А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Я никогда не употребляю столь вульгарных выражений.
– Отношения, – нашел я, – которые выходят за рамки обычных отношений и потому называются отношениями.
Франсуаз мрачно произнесла:
– То есть сколько раз ты ее оттрахал?
Я уже давно перестал давиться круассанами, когда Френки демонстрирует передо мной непосредственность невоспитанности. Тем не менее, я счел необходимым строго посмотреть на девушку и покачать пальцем.
– Если быть совершенно точным, – продолжал я, – ты бы мечтала получить подробный список всех тех особ противоположного пола, с которыми я имел неосторожность иметь отношения…
– То есть которых ты имел.
– … С тем, чтобы потом узнать их адреса и посворачивать им головы.
– Это неправда, – ответила Франсуаз.
– Пожалуй, – согласился я. – Отвернуть голову – слишком просто и слишком быстро. Существуют гораздо более медленные способы, чтобы избавиться от соперниц.
Я пододвинул к себе вазочку с вареньем.
– Не стану даже портить себе аппетит, думая о них.
– Это неправда, – повторила девушка. – Меня совершенно не волнует, было у тебя что-нибудь с этой Алисой или нет.
Пару мгновений девушка смотрела на противоположный краешек своей чашки, позволяя легкому дыму поднимать занавесь между ней и всем остальным миром.
Затем Франсуаз резко опустила чашку на стол.
– Так ты спал с ней? – спросила она.
Взгляд ее серых глаз уперся в меня дулом пушки, какие военачальники устанавливают на крепостных стенах.
Существуют вопросы, на которые никогда нельзя отвечать правду.
Но есть те, на какие вообще не следует отвечать.
Если я планировал завершить завтрак.
– Видишь ли, Френки, – я соединил кончики пальцев. – Если я скажу тебе, что был девственником до встречи с тобой, ты, наверное, мне не поверишь?
Ответ девушки прозвучал, как падающий нож гильотины.
– Нет.
– Вот видишь!
Я просиял.
– Тогда я не стану тебе этого говорить.
Франсуаз посмотрела на меня через прищуренные веки. Демонесса прекрасно сознавала, что где-то я ее обманул, хитро уклонившись от поставленного вопроса.
Однако она не могла понять, где именно я увильнул; поэтому ей потребовалось некоторое время для того, чтобы выпустить в меня следующую фразу.
В этот ранний час чайхана была еще почти пуста. Только трое купцов, приехавших из далеких краев, потягивали чай из глубоких блюдец; им предстояло отправиться в путь сразу же, как стражники раскроют городские ворота.
Да высокий, худой человек в измятой одежде ел в уголке жареное мясо, делая это так жадно и воровливо, как может есть голодная бродячая собака, укравшая кусок внутренностей в лавке у мясника.
Бронзовый знак, свешивающийся с его шеи, выдавал в нем писца из городской мэрии; эти несчастные люди, маленькие шестеренки государственного механизма, всегда голодны, всегда усталы и всегда спешат; и единственная убогая радость, которую отпустила им судьба, – это смотреть, как их патроны купаются в масле взяток.
– Ладно, Майкл, – произнесла Франсуаз. – Если ты не хочешь рассказывать мне про Алису Шталь, то это твое дело.
Когда девушка произнесла эти слова, ее тугие щеки стали выглядеть еще более округлыми.
Она дулась на меня.
Судя по ее тону, можно было прийти к выводу, что в далеком прошлом меня и Алису Шталь связывала яркая и несчастная любовь, которая закончилась разбитыми сердцами, потерянными детьми и доброй полдюжиной самоубийств.
Френки обожает преувеличивать.
– Мне нечего рассказывать, – произнес я.
– Значит, ничего хорошего не было, – сказала девушка.
Она уже забыла о том, что не ревнует меня.
– Что же, Френки, – я отодвинул от себя блюдце с круассанами. – Если у тебя еще остались вопросы, ты можешь сама задать их Алисе Шталь.
Есть разные существа, которые убивают взглядом. Наиболее известные среди них василиски; впрочем, путешественники утверждают, что гораздо большую опасность представляют пещерные медузы.
Взгляд, которым Франсуаз выстрелила через городскую площадь, мог убить на месте небольшую армию.
Девушка, что торопливо шла по холодным булыжникам мостовой, не представляла собой ничего особенного, и это позволило Френки немного успокоиться.
Темно-серая накидка из легкой ткани, обычная для женщин Маназира, накрывала худенькую сутуловатую фигурку. Волосы Алисы, которые могли бы быть красивыми, удели их владелица им хоть толику внимания, пучками падали на лоб.
Алиса Шталь скорее напоминала мальчика-подростка. Это бывает свойственно тем женщинам, которые посвятили себя искусствам или философии.
При этом в Алисе не было ни капли напористой сексуальности, которая порой присуща девушкам с мальчишеской фигуркой; ее глаза были опущены к земле, частью оттого, что Алиса всегда была занята своими мыслями, частью от робости перед окружающим миром.
Я слышал, что она уже давно живет в Маназире; но родом Алиса была из других краев, о чем свидетельствовало ее имя, столь необычное для города минаретов.
Франсуаз не произнесла ни слова относительно моей старой знакомой; но на самодовольной мордочке демонессы недвусмысленно читалось: «книжная червячка».
Френки не могла допустить мысли, что подобное существо способно составить ей конкуренцию.
Алиса могла бы увидеть меня сразу же, как вышла на городскую площадь; но глаза ее по-прежнему были устремлены в землю, и я знал, что девушка не поднимет их, пока не взойдет по деревянной лестнице на террасу чайханы.
Она всегда была очень замкнутой и тихой; жила в своем собственном, маленьком мирке и потому робела поднять голову и осмотреть разом огромную площадь, полную спешащего, кричащего, толкающегося народа.
Я мог бы подробнее рассказать Франческе об Алисе Шталь, но знал – демонессе достаточно одного взгляда на мою прежнюю знакомую, чтобы понять все самой.
Внезапно Франсуаз спросила:
– У нее были тайные поклонники, когда ты её знал?
– Да, – ответил я. – Один или два. Из тех полных неудачников, которым нравятся подобный тип женщин – молчаливый призрак, что станет неслышно блуждать по дому и готовить на ужин сосиски с вермишелью.
– Тогда она успела обзавестись новыми знакомыми.
Я кивнул.
Спустя пару мгновений после того, как Алиса Шталь вышла на городскую площадь, узкие улочки Маназира выплеснули в пеструю толпу еще несколько человек. Подобно тому, как жрецы на вершинах минаретов смотрели на поднимающееся солнце, эти люди столь же неотрывно следили за Алисой Шталь.
Я сомневался, что моя старая знакомая смогла бы заметить соглядатаев, даже если бы они летели прямо над ее головой, на боевых птицах феникс. Возможно, поэтому они немного утратили бдительность, и я без труда смог выделить их в городской толпе.
Первым был человек в плаще начинающего волшебника; однако пальцы у него были слишком грубыми и сильными для того, кто посвятил свою жизнь колдовству и тайному знанию. Он остановился возле прилавков огра – торговца фруктами и принялся осматривать одну дыню за другой.
В глубине души я посочувствовал огру; соглядатай ограничится тем, что перещупает все его фрукты, но так ни один и не купит.
Второй шпион носил просторные одежды кочевника; пройдя несколько шагов, он остановился в тени и замер, прислонившись к стене, как человек, утомленный долгим ночным переходом.
Если всю эту ночь мнимый кочевник на самом деле провел в пути, то путь его лежал по кривым улочкам Маназира, а вовсе не по пустыне. В противном случае он все еще оставался бы за городской стеной, ожидая, пока стражники раскроют ворота.
– Когда твоя подружка написала, что у нее возникли проблемы, – пробормотала Франсуаз, – я подумала, она страдает от глубокого недотраха. Но теперь видно – она сама не понимает, как сильно вляпалась.
Отряд городской стражи проходил через площадь, подобно кораблю викингов, расталкивающему носом обломки льдин. Люди уступали солдатам дорогу, но не было в этом ни почтительности, ни уважения – скорее, испуганная брезгливость, какую простой обыватель испытывает к грязному и дурно пахнущему нищему.
Таков авторитет, каким пользуются власти.
Алиса Шталь не замечала стражников; она покорно остановилась, уступая им дорогу, как поступила бы перед любым другим человеком – полным важности сановником или чернорабочим.
Живя глубоко в своем маленьком мирке, она не хотела знать о существовании мира снаружи; и наиболее простым способом добиться этого было не противоречить ничьей воле.
Если бы какому-нибудь из прохожих вздумалось овладеть Алисой прямо на городской площади, она бы покорно спустила широкие шаровары и расставила перед ним ноги. На протяжении всего полового акта она оставалась бы такой же самопогруженной, сжавшейся и отстраненной, словно не была изнасилована, а коротала время, ожидая паром в ветреный осенний вечер.
Затем она бы оделась и направилась дальше, словно ничего не произошло.
Она ничего не замечала вокруг себя, ибо так было проще.
Однако два соглядатая совершенно иначе отреагировали на появление стражников. Тот из них, что стоял возле фруктового прилавка, внезапно наклонился столь глубоко, словно собирался тщательно обнюхать каждую дыню. Второй, прислонившийся к стене, попытался скрыть лицо и при этом опустил подбородок так низко, как обычно удается только повешенному со сломанной шеей.
Эти двое явно не хотели здороваться с городской стражей; и это наводило на определенные размышления.
Профессиональный соглядатай никогда не шарахается от патруля, поскольку знает, что этим только привлечет к себе внимание.
Значит, у этих двоих имелись свои причины для того, чтобы прятаться в рассветной тени. У меня возникло предчувствие – мне еще предстоит узнать, в чем состоит эта причина.
Предчувствие мне не понравилось.
К счастью или к несчастью, городские стражники не обратили внимания на обоих шпионов. Те, кому вменено в долг охранять порядок на городских улицах, тоже привыкли ничего не замечать.
Им тоже так гораздо проще.
Ибо если стражник видит правонарушение, но ничего не делает, то тем самым он нарушает свой долг; его совесть становится нечиста, а товарищи начиняют косо на него поглядывать – ведь даже самый нерадивый человек становится праведником, когда речь заходит об ошибках других.
Но ежели стражник ничего не видит, то его и не в чем винить, даже если город погряз в коррупции, грабеже и обмане. Чем крупнее город, тем больше в нем преступлений и тем меньше замечает городская стража.
Как гласит пословица, если бы правители выполняли свои обязанности – простым людям пришлось бы жить счастливо.
А кто же это допустит?
2
Алиса Шталь добралась до деревянной лестницы, что возносила над площадью террасу чайханы. Девушка бросила вверх быстрый, неуверенный взгляд, желая убедиться, что движется в верном направлении, и вновь опустила глаза.
Она выглядела такой легкой и невесомой, а передвигалась плавно, словно бестелесный дух; сложно было поверить, что это ее робкие ножки заставляют деревянные ступени скрипеть и плакать, как десятка два струнных инструментов.
Взять, например, Франсуаз – она высокая, почти вровень мне, к тому же носит оружие и доспехи. Тем не менее, когда моя партнерша поднималась по этой: лестнице, ступени не издали не единого скрипа.
Такова судьба женщин, подобных Алисе Шталь: чем более тихими и незаметными хочется им быть, тем больше от них шума и неприятностей.
Она едва не выбила миску из рук писца, и лишь выработанная годами цепкость пальцев спасла его вареный рис с кусочками мяса.
– О-о, – произнес я.
Само собой меня взволновала вовсе не сохранность риса, купленного государственным служащим.
– Или твоя зазноба сбежала из-под венца, – пробормотала Франсуаз, – или это лавочник, с лотка которого она стащила горсть фиников.
Как принято говорить в философских трактатах и в самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55