Но я живая, пойми меня, я живая – и я хочу выйти отсюда, Абдулла.
– Но тебе еще рано выходить в мир, – беспомощно возразил Иль-Закир. – Ты знаешь его только по книгам. Ты не готова столкнуться с опасностями, которыми он наполнен.
– У нее явно переходный возраст, – пробормотал я.
– Видела бы она меня, когда мне было столько же, – усмехнулась Френки. – Сразу узнала бы, что такое настоящие проблемы.
– Думаю, этого Иль-Закир и хочет, – заметил я.
– Чтобы я рассказала ей, как была девчонкой. Прости, я не гожусь как пример для подражания. По крайней мере, хороший.
– Вот почему я привел для тебя гостей, – продолжал Иль-Закир. – Они много путешествовали и могут многое тебе рассказать.
– Рассказы!
Я услышал нечто, между восклицанием и вздохом.
– Опять одни рассказы. С меня довольно историй, Абдулла, хватит раскрашенных картинок. Я хочу увидеть настоящий мир.
– Об этом я и говорю, дитя мое; позволь мне сказать несколько слов нашим терпеливым гостям, и ты сама все поймешь.
Я не мог не отдать должного педагогической мудрости Иль-Закира. Он не пытался призвать свое создание к терпению; но, с намеком, наделил этим качеством меня и Франсуаз.
Та, что находилась в коконе, замолчала; правда, я был уверен – сделала она так не потому, что преисполнилась терпения, а из опаски пропустить хоть слово из нашего разговора.
Иль-Закир снова подошел к нам.
Для этого ему пришлось сделать пару шагов. Однако в его глазах расстояние, что отделяло его творение от всего остального мира, было неизмеримо огромным. Поэтому и ступал он так широко, словно ему предстояло пересечь огромную залу, наполненную людьми.
Это производило странное впечатление.
– Мистер Амбрустер.
Мудрец остановился передо мной. И вновь изнутри его исказила перемена. Он стал мягким, даже угодливым.
Я мог бы поклясться, что стоящий передо мной человек никогда и никого не станет умолять. Но было видно, что он готов сделать это. Столь сильное чувство он испытывал к той, кого создал и поселил в коконе, что был готов ради нее унижаться.
Впрочем, я и не стал бы требовать этого от него.
– Должен признаться, мое приглашение не было столь уж бескорыстным, – произнес мудрец. – Думаю, вы уже поняли, какая проблема встала передо мной.
Он потер руки, как делает человек, очень осторожно подбирающий слова.
– Моя воспитанница очень начитана. Она много знает об эльфах и вашей системе образования…
– Хорошо, – кивнул я. – Вы хотите, чтобы я показал ей Даркмур?
– Да.
– Даркмур? – создание, сидевшее в коконе, даже не делало вид, будто нас не подслушивает.
Впрочем, я не стал бы винить в этом ту, кто всю свою короткую жизнь провела в этом коконе, не видя даже различий между днем и ночью.
– Я многое слышала об этом месте. Там замечательно. Юные эльфы постигают там философию, искусство, магию. Их учат ездить верхом, фехтовать, сражаться на копьях… Как бы я хотела побывать в Даркмуре, учиться там!
Лицо Иль-Закира исказилось.
Я видел много людей, которым приходилось страдать. Но ничто не может сравниться с мучением, которое охватывает отца, при виде опасного желания своего ребенка – желания, столь же притягательного, сколь и безумного. А для существа, прятавшегося в коконе, Иль-Закир, несомненно, был отцом.
– Нет, – мягко произнес я.
По призрачной зале пробежал легкий трепет. Словно чьи-то робкие пальцы коснулись меня и тут же снова отдернулись.
Мудрец стоял рядом, боясь пошевелиться.
Я понял, что был первым, кроме него, кто говорил с его Творением.
– Даркмур создан совершенно для других целей, юная леди. И учат там совершенно другим вещам.
– Чему же?
– Я покажу.
Снова легкое колебание тронуло прохладу вокруг меня.
– Тогда откройте свое сознание, юная леди. Читайте меня, словно я – волшебный кристалл.
Иль-Закир замер.
Даже Франсуаз, чьи нервы достаточно крепкие, и той передалось волнение момента.
– Ничего не происходит, – прошептала незнакомка.
– Конечно. Я хочу, чтобы вы еще раз подумали. Хотите ли вы увидеть реальный мир – не сам, а его преддверие?
В призрачной зале воцарилось безмолвие. Я ждал.
– Я хочу, – тихо ответила незнакомка.
– Тогда смотрите.
Я закрыл глаза. Восемь лет, проведенных в Даркмуре, пронеслись передо мной, как одно мгновение.
Хрустальные стены призрачной залы зазвенели.
Я пошатнулся.
Мощная волна энергии ударила меня в грудь. Я потерял дыхание.
Казалось, каждая частичка моего тела превратилась в морозную льдинку и потрескивала, готовая расколоться надвое.
Кокон напрягся, словно существо, сидевшее там, стремилось вырваться; потом опал.
То, что выплеснулось из его вздымающихся недр, что прокатилось по зале, – не было криком. Не словом, даже не чувством. Оно рождалось глубже, чем прячется от мира сама человеческая душа.
Это был страх.
Он ворвался в меня, подхватил и понес – туда, откуда я когда-то сбежал, поклявшись никогда больше не возвращаться.
Ужас метался во мне – панический, первобытный страх, он рвал меня на куски, заставлял все бросить и бежать, бежать куда-нибудь прочь и в то же время замереть, застыть замороженным в ледяной корке паники.
Это чувство более не принадлежало той, что сидела в коконе; это был мой страх.
Я закрыл глаза и стал медленно затворять тяжелые ворота, за которыми таилась память. Что-то билось об них, там, с другой стороны – и я не хотел знать, что.
13
– Майкл, с тобой все в порядке?
Если учесть, что я лежал на холодном полу, раскинув руки, а два человека склонились надо мной, загораживая солнечный свет – да, я находился в отличной форме.
– Не знал, что она настолько впечатлительна, мистер Закир, – произнес я.
Две руки протянулись ко мне, чтобы помочь встать.
Я выбран Френки и сразу же пожалел об этом. Девушка рванула меня так сильно, что оставалось только дивиться, как она не вывихнула мне плечо.
– Не следовало вообще этого делать, – сказал я.
Я встал и отряхнул костюм.
Мы снова находились в доме Иль-Закира. Пол здесь был чистым идеально; но я сделал это по привычке.
В компании Френки слишком уж часто мне падать приходится.
– Боюсь, у меня не было выбора, – произнес мудрец. – Мое творение слишком жаждало обрести свободу и знало слишком мало о мире, который открывает нас. Я знал, что вы позаботитесь о ней.
Он приподнял палец, словно призывая к молчанию.
– А сейчас мне надо оставить вас. Всплеск, который лишил вас сознания, нарушил потоки астрала по всему дому. Я должен все проверить.
– Что произошло? – спросила Франсуаз громким шепотом.
Он ударил мне по ушам хуже, чем копыто гвардейской лошади.
– Ты все видела, – я попытался сделать пару шагов, но потом понял, что делать этого не стоит.
Если, конечно, я не хочу нанести дому мудреца еще большие повреждения.
– Я показал ей то, что может ее ждать за этими стенами. А именно – милый Даркмур, что так любезен ее сердцу.
Мое собственное сердце ухнуло куда-то вниз, и мне показалось, что вот тут-то я и отдам концы. Франсуаз поддержала меня.
– Я передал ей долю своих эмоций – сотую, тысячную их долю. А потом они вернулись ко мне, словно камертон. Я думал, что мне конец.
– В Даркмуре было так плохо?
Девушка хмыкнула.
– Разве в этой школе не учат всяким там наукам, которыми ты все время хвалишься?
Френки взяла меня за подбородок.
– Ладно, гном с ним, с Даркмуром. Потом расскажешь, если захочешь.
– Что произошло, когда я отключился?
Франсуаз пожала плечами.
Где-то я читал, что для укрепления сердечнососудистой системы необходимо регулярно разглядывать эротические фотографии. Организм готовится к половому акту и сам себя стабилизирует.
Не знаю, насколько это верно с точки зрения медицины и алхимии, но один вид Френки явно действовал на меня как лучшее лекарство.
Разумеется, ей я об этом не сказал – еще нос задерет.
– Кокон опал. Будто там, внутри, и не сидит никто. Хотела бы я посмотреть, придал ли Иль-Засранец ей форму, а если да, то какую…
– Насколько я понял, его творение – чистый дув. Она не имеет формы. Но продолжай.
– Потом эта бедняжка стала плакать, все повторяла: «Я не хочу в Даркмур. Не отправляйте меня туда». Причем говорила на чистом эльфийском. С тем характерным звучанием, которое свойственно только аристократам.
Я кивнул.
– Все дети эльфов так реагируют на Даркмур. Что было дальше?
– Я думала, Иль-Задница примется ее успокаивать. Нежно так, ласково, ну ты понимаешь. А он только строго сказал ей: «Спи», и она заснула. Тогда все закончилось.
– Судя по всему, наш ученый муж все же готов прикрикнуть на свою малышку, если потребуется…

* * *
– Начнем? – спросил я.
– Конечно, – ответила Франсуаз.
Теплый ветер доносил до нас ласковый шепот листвы.
Я опустился у корней большого дерева, скрестил ноги и закрыл глаза. Франсуаз встала в середине поляны, высоко подняв меч. Все ее тело напряглось, готовясь к броску.
– Расскажи мне о Даркмуре, – попросила девушка. – Все было так ужасно?
Прозрачные волны начали ниспускаться с неба. Хрустальные стены полосовали пространство, разделяя его на равные квадраты.
– В Даркмуре не было настолько плохо, – ответил я. – Гильдия Магов назвала систему образования эльфов лучшей среди всех народов, изучающих магию. Патриархия Асгарда, правда, пожаловала нам только второе место, но только потому, что первое отдала собственному Университету Льда и Сосулек.
– Они учатся, как делать миньет? – удивилась Франсуаз. – Мне казалось, каждая девушка и так это должна уметь.
Я поставил в крайнем квадрате справа трехголовую гидру. Сиреневое чудовище раззевало пасти, и на изумрудную траву падала ядовитая слюна.
Мне понравилось.
– Слово «сосулька» имеет здесь несколько другое значение, – пробормотал я. – Но, в целом, никто еще не мог найти ничего плохого в порядках, которые заведены в Даркмуре. Разумеется, кроме тех, кто там учится.
Справа от гидры я разместил бешеную гориллу. У нее была фиолетовая шкура и длинные, почти касающиеся подбородка клыки.
– Хватит двух? – не раскрывая глаз, спросил я. – В прошлый раз…
Франсуаз посмотрела на меня мрачно, как край солнца из-под грозовой тучи.
– Ставь третьего.
– Как хочешь.
На другой стороне доски, прямо по диагонали от гидры, я установил рыцаря. Черные доспехи сияли Дьявольской тьмой. Ног у воителя не было; он висел над травой, немного покачиваясь.
– Скажешь, когда готова.
– Я готова.
Хрустальные стены налились алой кровью и стали подрагивать. Игра началась.
– Мне тоже не нравилось в университете Преисподней. И учиться на юриста я тоже не хотела. Мне больше по душе меч, вольный ветер и быстрый скакун. Что же такого жуткого было в Даркмуре?
– Отдать тебе первый ход?
– Ходи сам.
Рыцарь пошел на четыре клетки вперед, по диагонали, и остановился перед Франсуаз. Девушка шагнула к нему и снесла голову.
Отрубленный шлем покатился по траве и растаял. Но черное тело рыцаря продолжало подрагивать над травой.
– Даркмур… Видишь ли, Френки, ты сама ответила на свой вопрос.
Я передвинул гидру.
Девушка резким ударом разрубила пополам рыцаря.
– Ты шла в университет, чтобы получить диплом! Только он открывал тебе двери в Верхние Миры, позволял покинуть Преисподнюю.
Я переставил гориллу.
Она прошагала семь клеток и остановилась недалеко от моей противницы.
Франсуаз оказалась зажатой между двумя монстрами.
– Для тебя образование было ступенькой вверх. И ты прошла ее – не фонтанируя от радости, конечно, но все же ты знала – впереди тебя ждет то, о чем ты мечтаешь.
– А для тебя?
Френки предстояло выбрать, кого атаковать – гидру или гориллу. Обе они находились примерно на одинаковом расстоянии от демонессы. Франсуаз решительно подошла к гидре и снесла ей одну из голов.
Две оставшиеся яростно зашипели и сильно укусили девушку.
– Моя жизнь в родительском доме была слишком счастливой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55