Сколько всего узнал, чего только не натворил, даже во вкус вошел. А, собственно, что же тут странного и непонятного? Человечество за тысячи веков еще не придумало игр забавнее и захватывающее, чем те, где основные правила и условия выражены всего-то четырьмя глаголами: "прятать", "искать", "убегать", "догонять".
Я, похоже, "наигрался"...
Я хочу быть счастливым, как раньше. Хочу, чтобы столь же счастливы были все, кто мне близок и дорог - моя семья, мои друзья, сотрудники, больные. Я очень этого хочу и потому... выхожу из игры, где всего четыре глагола. Может, в масштабах Вселенной - это ничтожно мало. А если мерять одной человеческой жизнью?..
Ерофей Данилович Гурьянов.
... Тайга и он. Сросшийся с ней, впитавший в себя повадки зверей и птиц, ставший деревом и травинкой, крупинкой земли, каплей воды. Он вжился в новые интонации своего голоса, фразы и слова, в иной диалект, навсегда забыв утонченную, аристократическую речь, отказавшись от семьи и став причиной смерти некогда любимой женщины. Он отрекся даже от своего имени, составляющего славу и гордость этого Отечества. Он стал совершенно другим человеком, дважды в своей жизни умирая и воскрешая - в 1943, 1952 и, наконец, в 1963 году. Единственное, от чего он не смог бы отречься - от Бога. Но по странной прихоти судьбы это от него никто и не потребовал...
Он выбрал все это много лет назад: свой путь, одинокий дом и жизнь в нем - вдали от людей, их забот и проблем. От целей, к которым они шли мимо него дружными, сплоченными рядами, скованные одной страстью, ведомые бессердечными, лицемерными и, зачастую, просто глупыми поводырями. С годами разрыв между ним и людьми неумолимо увеличивался и однажды стал настолько очевидным, что его суждение о людях приобрело новое качество. Он полюбил людей.
Полюбил с недосягаемой нами мудростью отшельника. Так, как, должно быть, любили и молились за род людской святые старцы и иноки в некогда разбросанных по всей Руси обителях и пустынях.
Он не мог понять - то ли отстал от людей, то ли перерос и ушел в своем пути дальше и выше. Но факт оставался фактом: живя среди первозданной, неуправляемой, свободной стихии дикой природы, он, будучи сам человеком, ощутил однажды свое второстепенное, подчиненное место в ней; ощутил и осознал, насколько человек на самом деле хрупкое, беззащитное существо. Как обделен он любовью - не той, всеохватной, пылкой и страстной, что заключена в словах и "откровениях", не в бесстыдной, вульгарной и выставленной напоказ, а иной - замешанной на нежности, искренности и жалости. Нам всем необходима любовь тихая, выстраданная, тайная; любовь полушепота и полувзгляда, но за которой, как за тонкой льняной сорочкой - прочная, стальная кольчуга, всегда присутствует это неизбывное, где-то фанатичное и неистовое, как и вся Святая Русь - "Жизнь отдам за тебя!".
Ерофей осторожно высвободил руку, нежно проведя по волосам жены:
- Спи, Аннушка... До зари далече покуда. Я сейчас...
Он встал, набросив на плечи тулуп, вышел на крыльцо. Тотчас во дворе показались собаки.
- Спите, лобастые, ночь на дворе, - ласково проговорил он. - Эт у меня, нешто у мытаря, чтой-то сердце расшалилось.
Псы, виляя хвостами , подошли к Ерофею и подняв морды, глядя на хозяина, жалобно заскулили.
- Ну, будя, будя... - он потрепал их по загривкам. - Чай, не конец света, Земля покуда вертится и, дай Бог, поутру солнце встанет. Идитя ужо...
Собаки послушно повернули к сараю, а Ерофей, постояв еще с минуту, вернулся в дом. Лег, но заснуть так и не смог.
... Я всю жизнь был хранителем золота. Золота Державы. Я был "Язоном", которому доверили "золотое руно" России. Теперича... Ох, полно, Ерофей, притворяться! Кто твои мысли подслушать может? Разве что Бог, а он и так о тебе наслышан. Заладил: "теперича", "покуда"... Так в роль вошел, что не имени, не родства, не языка не помнишь. Так о чем я? О золоте...
Руки к нему человек от самого рождения на этой земле тянет. Одни тянут, другие - эти руки рубят. Вот и к черноярскому золоту дотянулись. Не зная, что помимо сторожа-"Язона", есть еще и "фактор Язон". Не могло его не быть, потому что если есть сторож, при нем всегда и ружье найдется. А мое "ружье" пострашнее чумы. И что мне делать, как поступить?
Господи! Ну почему людям в любви и покое не живется?!! Золото - это ж малая часть мира. Нет же, на него, как мотыльки на огонь, летят стаями, тучами. А мимо - любовь, дружба, семья, дети, - все под корень вырубается. Все идет на строительство "Арго" - за руном! за руном! - за ним, самым "родненьким, дорогим и желаненьким" золотишком. Вот и приплыли... И как мне быть?
Рулевые, прости Господи, задали задачку! И ведь кроме меня решить ее некому. Сами под Кремлевской стеной улеглись, помирились - и грешники, и праведники. Им теперь лучше всех! И плевать они хотели на сегодняшних щелкоперов с их разоблачениями, расследованиями, белыми и темными "пятнами" в истории. Они такую фигу скрутили, от которой у нас еще не одно десятилетие скулы набок сводить будет!
Но меня! - за что ты наказал, Господи?!! Дорогу никому не переходил, жен чужих не уводил, детей не сиротил. Не воровал, не убивал. За что меня караешь таким испытанием? А не зря ли, Ерофей, Господа лихорадишь? Ведь знаешь же, что не только при золоте Державы состоял и этот штамм чудовищный оберегал. Сколько тогда, в пятьдесят втором, бумаг подписал, одну другой страшнее? Подписывал и знал: если "ружье" заряжено, придет срок непременно выстрелит! И ты подпись свою поставил: мол, будьте спокойны, товарищи, в случае чего - на курок, не задумываясь, нажму. Чего тогда Господа теребишь: зачем да почему? Вот за те бумажки-подписи ты сейчас в потолок глазами и пялишься. Страшно тебе... А когда-то с горящим взором лихо отрапортовал: "Всегда готов!" и на массовое убийство свою "резолюцию" наложил. Значит, пришло время отвечать. Спросится словами - ответится поступком. Но как страшно-то, Господи...
Петр Андреевич Иволгин
... Он сидел в кухне, уставившись в темное, наполовину задернутое гардиной, окно. Перед ним стояла пепельница, доверху заполненная окурками, и большая, расписная кружка с остатками давно остывшего крепкого чая. Было очень тихо, холодно и очень одиноко...
Он знал, что за прикрытой в кухню дверью спят, иногда капризные и эгоистичные, но самые его дорогие и любимые - жена, дочь и сын. Знал, что за скрепленной не Бог весть какими, старыми замками входной дверью спит осточертевший ему, вызывающий нередко приступы глухого раздражения и едва скрываемой ярости, но тоже дорогой и любимый город. Знал, что за пределами города на одной шестой части суши огромного континента спят или бодрствуют миллионы людей, объединенных в емкое, грозное и в тоже время уязвимое и хрупкое понятие - Супердержава, страна, где он родился и без которой себя не мыслил. Он знал это, но все-равно отчего-то было очень тихо, холодно и очень одиноко...
... Я всю жизнь стоял на страже социалистической законности. Теперь мне говорят: майор, ты должен все забыть, как страшный сон. Не было никакого социализма, все это происки жидов и германского кайзера, на деньги которых "Ульянов и Компания" построили в Великой России самую кровавую в истории человечества диктатуру. Пойми, майор, это в тоталитарном государстве у тебя были спекулянты, взяточники, воры и убийцы, предатели и насильники. В свободной, демократической стране всего этого нет и быть не может. Давай, майор, настраивайся на новое мышление! Ты теперь будешь стоять на страже частной собственности, свободного рынка и частного капитала. Откуда здесь частный капитал? Майор, зачем тебе задаваться подобными вопросами? Твое дело - стоять на страже! Понял? На, лови кусок! Мало? Майор, понимаешь... Дело в том, что "стоять на страже в свободной и демократической стране" - имеет свои нюансы. Стоять-то, разумеется, надо и даже навытяжку, но желательно... с закрытыми глазами и молча. Давай, попробуй. Ничего не видишь? Ну, а мы что тебе говорим, майор?! Нет ни взяточников, ни спекулянтов, ни воров, ни убийц, ни предателей, ни насильников. На, лови еще кусок! За сообразительность... Понял теперь, в чем твоя служба заключается? Лапы под себя, морду под хвост и глаза закрыты. Усек, Мухтар? Ну, и молодец...
... Почему это случилось со мной? Отчего жить в это время мне? Рок? Судьба? Или, как говорят индусы - карма? Это что же надо было натворить в прошлой жизни, чтобы сегодня так мучиться? А, может, потому и мучаюсь, что ничего не сотворил? Не построил, не выпестовал, не научил, - а только дергал с корнем и "пересаживал", с одной стороны "колючки" по другую... Мне эта работа нравится. Но если честно, наедине с самим собой: может человеку нравится такая работа? И может ли человек оставаться нормальным, занимаясь этим всю жизнь? Мы глушим себя сигаретами, водкой, случайными связями - как будто торопимся не успеть дожить, докурить, допить, долюбить. Все это мелькает в жизни, как полустанки, скоротечные остановки. Основное - гон. Один сплошной, большой гон - из века в век, из года в год, изо дня в день, прихватывая зори и рассветы, сумерки и закаты - до тех пор, пока не остановят либо пуля, либо...деньги. Третьего не дано. И никто, ни одна живая душа не знает, как страшно так жить. С постоянным ощущением, что все люди - исчадия ада, твари-мутанты, совершенно лишенные человеческих признаков. Ассенизаторам легче, они могут отмыться, надушиться, переодеться. А наше дерьмо всегда с нами...
Роман Иванович Малышев
... Ночь. Нехватка спасательных средств. Отсутствие опоры. Холодное, многомерное, многомильное безмолвие, когда уже стихли все стоны и крики. Эта ночь почему-то представилась ему ускользающей из-под ног палубой терпящего кораблекрушение парохода. И в голове занозой засели шекспировские строки из "Антония и Клеопатры":
"... Безмолвно ты ушла, нам показав,
Что этот мир прощальных слов не стоит..."
Строки, созвучные его настроению...
В четвертом часу этой ночи он знал, практически, все. Сомнения вызывала, пожалуй, лишь личность Астахова, но он был уверен, что через день-два сможет доказать, кем тот является на самом деле.
Он сделал все, что мог. В паре с Иволгиным, который в конечном итоге "выковал" недостающие звенья в длинной цепочке преступления. Он знал теперь достаточно много об этом городе, его истории, людях, в нем живущих. Такие, как он, не имели права на личные чувства и эмоции. Все и вся в его жизни было подчинено раз и навсегда определяющей цели - высшие интересы государства. Будь он фанатиком или просто дисциплинированным, толковым исполнителем, было бы легче. Но он не являлся ни тем, ни другим. Он был профессионалом, сумевшим сохранить и чувства, и эмоции. Именно поэтому эта ночь показалась ему такой страшной и безысходной.
... Я всю жизнь защищал свою Родину от врагов. Я принадлежал к касте избранных и неприкасаемых. К тем, кому доступны тайны Родины. Я считал себя ответственным за сохранность этих тайн. С меня брали подписки. Со мной не раз беседовали. Меня не единожды проверяли.
Сегодня от меня ушел "Язон". Золото, чума и "фактор Язон"...
Зная что это и зная итоги расследования, - что хочется мне сейчас больше всего? Мне хочется застрелиться. Не от горечи. Не от разочарования. Не от страха и безысходности. Мне хочется застрелиться в силу твердого убеждения, что жизнь моя прожита абсолютно зря.
На самом деле нет уже таких тайн, которые бы твои "старшие товарищи по оружию и невидимому фронту" не выложили бы с подобострастием и готовностью врагу. Теперь не осталось даже врагов, только "стратегические партнеры". Не осталось ничего, что раньше составляло прочный и надежный каркас супердержавы. Но кто ответит мне на простой, детский вопрос: "Зачем вообще надо было строить супердержаву"? Кто-нибудь думал или помнил о том, какова в этом мире цена за могущество? Для чего, собственно, мы расширяем владения, укрепляем границы, наращиваем боевую мощь, начинаем диктовать соседям, ближним и дальним, свои условия, высказывать претензии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Я, похоже, "наигрался"...
Я хочу быть счастливым, как раньше. Хочу, чтобы столь же счастливы были все, кто мне близок и дорог - моя семья, мои друзья, сотрудники, больные. Я очень этого хочу и потому... выхожу из игры, где всего четыре глагола. Может, в масштабах Вселенной - это ничтожно мало. А если мерять одной человеческой жизнью?..
Ерофей Данилович Гурьянов.
... Тайга и он. Сросшийся с ней, впитавший в себя повадки зверей и птиц, ставший деревом и травинкой, крупинкой земли, каплей воды. Он вжился в новые интонации своего голоса, фразы и слова, в иной диалект, навсегда забыв утонченную, аристократическую речь, отказавшись от семьи и став причиной смерти некогда любимой женщины. Он отрекся даже от своего имени, составляющего славу и гордость этого Отечества. Он стал совершенно другим человеком, дважды в своей жизни умирая и воскрешая - в 1943, 1952 и, наконец, в 1963 году. Единственное, от чего он не смог бы отречься - от Бога. Но по странной прихоти судьбы это от него никто и не потребовал...
Он выбрал все это много лет назад: свой путь, одинокий дом и жизнь в нем - вдали от людей, их забот и проблем. От целей, к которым они шли мимо него дружными, сплоченными рядами, скованные одной страстью, ведомые бессердечными, лицемерными и, зачастую, просто глупыми поводырями. С годами разрыв между ним и людьми неумолимо увеличивался и однажды стал настолько очевидным, что его суждение о людях приобрело новое качество. Он полюбил людей.
Полюбил с недосягаемой нами мудростью отшельника. Так, как, должно быть, любили и молились за род людской святые старцы и иноки в некогда разбросанных по всей Руси обителях и пустынях.
Он не мог понять - то ли отстал от людей, то ли перерос и ушел в своем пути дальше и выше. Но факт оставался фактом: живя среди первозданной, неуправляемой, свободной стихии дикой природы, он, будучи сам человеком, ощутил однажды свое второстепенное, подчиненное место в ней; ощутил и осознал, насколько человек на самом деле хрупкое, беззащитное существо. Как обделен он любовью - не той, всеохватной, пылкой и страстной, что заключена в словах и "откровениях", не в бесстыдной, вульгарной и выставленной напоказ, а иной - замешанной на нежности, искренности и жалости. Нам всем необходима любовь тихая, выстраданная, тайная; любовь полушепота и полувзгляда, но за которой, как за тонкой льняной сорочкой - прочная, стальная кольчуга, всегда присутствует это неизбывное, где-то фанатичное и неистовое, как и вся Святая Русь - "Жизнь отдам за тебя!".
Ерофей осторожно высвободил руку, нежно проведя по волосам жены:
- Спи, Аннушка... До зари далече покуда. Я сейчас...
Он встал, набросив на плечи тулуп, вышел на крыльцо. Тотчас во дворе показались собаки.
- Спите, лобастые, ночь на дворе, - ласково проговорил он. - Эт у меня, нешто у мытаря, чтой-то сердце расшалилось.
Псы, виляя хвостами , подошли к Ерофею и подняв морды, глядя на хозяина, жалобно заскулили.
- Ну, будя, будя... - он потрепал их по загривкам. - Чай, не конец света, Земля покуда вертится и, дай Бог, поутру солнце встанет. Идитя ужо...
Собаки послушно повернули к сараю, а Ерофей, постояв еще с минуту, вернулся в дом. Лег, но заснуть так и не смог.
... Я всю жизнь был хранителем золота. Золота Державы. Я был "Язоном", которому доверили "золотое руно" России. Теперича... Ох, полно, Ерофей, притворяться! Кто твои мысли подслушать может? Разве что Бог, а он и так о тебе наслышан. Заладил: "теперича", "покуда"... Так в роль вошел, что не имени, не родства, не языка не помнишь. Так о чем я? О золоте...
Руки к нему человек от самого рождения на этой земле тянет. Одни тянут, другие - эти руки рубят. Вот и к черноярскому золоту дотянулись. Не зная, что помимо сторожа-"Язона", есть еще и "фактор Язон". Не могло его не быть, потому что если есть сторож, при нем всегда и ружье найдется. А мое "ружье" пострашнее чумы. И что мне делать, как поступить?
Господи! Ну почему людям в любви и покое не живется?!! Золото - это ж малая часть мира. Нет же, на него, как мотыльки на огонь, летят стаями, тучами. А мимо - любовь, дружба, семья, дети, - все под корень вырубается. Все идет на строительство "Арго" - за руном! за руном! - за ним, самым "родненьким, дорогим и желаненьким" золотишком. Вот и приплыли... И как мне быть?
Рулевые, прости Господи, задали задачку! И ведь кроме меня решить ее некому. Сами под Кремлевской стеной улеглись, помирились - и грешники, и праведники. Им теперь лучше всех! И плевать они хотели на сегодняшних щелкоперов с их разоблачениями, расследованиями, белыми и темными "пятнами" в истории. Они такую фигу скрутили, от которой у нас еще не одно десятилетие скулы набок сводить будет!
Но меня! - за что ты наказал, Господи?!! Дорогу никому не переходил, жен чужих не уводил, детей не сиротил. Не воровал, не убивал. За что меня караешь таким испытанием? А не зря ли, Ерофей, Господа лихорадишь? Ведь знаешь же, что не только при золоте Державы состоял и этот штамм чудовищный оберегал. Сколько тогда, в пятьдесят втором, бумаг подписал, одну другой страшнее? Подписывал и знал: если "ружье" заряжено, придет срок непременно выстрелит! И ты подпись свою поставил: мол, будьте спокойны, товарищи, в случае чего - на курок, не задумываясь, нажму. Чего тогда Господа теребишь: зачем да почему? Вот за те бумажки-подписи ты сейчас в потолок глазами и пялишься. Страшно тебе... А когда-то с горящим взором лихо отрапортовал: "Всегда готов!" и на массовое убийство свою "резолюцию" наложил. Значит, пришло время отвечать. Спросится словами - ответится поступком. Но как страшно-то, Господи...
Петр Андреевич Иволгин
... Он сидел в кухне, уставившись в темное, наполовину задернутое гардиной, окно. Перед ним стояла пепельница, доверху заполненная окурками, и большая, расписная кружка с остатками давно остывшего крепкого чая. Было очень тихо, холодно и очень одиноко...
Он знал, что за прикрытой в кухню дверью спят, иногда капризные и эгоистичные, но самые его дорогие и любимые - жена, дочь и сын. Знал, что за скрепленной не Бог весть какими, старыми замками входной дверью спит осточертевший ему, вызывающий нередко приступы глухого раздражения и едва скрываемой ярости, но тоже дорогой и любимый город. Знал, что за пределами города на одной шестой части суши огромного континента спят или бодрствуют миллионы людей, объединенных в емкое, грозное и в тоже время уязвимое и хрупкое понятие - Супердержава, страна, где он родился и без которой себя не мыслил. Он знал это, но все-равно отчего-то было очень тихо, холодно и очень одиноко...
... Я всю жизнь стоял на страже социалистической законности. Теперь мне говорят: майор, ты должен все забыть, как страшный сон. Не было никакого социализма, все это происки жидов и германского кайзера, на деньги которых "Ульянов и Компания" построили в Великой России самую кровавую в истории человечества диктатуру. Пойми, майор, это в тоталитарном государстве у тебя были спекулянты, взяточники, воры и убийцы, предатели и насильники. В свободной, демократической стране всего этого нет и быть не может. Давай, майор, настраивайся на новое мышление! Ты теперь будешь стоять на страже частной собственности, свободного рынка и частного капитала. Откуда здесь частный капитал? Майор, зачем тебе задаваться подобными вопросами? Твое дело - стоять на страже! Понял? На, лови кусок! Мало? Майор, понимаешь... Дело в том, что "стоять на страже в свободной и демократической стране" - имеет свои нюансы. Стоять-то, разумеется, надо и даже навытяжку, но желательно... с закрытыми глазами и молча. Давай, попробуй. Ничего не видишь? Ну, а мы что тебе говорим, майор?! Нет ни взяточников, ни спекулянтов, ни воров, ни убийц, ни предателей, ни насильников. На, лови еще кусок! За сообразительность... Понял теперь, в чем твоя служба заключается? Лапы под себя, морду под хвост и глаза закрыты. Усек, Мухтар? Ну, и молодец...
... Почему это случилось со мной? Отчего жить в это время мне? Рок? Судьба? Или, как говорят индусы - карма? Это что же надо было натворить в прошлой жизни, чтобы сегодня так мучиться? А, может, потому и мучаюсь, что ничего не сотворил? Не построил, не выпестовал, не научил, - а только дергал с корнем и "пересаживал", с одной стороны "колючки" по другую... Мне эта работа нравится. Но если честно, наедине с самим собой: может человеку нравится такая работа? И может ли человек оставаться нормальным, занимаясь этим всю жизнь? Мы глушим себя сигаретами, водкой, случайными связями - как будто торопимся не успеть дожить, докурить, допить, долюбить. Все это мелькает в жизни, как полустанки, скоротечные остановки. Основное - гон. Один сплошной, большой гон - из века в век, из года в год, изо дня в день, прихватывая зори и рассветы, сумерки и закаты - до тех пор, пока не остановят либо пуля, либо...деньги. Третьего не дано. И никто, ни одна живая душа не знает, как страшно так жить. С постоянным ощущением, что все люди - исчадия ада, твари-мутанты, совершенно лишенные человеческих признаков. Ассенизаторам легче, они могут отмыться, надушиться, переодеться. А наше дерьмо всегда с нами...
Роман Иванович Малышев
... Ночь. Нехватка спасательных средств. Отсутствие опоры. Холодное, многомерное, многомильное безмолвие, когда уже стихли все стоны и крики. Эта ночь почему-то представилась ему ускользающей из-под ног палубой терпящего кораблекрушение парохода. И в голове занозой засели шекспировские строки из "Антония и Клеопатры":
"... Безмолвно ты ушла, нам показав,
Что этот мир прощальных слов не стоит..."
Строки, созвучные его настроению...
В четвертом часу этой ночи он знал, практически, все. Сомнения вызывала, пожалуй, лишь личность Астахова, но он был уверен, что через день-два сможет доказать, кем тот является на самом деле.
Он сделал все, что мог. В паре с Иволгиным, который в конечном итоге "выковал" недостающие звенья в длинной цепочке преступления. Он знал теперь достаточно много об этом городе, его истории, людях, в нем живущих. Такие, как он, не имели права на личные чувства и эмоции. Все и вся в его жизни было подчинено раз и навсегда определяющей цели - высшие интересы государства. Будь он фанатиком или просто дисциплинированным, толковым исполнителем, было бы легче. Но он не являлся ни тем, ни другим. Он был профессионалом, сумевшим сохранить и чувства, и эмоции. Именно поэтому эта ночь показалась ему такой страшной и безысходной.
... Я всю жизнь защищал свою Родину от врагов. Я принадлежал к касте избранных и неприкасаемых. К тем, кому доступны тайны Родины. Я считал себя ответственным за сохранность этих тайн. С меня брали подписки. Со мной не раз беседовали. Меня не единожды проверяли.
Сегодня от меня ушел "Язон". Золото, чума и "фактор Язон"...
Зная что это и зная итоги расследования, - что хочется мне сейчас больше всего? Мне хочется застрелиться. Не от горечи. Не от разочарования. Не от страха и безысходности. Мне хочется застрелиться в силу твердого убеждения, что жизнь моя прожита абсолютно зря.
На самом деле нет уже таких тайн, которые бы твои "старшие товарищи по оружию и невидимому фронту" не выложили бы с подобострастием и готовностью врагу. Теперь не осталось даже врагов, только "стратегические партнеры". Не осталось ничего, что раньше составляло прочный и надежный каркас супердержавы. Но кто ответит мне на простой, детский вопрос: "Зачем вообще надо было строить супердержаву"? Кто-нибудь думал или помнил о том, какова в этом мире цена за могущество? Для чего, собственно, мы расширяем владения, укрепляем границы, наращиваем боевую мощь, начинаем диктовать соседям, ближним и дальним, свои условия, высказывать претензии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74