Другой же ладонью он осторожно потыкал в край свитка, заткнутого у меня за пояс.
Я проследил за направлением его взгляда.
– А, вот он, – сказал я. – А ты, дура, должна была напомнить. Зачем я тебе плачу? Чтобы ты спала с каждым конюхом? Девки…
Это слово было обращено к Нандо Гамбеле, и простодушный негр почел за благо закивать, соглашаясь со мной, что все женщины умеют лишь доставлять неприятности.
Я никогда не находил в себе желания выглядеть компанейским парнем, но еще ни разу не чувствовал, чтобы моего ухода ждали с таким нетерпением, как сейчас.
Вся прелесть состояла в том, что уходить-то я как раз и не собирался.
Нандо не осмелился пожать мне руки и проводить к выходу. Вести светскую беседу бедняга не умел, а желание потрепаться за жизнь я уже успел у него отбить.
Простодушный негр не нашел иного способа скрыться, как развернуть свиток и погрузиться в его чтение. Могло показаться, что Нандо почти не умеет читать и теперь вынужден складывать слова из букв.
Чем дальше это заходило, тем больше мне это нравилось.
Несмотря на добродушно-глуповатый вид, владелец особняка явно был не робкого десятка. Широкоплечий слуга, что в данный момент соревновался в молчаливости и неподвижности с мраморными колоннами, мог бы поддержать хозяина в случае расхождения во взглядах.
Но никто из них не осмелился ничего сказать.
Франсуаз умеет притвориться кем угодно, если это необходимо. Но я не стал предупреждать ее о роли, которую ей предстоит сыграть, и она оказалась на пороге Шести Пилонов в доспехе из драконьей кожи, с мечом за спиной и выражением лица, которое бывает у готовой выстрелить пушки.
Несколько ударов, которые я сделал вид, что отвесил воительнице, произвели на Нандо много большее впечатление, чем сотня настоящих, адресованных лично ему.
Ожидание неприятностей действует на людей много сильнее, чем сами неприятности.
– Что же, – произнес я, и мой холодный взгляд провел по стенам особняка.
Так осматривает помещение оценщик, присланный реквизировать имущество за долги.
– Неплохой у вас домик, – произнес я. – Когда то был.
Я с размаха шлепнул Франсуаз по ягодице, затем моя рука скользнула ниже и сомкнулась на ее промежности. Девушка вскрикнула, причем непритворно.
Я проделал это, глядя даже не на нее, но на Гамбелу; так человек закуривает сигару, не прерывая разговор с собеседником.
Нандо поднял на меня глаза, и это было его ошибкой. Теперь он не мог найти повода, чтобы их отвести. Если бы у меня еще оставалась то, что называют совестью – или, по крайней мере, когда-то было, – то я бы пожалел этого беднягу.
Я приветливо улыбнулся, но мои глаза оставались такими же ледяными. Это очень приятное чувство, когда собеседник должен что-то тебе сказать, но не знает, что. И это пугает его еще больше.
Гамбела виновато хихикнул.
– Может, выпьем? – предложил он.
Он смутился еще больше, испугавшись собственной фамильярности.
– Вы проделали такой путь.
– Ладно, киска.
Я вновь хлопнул Франсуаз по ягодице.
– Тебе стоит ополоснуть рот, после тех ругательств, что я от тебя слышал.
Гамбела поспешил вверх по лестнице столь угодливо, словно собирался, по крайней мере, продать мне этот дом.
15
– Это обязательно? – в дикой ярости прошептала Франсуаз.
– Что? – спросил я.
– То, как ты себя ведешь.
– Нет, – честно признался я. – Но как весело.
Лестница оказалась скрипучей – ее давно не ремонтировали. Нандо Гамбела наверняка не знал, что лестницы в таких старинных домах, как этот, требуют специальной заботы, иначе на них недолго сломать себе шею.
Не удивлюсь, если именно этого он мне и желал.
Возникал вопрос, что я стану предпринимать, если в верхнем холле окажется большая компания. Но мне не пришлось ничего придумывать в связи с этим. Широкая комната оказалась пуста, если можно назвать пустым помещение, обставленное безвкусной мебелью и до краев залитое оглушительной музыкой.
Я не стал даже задумываться над тем, для чего служило это помещение десяткам поколений принцев Карпашских. Такие мысли слишком расстроили бы меня. Поэтому я ограничился тем, что сел на одну из разбросанных по диванам подушек и налил себе в стакан чего-то прозрачного из высокой бутылки.
Не имело большого значения, что это – я все равно не собирался пить.
Нандо Гамбела встал около меня, полусогнувшись с угодливой улыбкой. Он очень надеялся, что мне у него не понравится.
Я бросил взгляд на огромную стереосистему, в которой смог бы поместиться, пожалуй, целый воющий гиппопотам. И шуму от него было бы гораздо меньше.
– Киска, – коротко приказал я.
Франсуаз выхватила из ножен меч и одним, полным ярости, ударом разрубила на две части музыкальную установку. Нандо Гамбела хотел было выкрикнуть что-то, неосознанно, разумеется – разум подсказал бы ему смириться и заткнуть рот.
Демонесса взглянула на хозяина особняка с мрачным удовлетворением, и тот не стал развивать тему.
– Ну вот ведь стерва, – констатировал я, небрежно взмахивая рукой в сторону Франсуаз. – Я ведь просил только выключить.
Гамбела угодливо хихикнул.
Теперь следовало найти что-то, во что играют.
– Мило у вас здесь, – я взглянул на то, что плескалось в моем бокале. – Чертовски устал скакать по лесу. Хочется посидеть и расслабиться.
Не знаю, что думал обо мне хозяин особняка, но после этих слов он наверняка стал думать гораздо хуже.
Я заметил колоду игральных карт, под грудой кассет с записью музыки. Я предпочел бы пятигранные карты кентавров, но и эта простая ромбовой формы колода полугоблинов тоже неплохо годилась.
– Вы приятный человек, Гамбела, – я встал и хлопнул хозяина особняка по плечу, проходя мимо.
Бедняга наверняка дал себе зарок больше никогда не быть приятным.
– Любите покер? – спросил я, лениво перетасовывая колоду.
– Нет, – поспешно ответил он.
– Я научу, – заверил я.
Широкоплечего слуги не было в комнате, и это было как нельзя кстати. Мне не пришлось просить Франсуаз вырубать его, под тем или иным предлогом.
Я вернулся к подушкам и, придвинув подходящих размеров столик, скинул с него журналы и пустые бутылки.
– А она, – с некоторым опасением спросил Гамбела. – Она будет играть?
Его миндалевидные глаза скосились на Франсуаз. Девушка стояла, сложив руки на груди, с таким видом, словно раздумывала – а что еще разрубить на части.
Я коротко засмеялся.
– Она играет только в игры с переодеванием, – сказал я.
– Она актриса? – спросил простодушный негр.
Это замечание привело меня в восторг, и я начал сдавать карты.
– Актриса, – хохотнул я. – Слышишь, киска? Она еще та актриса.
Франсуаз стояла теперь за спиной Гамбелы, и на ее лице я смог прочитать красочную историю о том, что меня ждет, когда мы откланяемся.
Я уже начал опасаться того, что все проходит слишком гладко. Это значило бы, что скоро все полетит к чертовой матери. Но ситуация оказалась не настолько серьезной – и помеха моему плану тут же появилась на горизонте.
Дверь в конце комнаты отворилась. Она не была похожа на дверь, эта задрапированная занавесью ширма, но за ней скрывалась другая комната – по всей видимости, спальня.
То есть ее так использовали сегодня; настоящие спальни Карпашей вряд ли пришлись бы по душе жизнерадостному Гамбеле.
Девушка выскользнула из-за занавеси и вплыла в комнату с той грацией паруса, скользящего по волнам, на которую способны только полупьяные люди.
– Снежок, – проворковала она. – Ну где ты, Снежок?
В руке она держала полупустой бокал, а прозрачное неглиже распахивалось на груди так же, как у Гамбелы. В силу некоторых физиологических отличий это выглядело куда как более откровенно.
Роль халата, наброшенного на тело хозяина особняка, сразу стала более понятной. Я не мог найти в Нандо ничего, что могло бы оправдать подобное прозвище – разве что его любовь к кокаину, и решил, что негра окрестили Снежком по контрасту.
Как оригинально!
Девушка остановилась, взглянув на Франсуаз, моя партнерша ответила ей взглядом, коротким, как удар кулака.
Придя к выводу, что перед ней еще один предмет мебели, полупьяная девица поскользила дальше.
– Снежок, – заныла она. – Ну что ты так долго.
Она увидела меня, и ее взгляд оживился.
– О, – произнесла она.
Гамбела заволновался и начал ерзать на своем диванчике. Полупьяная девица полностью забыла о своем Снежке. Подойдя ближе, она опустилась ко мне на колени и дохнула в лицо запахом перегара.
– Какой красавчик, – мечтательно произнесла она. – Иди ко мне, милый…
Франсуаз подошла к девице строевым шагом и изо всех сил врезала ей по голове рукояткой меча.
Подруга Снежка скатилась с моих колен и устроилась где-то на полу. Полупустой бокал вылетел из ее рук и обдал девицу дешевым шампанским. Я пожал плечами.
– Девки, – пояснил я, обращаясь к Гамбеле.
Быстро раздав карты, я спросил:
– Что ставите?
Мой взгляд стал острым.
Не дожидаясь ответа, я вынул из-за пояса кошель золотых монет и отсчитал несколько.
– Тысяча золотых для начала, – произнес я.
Гамбела был ошеломлен, но я слишком глубоко погрузился в его дом и вечерние забавы, чтобы негр мог сейчас так просто послать меня к черту.
– Как скажете, – сказал он.
Франсуаз обошла меня сзади и заглянула в мои карты. Я редко играю в покер, но большего мусора мне никогда не выпадало.
– Карту, – сказал я.
Я взял еще одну и обнаружил, что получил еще больший отброс, чем набрал вначале.
– Десять тысяч, – произнес я.
Осененный внезапной идеей, я взглянул на Нандо.
– У вас ведь есть, что ставить?
Если бы я его спросил, действительно ли у него три головы, он бы поспешил подтвердить.
– Да, конечно, – сказал он.
Я взял Франсуаз за подбородок и потрепал ее голову из стороны в сторону.
– И ее, – произнес я. – Она много чего умеет.
Мы снова взяли по карте; Нандо попросил две.
У меня возникло подозрение, что ему идет масть.
Я осмотрел то, что имелось у меня – а смотреть не стоило, если я не хотел разрыдаться.
– Хороший вы человек, Нандо, – сказал я. – Душевный. Не станем мелочиться – повышаю до ста и открываем.
– Ста тысяч?
Нандо сглотнул.
– Да, – кивнул я. – И эта киска сыграет с вами в осьминожка.
Я хохотнул, и он не посмел признать, что не знает, что это такое. Я сам придумал это только что.
– Сто тысяч, – согласился он – И…
– Этот дом, – подсказал я.
– Этот дом, – согласился он.
Я прямо посмотрел Гамбеле в глаза, и он застыл на середине взмаргивания. Я несколько раз помахал ладонью перед его глазами, и убедился что хозяин особняка отключился полностью.
– Вот теперь ты мне заплатишь, – выдохнула девушка. – Бить меня при других. Играть на меня в карты. Ты подонок. И погано играешь в покер.
Я вынул карты из рук Гамбелы и просмотрел их.
– Он выиграл, – констатировала девушка.
– Тогда готовься играть в осьминожка, – ответил я.
Не торопясь, я взял колоду и рассыпал ее по столу веером. Вынув оттуда пару тузов, я заколебался и решил не портить сцену недостатком реалистичности. Вернув тузы на место, я вынул всех королей и составил себе неплохую комбинацию.
Я вернул карты в колоду, выровнял ее и положил туда, где Гамбела ее видел.
– Еще раз хлопнешь меня по заднице, – предупредила девушка. – И я поиграю с твоей.
Я коротко разжал пальцы перед лицом Гамбелы, и он вновь осмысленно взглянул на меня.
– Открываем, – произнес я.
Я не дал ему даже шанса насладиться той малостью, что он смог набрать. Я выложил на столик своих королей и, переведя взгляд на хозяина особняка, убедился, что теперь его можно собирать с пола совочком для мороженого.
– Сто тысяч, – произнес я. – И этот дом.
Я встал.
– Я приду за деньгами завтра вечером, Нандо.
Я хлопнул Франсуаз по ягодице и, ухватив пальцами, потрепал ее. Затем я направился к двери. Бедный негр сумел подняться на ноги, но больше он ни на что не оказался способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Я проследил за направлением его взгляда.
– А, вот он, – сказал я. – А ты, дура, должна была напомнить. Зачем я тебе плачу? Чтобы ты спала с каждым конюхом? Девки…
Это слово было обращено к Нандо Гамбеле, и простодушный негр почел за благо закивать, соглашаясь со мной, что все женщины умеют лишь доставлять неприятности.
Я никогда не находил в себе желания выглядеть компанейским парнем, но еще ни разу не чувствовал, чтобы моего ухода ждали с таким нетерпением, как сейчас.
Вся прелесть состояла в том, что уходить-то я как раз и не собирался.
Нандо не осмелился пожать мне руки и проводить к выходу. Вести светскую беседу бедняга не умел, а желание потрепаться за жизнь я уже успел у него отбить.
Простодушный негр не нашел иного способа скрыться, как развернуть свиток и погрузиться в его чтение. Могло показаться, что Нандо почти не умеет читать и теперь вынужден складывать слова из букв.
Чем дальше это заходило, тем больше мне это нравилось.
Несмотря на добродушно-глуповатый вид, владелец особняка явно был не робкого десятка. Широкоплечий слуга, что в данный момент соревновался в молчаливости и неподвижности с мраморными колоннами, мог бы поддержать хозяина в случае расхождения во взглядах.
Но никто из них не осмелился ничего сказать.
Франсуаз умеет притвориться кем угодно, если это необходимо. Но я не стал предупреждать ее о роли, которую ей предстоит сыграть, и она оказалась на пороге Шести Пилонов в доспехе из драконьей кожи, с мечом за спиной и выражением лица, которое бывает у готовой выстрелить пушки.
Несколько ударов, которые я сделал вид, что отвесил воительнице, произвели на Нандо много большее впечатление, чем сотня настоящих, адресованных лично ему.
Ожидание неприятностей действует на людей много сильнее, чем сами неприятности.
– Что же, – произнес я, и мой холодный взгляд провел по стенам особняка.
Так осматривает помещение оценщик, присланный реквизировать имущество за долги.
– Неплохой у вас домик, – произнес я. – Когда то был.
Я с размаха шлепнул Франсуаз по ягодице, затем моя рука скользнула ниже и сомкнулась на ее промежности. Девушка вскрикнула, причем непритворно.
Я проделал это, глядя даже не на нее, но на Гамбелу; так человек закуривает сигару, не прерывая разговор с собеседником.
Нандо поднял на меня глаза, и это было его ошибкой. Теперь он не мог найти повода, чтобы их отвести. Если бы у меня еще оставалась то, что называют совестью – или, по крайней мере, когда-то было, – то я бы пожалел этого беднягу.
Я приветливо улыбнулся, но мои глаза оставались такими же ледяными. Это очень приятное чувство, когда собеседник должен что-то тебе сказать, но не знает, что. И это пугает его еще больше.
Гамбела виновато хихикнул.
– Может, выпьем? – предложил он.
Он смутился еще больше, испугавшись собственной фамильярности.
– Вы проделали такой путь.
– Ладно, киска.
Я вновь хлопнул Франсуаз по ягодице.
– Тебе стоит ополоснуть рот, после тех ругательств, что я от тебя слышал.
Гамбела поспешил вверх по лестнице столь угодливо, словно собирался, по крайней мере, продать мне этот дом.
15
– Это обязательно? – в дикой ярости прошептала Франсуаз.
– Что? – спросил я.
– То, как ты себя ведешь.
– Нет, – честно признался я. – Но как весело.
Лестница оказалась скрипучей – ее давно не ремонтировали. Нандо Гамбела наверняка не знал, что лестницы в таких старинных домах, как этот, требуют специальной заботы, иначе на них недолго сломать себе шею.
Не удивлюсь, если именно этого он мне и желал.
Возникал вопрос, что я стану предпринимать, если в верхнем холле окажется большая компания. Но мне не пришлось ничего придумывать в связи с этим. Широкая комната оказалась пуста, если можно назвать пустым помещение, обставленное безвкусной мебелью и до краев залитое оглушительной музыкой.
Я не стал даже задумываться над тем, для чего служило это помещение десяткам поколений принцев Карпашских. Такие мысли слишком расстроили бы меня. Поэтому я ограничился тем, что сел на одну из разбросанных по диванам подушек и налил себе в стакан чего-то прозрачного из высокой бутылки.
Не имело большого значения, что это – я все равно не собирался пить.
Нандо Гамбела встал около меня, полусогнувшись с угодливой улыбкой. Он очень надеялся, что мне у него не понравится.
Я бросил взгляд на огромную стереосистему, в которой смог бы поместиться, пожалуй, целый воющий гиппопотам. И шуму от него было бы гораздо меньше.
– Киска, – коротко приказал я.
Франсуаз выхватила из ножен меч и одним, полным ярости, ударом разрубила на две части музыкальную установку. Нандо Гамбела хотел было выкрикнуть что-то, неосознанно, разумеется – разум подсказал бы ему смириться и заткнуть рот.
Демонесса взглянула на хозяина особняка с мрачным удовлетворением, и тот не стал развивать тему.
– Ну вот ведь стерва, – констатировал я, небрежно взмахивая рукой в сторону Франсуаз. – Я ведь просил только выключить.
Гамбела угодливо хихикнул.
Теперь следовало найти что-то, во что играют.
– Мило у вас здесь, – я взглянул на то, что плескалось в моем бокале. – Чертовски устал скакать по лесу. Хочется посидеть и расслабиться.
Не знаю, что думал обо мне хозяин особняка, но после этих слов он наверняка стал думать гораздо хуже.
Я заметил колоду игральных карт, под грудой кассет с записью музыки. Я предпочел бы пятигранные карты кентавров, но и эта простая ромбовой формы колода полугоблинов тоже неплохо годилась.
– Вы приятный человек, Гамбела, – я встал и хлопнул хозяина особняка по плечу, проходя мимо.
Бедняга наверняка дал себе зарок больше никогда не быть приятным.
– Любите покер? – спросил я, лениво перетасовывая колоду.
– Нет, – поспешно ответил он.
– Я научу, – заверил я.
Широкоплечего слуги не было в комнате, и это было как нельзя кстати. Мне не пришлось просить Франсуаз вырубать его, под тем или иным предлогом.
Я вернулся к подушкам и, придвинув подходящих размеров столик, скинул с него журналы и пустые бутылки.
– А она, – с некоторым опасением спросил Гамбела. – Она будет играть?
Его миндалевидные глаза скосились на Франсуаз. Девушка стояла, сложив руки на груди, с таким видом, словно раздумывала – а что еще разрубить на части.
Я коротко засмеялся.
– Она играет только в игры с переодеванием, – сказал я.
– Она актриса? – спросил простодушный негр.
Это замечание привело меня в восторг, и я начал сдавать карты.
– Актриса, – хохотнул я. – Слышишь, киска? Она еще та актриса.
Франсуаз стояла теперь за спиной Гамбелы, и на ее лице я смог прочитать красочную историю о том, что меня ждет, когда мы откланяемся.
Я уже начал опасаться того, что все проходит слишком гладко. Это значило бы, что скоро все полетит к чертовой матери. Но ситуация оказалась не настолько серьезной – и помеха моему плану тут же появилась на горизонте.
Дверь в конце комнаты отворилась. Она не была похожа на дверь, эта задрапированная занавесью ширма, но за ней скрывалась другая комната – по всей видимости, спальня.
То есть ее так использовали сегодня; настоящие спальни Карпашей вряд ли пришлись бы по душе жизнерадостному Гамбеле.
Девушка выскользнула из-за занавеси и вплыла в комнату с той грацией паруса, скользящего по волнам, на которую способны только полупьяные люди.
– Снежок, – проворковала она. – Ну где ты, Снежок?
В руке она держала полупустой бокал, а прозрачное неглиже распахивалось на груди так же, как у Гамбелы. В силу некоторых физиологических отличий это выглядело куда как более откровенно.
Роль халата, наброшенного на тело хозяина особняка, сразу стала более понятной. Я не мог найти в Нандо ничего, что могло бы оправдать подобное прозвище – разве что его любовь к кокаину, и решил, что негра окрестили Снежком по контрасту.
Как оригинально!
Девушка остановилась, взглянув на Франсуаз, моя партнерша ответила ей взглядом, коротким, как удар кулака.
Придя к выводу, что перед ней еще один предмет мебели, полупьяная девица поскользила дальше.
– Снежок, – заныла она. – Ну что ты так долго.
Она увидела меня, и ее взгляд оживился.
– О, – произнесла она.
Гамбела заволновался и начал ерзать на своем диванчике. Полупьяная девица полностью забыла о своем Снежке. Подойдя ближе, она опустилась ко мне на колени и дохнула в лицо запахом перегара.
– Какой красавчик, – мечтательно произнесла она. – Иди ко мне, милый…
Франсуаз подошла к девице строевым шагом и изо всех сил врезала ей по голове рукояткой меча.
Подруга Снежка скатилась с моих колен и устроилась где-то на полу. Полупустой бокал вылетел из ее рук и обдал девицу дешевым шампанским. Я пожал плечами.
– Девки, – пояснил я, обращаясь к Гамбеле.
Быстро раздав карты, я спросил:
– Что ставите?
Мой взгляд стал острым.
Не дожидаясь ответа, я вынул из-за пояса кошель золотых монет и отсчитал несколько.
– Тысяча золотых для начала, – произнес я.
Гамбела был ошеломлен, но я слишком глубоко погрузился в его дом и вечерние забавы, чтобы негр мог сейчас так просто послать меня к черту.
– Как скажете, – сказал он.
Франсуаз обошла меня сзади и заглянула в мои карты. Я редко играю в покер, но большего мусора мне никогда не выпадало.
– Карту, – сказал я.
Я взял еще одну и обнаружил, что получил еще больший отброс, чем набрал вначале.
– Десять тысяч, – произнес я.
Осененный внезапной идеей, я взглянул на Нандо.
– У вас ведь есть, что ставить?
Если бы я его спросил, действительно ли у него три головы, он бы поспешил подтвердить.
– Да, конечно, – сказал он.
Я взял Франсуаз за подбородок и потрепал ее голову из стороны в сторону.
– И ее, – произнес я. – Она много чего умеет.
Мы снова взяли по карте; Нандо попросил две.
У меня возникло подозрение, что ему идет масть.
Я осмотрел то, что имелось у меня – а смотреть не стоило, если я не хотел разрыдаться.
– Хороший вы человек, Нандо, – сказал я. – Душевный. Не станем мелочиться – повышаю до ста и открываем.
– Ста тысяч?
Нандо сглотнул.
– Да, – кивнул я. – И эта киска сыграет с вами в осьминожка.
Я хохотнул, и он не посмел признать, что не знает, что это такое. Я сам придумал это только что.
– Сто тысяч, – согласился он – И…
– Этот дом, – подсказал я.
– Этот дом, – согласился он.
Я прямо посмотрел Гамбеле в глаза, и он застыл на середине взмаргивания. Я несколько раз помахал ладонью перед его глазами, и убедился что хозяин особняка отключился полностью.
– Вот теперь ты мне заплатишь, – выдохнула девушка. – Бить меня при других. Играть на меня в карты. Ты подонок. И погано играешь в покер.
Я вынул карты из рук Гамбелы и просмотрел их.
– Он выиграл, – констатировала девушка.
– Тогда готовься играть в осьминожка, – ответил я.
Не торопясь, я взял колоду и рассыпал ее по столу веером. Вынув оттуда пару тузов, я заколебался и решил не портить сцену недостатком реалистичности. Вернув тузы на место, я вынул всех королей и составил себе неплохую комбинацию.
Я вернул карты в колоду, выровнял ее и положил туда, где Гамбела ее видел.
– Еще раз хлопнешь меня по заднице, – предупредила девушка. – И я поиграю с твоей.
Я коротко разжал пальцы перед лицом Гамбелы, и он вновь осмысленно взглянул на меня.
– Открываем, – произнес я.
Я не дал ему даже шанса насладиться той малостью, что он смог набрать. Я выложил на столик своих королей и, переведя взгляд на хозяина особняка, убедился, что теперь его можно собирать с пола совочком для мороженого.
– Сто тысяч, – произнес я. – И этот дом.
Я встал.
– Я приду за деньгами завтра вечером, Нандо.
Я хлопнул Франсуаз по ягодице и, ухватив пальцами, потрепал ее. Затем я направился к двери. Бедный негр сумел подняться на ноги, но больше он ни на что не оказался способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55