно отчалило от берега. Оно везло необычный груз — кроме пшеницы, самого большого богатства северных земель, и мехов в каюте капитана хранился солнечный камень-янтарь с берегов Варяжского моря. В трюме переступали ногами три красавца коня — белый как снег, свинцо во-серый и золотисто-рыжий, а наравне с командой и самим капитаном ехали до Византии и далее до африканского города Мисра трое славян.
Вторая половина лета была спокойной на море. Ровный ветер подгонял судно, раздувая его паруса. Если же он слабел, за дело брались гребцы. Как сказал любознательному гусляру капитан, гребцами становились убийцы, разбойники, беглые рабы и все, кого суд приговаривал к каторге. К веслу приковывались на год, на несколько лет или на всю жизнь. Те, кто был осужден на время, по окончании срока получали плату. Порой она была велика, и гребцами нанимались бродяги и беглые земледельцы.
Все это было ново для славян. У них на весельных лодках плавали только свободные люди. Как можно было доверить весло рабу, который может затаить обиду и подвести в нужный миг?
Впрочем, ветер слабел ненамного, так что гребцы только помогали кормчему маневрировать. Корабль ходко бежал вперед, с каждым днем все ближе подходя к Византии.
В первые дни осени корабль вошел в узкую бухту Золотого Рога.
Кормчий осторожно ввел судно в проход между двумя другими кораблями. Команда высыпала на палубу, славяне вышли вслед за матросами.
На новом месте они невольно держались кучкой. Даже Буян, взявшийся командовать, и то присмирел.
По сравнению с Византием даже Новгород казался маленьким, тихим, неприметным городишком на берегу крошечного озерка с мутной водой. Одна бухта столицы, где стеной высились мачты незнакомых кораблей, казалась больше всего Новгорода. По каменным молам и деревянным настилам важно прогуливались люди чужих земель. Звучали языки, каких славяне не слышали. Только привычный к новгородскому торгу Буян выхватывал ухом смутно знакомые наречия, но узнавал одно слово из пяти и того менее. Благо еще, что говорили здесь о товарах да морских путях.
Над морским градом высился град земной. Византии — греки называли его по-своему, но то название оказалось слишком длинным для славян — стоял на холме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84