- Вам нужна помощь?
В его словах было столько искреннего участия, что на душе у ней как-то сразу стало тепло и спокойно.
- Вы третий человек сегодня, который предлагает мне помощь.
- Значит, над вами, милая барышня, Божья длань. - Он достал из внутреннего кармана добротного, но старомодного пальто визитку и, сняв перчатки, протянул ей со словами: - Однако, даже любимцам богов иногда необходима рука простого смертного. Почту за честь подать ее вам. - Он приподнял шапку, словно отдал честь, и, поклонившись, неторопливо зашагал по улице.
Она же, боясь вновь расплакаться, долго смотрела ему вслед. Затем перевела взгляд на визитку, брови ее удивленно взметнулись вверх. И неожиданно она рассмеялась, покачав головой.
"Истина в кубке моем иль вина,
Смех или слезы, - все выпью до дна!" - вспомнились написанные в юности строки, когда она шла к остановке автобуса.
Глава пятая
Второй секретарь горкома партии Белоярска Родионов Борис Николаевич подъехал на персональной машине к подъезду дома, где жили, в основном, представители партийной и хозяйственной номенклатуры города. Здесь же была и его трехкомнатная кватрира, в которой он проживал с женой и дочерью, студенткой исторического факультета Белоярского госуниверситета. Было время обеда. Родионов вылез из машины, бросив на ходу водителю:
- Юра, приедешь минут на десять пораньше.
- Хорошо, Борис Николаевич, - кивнул тот и, развернувшись, отъехал.
Родионов зашел в чистый подъезд и привычно направился к почтовому ящику, доставая связку ключей. Вместе с газетами в руках оказался обычный конверт, но без обратного адреса. Борис Николаевич недовольно поморщился и пробормотал вслух:
- Опять какой-нибудь ветеран кляузу настрочил.
"Надо будет сказать Багрову, пусть установит здесь индивидуальный пост. Ни дома, ни на работе покоя нет от этих просителей", - подумал он, поднимаясь в лифте. Родионов еще раз взглянул на конверт и вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Надорвав край, вытащил вчетверо сложенный листок плотной бумаги, с отпечатанным на машинке текстом. Прочитав, он прикрыл глаза и пришел в себя только, когда кабина лифта слегка дернулась, останавливаясь. Двери бесшумно разъехались. Он вышел и, подойдя к своей квартире, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Оставив тщетные попытки, несколько раз нервно надавил на кнопку звонка. За дверью послышались быстрые шаги и она распахнулась.
- А я видела, как ты приехал, - на пороге стояла дочь Наталья стройная, миниатюрная брюнетка, с короткой стрижкой и серыми миндалевидными глазами. - Чего такой злой? - спросила она, заметив плотно сжатые губы, побагровевшее лицо и налитые гневом глаза.
- Ты почему не в университете?! - проходя, недовольно спросил Родионов.
- Папа, у меня же практика, а в архиве сегодня выходной, - с обидой в голосе ответила дочь. - Я еще утром тебе говорила.
В просторную прихожую вышла жена - Анастасия Филипповна, высокая, красивая женщина. Рядом с дочерью она смотрелась, скорее, как сестра или подруга.
- Сколько раз повторять: нервы оставляй на работе! - грозно проговорила она. - Раздевайся и иди обедать, я уже все разогрела, - и царственной походкой удалилась в кухню.
Дочь, поджав губы, поспешила к себе в комнату. Плотно закрытая дверь не в силах была спасти уши отца от грохота и обвальных звуков рока. Он молча сцепил зубы и прошел в ванную, с ненавистью думая о жене: "Ведьма гарнизонная! Вся в папочку, генеральская тварь! На целый год меня старше, а выглядит лучше Наташки. "Я гадостей людям не делаю", - мысленно передразнил он Анастасию. - У-у, солдафонское отродье!"
Родионов бросил мимолетный взгляд на себя в висевшее напротив зеркало. Отразившийся облик явно не добавил ему ни настроения, ни оптимизма. Войдя в кухню, он молча открыл холодильник, достал бутылку коньяка и сделал два крупных глотка прямо из горлышка. Затем демонстративно вытер губы тыльной стороной ладони и с вызовом посмотрел на жену.
- Князь Крыскин, - внятно произнесла она, усмехаясь уголками губ.
- Не смей меня так называть! - в ярости зашипел Родионов.
Анастасия Филипповна лишь повела бровью и уже, не скрывая, улыбнулась снисходительно и презрительно:
- Садись к столу, Борис.
Он оглядел превосходно сервированный стол и, внезапно сорвавшись, закричал ей в лицо, брызгая слюной:
- Мне надоело жрать, как в ресторане! Надоели твои генеральские, аристократические замашки! Я - простой мужик, понимаешь?! Меня тошнит от твоих изысков!
- Хорошо, в следующий раз я налью тебе в плошку и поставлю у порога, с убийственной холодностью выдала супруга и вышла из кухни.
Через минуту, перекрывая звуки рока, квартиру заполнила мелодия чарующего романса, с блеском исполняемого Анастасией Филипповной на фортепиано. Борис Николаевич глубоко вдохнул. Закрыв глаза, мысленно досчитал до десяти и, усевшись за стол, с аппетитом принялся за приготовленный супругой обед, при этом тщательно анализируя текст полученного письма.
" Мерзавцы! - с ненавистью думал он, погружая ложку в тарелку с наваристым, густым борщом. - Повылазили из щелей! Давить вас всех! По зонам, за колючку, тварей, под вышки с пулеметами. И чтоб не только вякнуть, глаза поднять боялись!.. Свободы захотели, демократии. Какая, к черту, на Руси демократия?! Только кулак и нагайка: и чтоб кулак бронированный, а нагайка - со свинцовой оплеткой..."
Он поднялся и бережно поставил в раковину фарфоровую тарелку из старинного сервиза, приданного жены. Затем вернулся и приподнял крышку на блюде со вторым. В нос ударил умопомрачительный запах жаркого, сдобренного неизвестными ему специями.
" ... Да, готовит Настька, дай Бог каждой бабе, - отметил Родионов, придвигая тарелку. - Но гонору, как у королевы английской! Почти четверть века прожила со мной, а будто одолжение делала. Любила она, видите ли, своего аса! И где он теперь? Черви жрут... - При воспоминании о червях Борис Николаевич брезгливо сморщился: - Вот, сволочь, поесть нельзя спокойно, и здесь достал. С того света... - Промелькнувший в мыслях "потусторонний привет", окончательно отбил аппетит. Родионов с сожалением посмотрел на остатки жаркого. - Ничего, - успокоил сам себя, - все еще впереди. Я еще покажу, кто в Сибири Верховный Главнокомандующий! Князь Крыскин, говоришь, Анастасия Филипповна? Время покажет, кто из нас идиот..."
Пообедав, взглянув на часы, Родионов подошел к телефону и набрал знакомый номер. Услышав ответ, веселым и непринужденным голосом, бодро заговорил:
- Здравствуй, Михаил Спиридонович! Как здоровье?... Не жалуешься?...
Давай-ка, сегодня встретимся у меня на заимке... Значит, договорились? Часиков в шесть. Миша, шофера возьми. Ну, давай. - Борис Николаевич положил трубку и с нотками торжества вполголоса проговорил: - Что, твари, с властью пободаться решили? Ну-ну...
Он вошел в просторную гостинную, со вкусом и богато обставленную, одну стену которой занимали искусно выполненные из дерева стеллажи с книгами. За старым инструментом известной немецкой фирмы сидела супруга, уронив на колени красивые, ухоженные руки и отрешенно глядя в окно. Родионов невольно залюбовался ею.
"До чего же красива, тварь! - подумал с восхищением. - И годы ее не берут. Ни сединки в волосах, ни морщинки на лице... - И тут же отметил не без гордости за себя: - А чья заслуга? Ну выскочила б тогда за своего летуна - и что? Кем бы была? Офицерской подстилкой! И вдовой уже... А так первая леди в городе, несмотря что замужем за вторым секретарем. Что, в городе? В области! Не сравнить же Настасью, в самом деле, с этими коровами - женами первых? Молодая, стройная, эффектная. С Наташкой, как близнецы. Чья же, все-таки, Наташка - моя или этого аса, крыльями отмахавшего?.."
- Анастасия, - позвал Борис Николаевич.
И хотя произнес тихо, женщина за фортепиано вздрогнула. Медленно повернула голову. Взгляд лучистых, с рысьем разрезом, глаз казался растворенным в тихой, но исцеляющей и светлой печали.
- Анастасия, - повторил Борис Николаевич, - я сегодня поздно буду. Ужин не накрывай.
- Хорошо, Боря, - ответила она безразлично. - Я тоже поздно вернусь. Из Омска приехал камерный оркестр, мне оставили билет.
- Я пришлю Юру. Он тебя заберет.
- Спасибо, я сама доберусь.
- О чем ты говоришь! - попытался возразить Борис Николаевич. - В городе бандиты распоясались, а ты все-таки не простая смертная. Жена второго секретаря!
Она грустно улыбнулась:
- Вряд ли ты успел столько задолжать бандитам, что их заинтересует твоя жена.
Она еще договаривала окончание фразы, а лицо Родионова уже начало багроветь и глаза, в полном смысле, вылезать из орбит. Он почувствовал, как задыхается.
- Что с тобой? - спросила она, поднимаясь.
Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки:
- Ничего... - прохрипел и с несвойственной для него жалостью взглянул на жену: - Анастасия, умоляю тебя, будь осторожна.
- Да что случилось, Борис? Ты можешь, наконец, объяснить?!
- Просто... просто... если с тобой что-то случится, я... не переживу, - пришла ему на ум спасительная фраза.
Она изумленно приподняла брови.
- Я не думала, что так дорога для тебя, - в ее голосе прозвучала уже знакомая ему за годы совместной жизни ирония.
- Ты поедешь из театра с Юрой, - жестко потребовал Родионов. - И никаких возражений.
- Хорошо, - согласилась она, глядя на мужа изучающе, до конца не веря его словам и, подозревая в них некий иной смысл.
Борис Николаевич облегченно вздохнул и, выйдя из гостинной, засобирался на работу.
Анастасия Филипповна подошла к окну. Отодвинув ажурные гардины, долго смотрела на улицу, отмечая, как муж выходит из подъезда, садится в поджидавшую его машину и отъезжает. Он не поднял голову, не глянул на выходящие в тихий двор окна квартиры.
- Мама, - услышала она за спиной голос дочери, - почему ты до сих пор живешь с этим ничтожеством? - Наталья подошла и обняла мать за плечи, прижавшись к ней лицом.
- Не говори так, Ната, он - твой отец.
- Моего отца звали Олег Артемьев.
Анастасия Филипповна дернулась и отстранилась:
- Что ты сказала?!!
Наталья смотрела на мать понимающими и всепрощающими глазами взрослой женщины.
- Мне дед все рассказал перед смертью и папино письмо передал, - тихо проговорила она. - Он попросил у меня прощения. И еще сказал, что его страшная болезнь - Божья кара за то, что он разрушил вашу любовь - твою и Олега.
Они с минуту стояли молча, а потом, не сговариваясь, кинулись друг к другу, завыв громко, по-бабьи, протяжно и тоскливо, - так, как плачут бабы только на Руси, независимо от того, выросли они в семье генерала или доярки...
Глава шестая
Артемьева знобило. Воспаленные глаза слезились; голова походила на раскаленный в печи чугунок - так горела и была тяжела. В висках, не переставая, пульсировала тупая, ноющая боль. Он поудобнее уселся на широкой лавке, пристраиваясь спиной к теплой стене русской печки. Шумно дыша, с удовольствием отхлебнул из глиняной кружки большой глоток густого, с запахом малины и хвои, варева.
В светлой горнице, с деревянной, старой, но добротной, с вычурной резьбой, мебелью и домотканными, яркими ковриками на выскобленных добела половицах, возле стола суетился кряжистый, широкоплечий старик, чьи черты лица почти скрывали роскошные усы и борода. Седые, густые
56
волосы, кольцами падавшие на лоб, перетягивал тонкий, кожаный ремешок. Кожа лица представлялась смуглой и обветренной, но почти лишенной морщин и того редко встречающегося ныне оттенка, по которому, не ошибившись, можно с уверенностью определить: человек ведет здоровый образ жизни и протекает она, преимущественно, в достаточном удалении от напичканных автотранспортом и промышленностью городов. Необычным контрастом с седыми волосами и бородой выглядели глаза - удивительно молодые, чистые, не затянутые старческой пеленой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
В его словах было столько искреннего участия, что на душе у ней как-то сразу стало тепло и спокойно.
- Вы третий человек сегодня, который предлагает мне помощь.
- Значит, над вами, милая барышня, Божья длань. - Он достал из внутреннего кармана добротного, но старомодного пальто визитку и, сняв перчатки, протянул ей со словами: - Однако, даже любимцам богов иногда необходима рука простого смертного. Почту за честь подать ее вам. - Он приподнял шапку, словно отдал честь, и, поклонившись, неторопливо зашагал по улице.
Она же, боясь вновь расплакаться, долго смотрела ему вслед. Затем перевела взгляд на визитку, брови ее удивленно взметнулись вверх. И неожиданно она рассмеялась, покачав головой.
"Истина в кубке моем иль вина,
Смех или слезы, - все выпью до дна!" - вспомнились написанные в юности строки, когда она шла к остановке автобуса.
Глава пятая
Второй секретарь горкома партии Белоярска Родионов Борис Николаевич подъехал на персональной машине к подъезду дома, где жили, в основном, представители партийной и хозяйственной номенклатуры города. Здесь же была и его трехкомнатная кватрира, в которой он проживал с женой и дочерью, студенткой исторического факультета Белоярского госуниверситета. Было время обеда. Родионов вылез из машины, бросив на ходу водителю:
- Юра, приедешь минут на десять пораньше.
- Хорошо, Борис Николаевич, - кивнул тот и, развернувшись, отъехал.
Родионов зашел в чистый подъезд и привычно направился к почтовому ящику, доставая связку ключей. Вместе с газетами в руках оказался обычный конверт, но без обратного адреса. Борис Николаевич недовольно поморщился и пробормотал вслух:
- Опять какой-нибудь ветеран кляузу настрочил.
"Надо будет сказать Багрову, пусть установит здесь индивидуальный пост. Ни дома, ни на работе покоя нет от этих просителей", - подумал он, поднимаясь в лифте. Родионов еще раз взглянул на конверт и вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Надорвав край, вытащил вчетверо сложенный листок плотной бумаги, с отпечатанным на машинке текстом. Прочитав, он прикрыл глаза и пришел в себя только, когда кабина лифта слегка дернулась, останавливаясь. Двери бесшумно разъехались. Он вышел и, подойдя к своей квартире, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Оставив тщетные попытки, несколько раз нервно надавил на кнопку звонка. За дверью послышались быстрые шаги и она распахнулась.
- А я видела, как ты приехал, - на пороге стояла дочь Наталья стройная, миниатюрная брюнетка, с короткой стрижкой и серыми миндалевидными глазами. - Чего такой злой? - спросила она, заметив плотно сжатые губы, побагровевшее лицо и налитые гневом глаза.
- Ты почему не в университете?! - проходя, недовольно спросил Родионов.
- Папа, у меня же практика, а в архиве сегодня выходной, - с обидой в голосе ответила дочь. - Я еще утром тебе говорила.
В просторную прихожую вышла жена - Анастасия Филипповна, высокая, красивая женщина. Рядом с дочерью она смотрелась, скорее, как сестра или подруга.
- Сколько раз повторять: нервы оставляй на работе! - грозно проговорила она. - Раздевайся и иди обедать, я уже все разогрела, - и царственной походкой удалилась в кухню.
Дочь, поджав губы, поспешила к себе в комнату. Плотно закрытая дверь не в силах была спасти уши отца от грохота и обвальных звуков рока. Он молча сцепил зубы и прошел в ванную, с ненавистью думая о жене: "Ведьма гарнизонная! Вся в папочку, генеральская тварь! На целый год меня старше, а выглядит лучше Наташки. "Я гадостей людям не делаю", - мысленно передразнил он Анастасию. - У-у, солдафонское отродье!"
Родионов бросил мимолетный взгляд на себя в висевшее напротив зеркало. Отразившийся облик явно не добавил ему ни настроения, ни оптимизма. Войдя в кухню, он молча открыл холодильник, достал бутылку коньяка и сделал два крупных глотка прямо из горлышка. Затем демонстративно вытер губы тыльной стороной ладони и с вызовом посмотрел на жену.
- Князь Крыскин, - внятно произнесла она, усмехаясь уголками губ.
- Не смей меня так называть! - в ярости зашипел Родионов.
Анастасия Филипповна лишь повела бровью и уже, не скрывая, улыбнулась снисходительно и презрительно:
- Садись к столу, Борис.
Он оглядел превосходно сервированный стол и, внезапно сорвавшись, закричал ей в лицо, брызгая слюной:
- Мне надоело жрать, как в ресторане! Надоели твои генеральские, аристократические замашки! Я - простой мужик, понимаешь?! Меня тошнит от твоих изысков!
- Хорошо, в следующий раз я налью тебе в плошку и поставлю у порога, с убийственной холодностью выдала супруга и вышла из кухни.
Через минуту, перекрывая звуки рока, квартиру заполнила мелодия чарующего романса, с блеском исполняемого Анастасией Филипповной на фортепиано. Борис Николаевич глубоко вдохнул. Закрыв глаза, мысленно досчитал до десяти и, усевшись за стол, с аппетитом принялся за приготовленный супругой обед, при этом тщательно анализируя текст полученного письма.
" Мерзавцы! - с ненавистью думал он, погружая ложку в тарелку с наваристым, густым борщом. - Повылазили из щелей! Давить вас всех! По зонам, за колючку, тварей, под вышки с пулеметами. И чтоб не только вякнуть, глаза поднять боялись!.. Свободы захотели, демократии. Какая, к черту, на Руси демократия?! Только кулак и нагайка: и чтоб кулак бронированный, а нагайка - со свинцовой оплеткой..."
Он поднялся и бережно поставил в раковину фарфоровую тарелку из старинного сервиза, приданного жены. Затем вернулся и приподнял крышку на блюде со вторым. В нос ударил умопомрачительный запах жаркого, сдобренного неизвестными ему специями.
" ... Да, готовит Настька, дай Бог каждой бабе, - отметил Родионов, придвигая тарелку. - Но гонору, как у королевы английской! Почти четверть века прожила со мной, а будто одолжение делала. Любила она, видите ли, своего аса! И где он теперь? Черви жрут... - При воспоминании о червях Борис Николаевич брезгливо сморщился: - Вот, сволочь, поесть нельзя спокойно, и здесь достал. С того света... - Промелькнувший в мыслях "потусторонний привет", окончательно отбил аппетит. Родионов с сожалением посмотрел на остатки жаркого. - Ничего, - успокоил сам себя, - все еще впереди. Я еще покажу, кто в Сибири Верховный Главнокомандующий! Князь Крыскин, говоришь, Анастасия Филипповна? Время покажет, кто из нас идиот..."
Пообедав, взглянув на часы, Родионов подошел к телефону и набрал знакомый номер. Услышав ответ, веселым и непринужденным голосом, бодро заговорил:
- Здравствуй, Михаил Спиридонович! Как здоровье?... Не жалуешься?...
Давай-ка, сегодня встретимся у меня на заимке... Значит, договорились? Часиков в шесть. Миша, шофера возьми. Ну, давай. - Борис Николаевич положил трубку и с нотками торжества вполголоса проговорил: - Что, твари, с властью пободаться решили? Ну-ну...
Он вошел в просторную гостинную, со вкусом и богато обставленную, одну стену которой занимали искусно выполненные из дерева стеллажи с книгами. За старым инструментом известной немецкой фирмы сидела супруга, уронив на колени красивые, ухоженные руки и отрешенно глядя в окно. Родионов невольно залюбовался ею.
"До чего же красива, тварь! - подумал с восхищением. - И годы ее не берут. Ни сединки в волосах, ни морщинки на лице... - И тут же отметил не без гордости за себя: - А чья заслуга? Ну выскочила б тогда за своего летуна - и что? Кем бы была? Офицерской подстилкой! И вдовой уже... А так первая леди в городе, несмотря что замужем за вторым секретарем. Что, в городе? В области! Не сравнить же Настасью, в самом деле, с этими коровами - женами первых? Молодая, стройная, эффектная. С Наташкой, как близнецы. Чья же, все-таки, Наташка - моя или этого аса, крыльями отмахавшего?.."
- Анастасия, - позвал Борис Николаевич.
И хотя произнес тихо, женщина за фортепиано вздрогнула. Медленно повернула голову. Взгляд лучистых, с рысьем разрезом, глаз казался растворенным в тихой, но исцеляющей и светлой печали.
- Анастасия, - повторил Борис Николаевич, - я сегодня поздно буду. Ужин не накрывай.
- Хорошо, Боря, - ответила она безразлично. - Я тоже поздно вернусь. Из Омска приехал камерный оркестр, мне оставили билет.
- Я пришлю Юру. Он тебя заберет.
- Спасибо, я сама доберусь.
- О чем ты говоришь! - попытался возразить Борис Николаевич. - В городе бандиты распоясались, а ты все-таки не простая смертная. Жена второго секретаря!
Она грустно улыбнулась:
- Вряд ли ты успел столько задолжать бандитам, что их заинтересует твоя жена.
Она еще договаривала окончание фразы, а лицо Родионова уже начало багроветь и глаза, в полном смысле, вылезать из орбит. Он почувствовал, как задыхается.
- Что с тобой? - спросила она, поднимаясь.
Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки:
- Ничего... - прохрипел и с несвойственной для него жалостью взглянул на жену: - Анастасия, умоляю тебя, будь осторожна.
- Да что случилось, Борис? Ты можешь, наконец, объяснить?!
- Просто... просто... если с тобой что-то случится, я... не переживу, - пришла ему на ум спасительная фраза.
Она изумленно приподняла брови.
- Я не думала, что так дорога для тебя, - в ее голосе прозвучала уже знакомая ему за годы совместной жизни ирония.
- Ты поедешь из театра с Юрой, - жестко потребовал Родионов. - И никаких возражений.
- Хорошо, - согласилась она, глядя на мужа изучающе, до конца не веря его словам и, подозревая в них некий иной смысл.
Борис Николаевич облегченно вздохнул и, выйдя из гостинной, засобирался на работу.
Анастасия Филипповна подошла к окну. Отодвинув ажурные гардины, долго смотрела на улицу, отмечая, как муж выходит из подъезда, садится в поджидавшую его машину и отъезжает. Он не поднял голову, не глянул на выходящие в тихий двор окна квартиры.
- Мама, - услышала она за спиной голос дочери, - почему ты до сих пор живешь с этим ничтожеством? - Наталья подошла и обняла мать за плечи, прижавшись к ней лицом.
- Не говори так, Ната, он - твой отец.
- Моего отца звали Олег Артемьев.
Анастасия Филипповна дернулась и отстранилась:
- Что ты сказала?!!
Наталья смотрела на мать понимающими и всепрощающими глазами взрослой женщины.
- Мне дед все рассказал перед смертью и папино письмо передал, - тихо проговорила она. - Он попросил у меня прощения. И еще сказал, что его страшная болезнь - Божья кара за то, что он разрушил вашу любовь - твою и Олега.
Они с минуту стояли молча, а потом, не сговариваясь, кинулись друг к другу, завыв громко, по-бабьи, протяжно и тоскливо, - так, как плачут бабы только на Руси, независимо от того, выросли они в семье генерала или доярки...
Глава шестая
Артемьева знобило. Воспаленные глаза слезились; голова походила на раскаленный в печи чугунок - так горела и была тяжела. В висках, не переставая, пульсировала тупая, ноющая боль. Он поудобнее уселся на широкой лавке, пристраиваясь спиной к теплой стене русской печки. Шумно дыша, с удовольствием отхлебнул из глиняной кружки большой глоток густого, с запахом малины и хвои, варева.
В светлой горнице, с деревянной, старой, но добротной, с вычурной резьбой, мебелью и домотканными, яркими ковриками на выскобленных добела половицах, возле стола суетился кряжистый, широкоплечий старик, чьи черты лица почти скрывали роскошные усы и борода. Седые, густые
56
волосы, кольцами падавшие на лоб, перетягивал тонкий, кожаный ремешок. Кожа лица представлялась смуглой и обветренной, но почти лишенной морщин и того редко встречающегося ныне оттенка, по которому, не ошибившись, можно с уверенностью определить: человек ведет здоровый образ жизни и протекает она, преимущественно, в достаточном удалении от напичканных автотранспортом и промышленностью городов. Необычным контрастом с седыми волосами и бородой выглядели глаза - удивительно молодые, чистые, не затянутые старческой пеленой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74