Все оказалось просто... Страх! Страх начала конца. Оголенный сгусток чувств, в котором есть прошлое и настоящее, а будущего может на быть.
Идущий впереди старший группы сделал знак рукой, призывая к вниманию. Все остановились, затем рассредоточились. Он с нарастающим волнением следил за приготовлениями к бою. Трое отделились от группы и подошли к нему. Он понял, что пора. Вчетвером они продолжили медленно и осторожно спуск вниз, к заранее условленному месту. Достигнув его, осмотрелись. Его напряжение достигло предела, но троих сопровождающих, казалось, нисколько не волнует предстоящая операция. На изрытых морщинами, с выдубленной, опаленной и иссушенной солнцем кожей, лицах застыло каменное, холодное спокойствие. Они обменялись несколькими фразами и, кивнув ему на прощание, отправились в обратный путь - туда, где вжавшись в расщелины, их ждали соплеменники.
Он поднял голову вверх и прислушался. Его поразила насыщенная, пронизанная насквозь солнцем, но ледяная, космическая тишина. Тишина... Горы в ледниковых шапках... И будто опустившаяся на них аура Вселенной, льнущая к коже, проникающая в поры. Тишина, в которой слышался чужой, заунывный, но не лишенный красоты и гармонии, сказочный голос Азии.
И еще привидился откуда-то с небес - взгляд: то ли Аллаха, то ли Иисуса Христа, вопрошающий с недоумением и тайной надеждой:
- Люди, зачем вы здесь? Что делаете?..
И наш, до идиотизма нелепый у порога третьего тысячелетия, ответ:
- Господа Всевышние, докладываем: мы здесь по делу - убиваем друг друга!
Словно в подтверждение его мыслей, рядом что-то гулко лопнуло, словно вздохнул горный великан, чихнул со сна, встряхнув каскадом каменных, жестких волос. Он съежился, втянув голову в плечи. "Началась моя война..." - промелькнуло в сознании, но то, что наступило потом...
... Оглушенный грохотом, парализованный в мыслях и чувствах, он не помнил, как оказался в гуще боя среди рагромленного каравана. Его взгляд выхватывал отдельные эпизоды. Люди научились это делать, но слов для этого подобрать было нельзя. Война? Бой? Столь же слабо для объяснения, как если бы кому-то пришло в голову сравнивать сбежавшее на плите молоко с извержением вулкана. И все это тщательно планировалось, выверялось и готовилось ради него.
"Господи, прости меня..." - прошептал он запекшимися, непослушными губами. Не сознавая, не помня себя, забыв вообще обо всех инструкциях, он стоял во весь рост, глазами, точно объективом, "отщелкивая" страшные, неподвластные разуму, противоестественные самой жизни, кадры.
КАДР ПЕРВЫЙ. Объятый гигантским факелом "наливник"; из его развороченного взрывом брюха, с рванными, раскаленными краями, к небу тянулись черные, густые космы дыма, словно вставшие дыбом волосы...
КАДРЫ ВТОРОЙ, ТРЕТИЙ, ЧЕТВЕРТЫЙ, ПЯТЫЙ,,,
КАДР ШЕСТОЙ. Перевернутая, лежащая на боку кубышка БМП, беспомощная и жалкая, как опрокинутая на панцырь черепаха. Рядом - две "разменные монетки" цвета хаки - распластанные, изуродованные осколками, разутюженные взрывом по дороге, отливающие на солнце червонной, застывающей пленкой крови...
КАДРЫ СЕДЬМОЙ,,, ДЕСЯТЫЙ,,, ПЯТНАДЦАТЫЙ,,,
КАДР ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ. У обочины дороги сиротливо сидящая еще одна "разменная монетка", с блуждающей по лицу детской, непосредственной улыбкой. Парень, зажав между обрубками ног ботинок, деловито и спокойно пытался снять его с остатка оторванной ноги. Сидел, снимал и... улыбался!!!
КАДР ДВАДЦАТЫЙ. Шок...
КАДР ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ. Контузия...
КАДР ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. Смерть... Смерть?
И ДО КОНЦА... СМЕРТЬ!!!
Оглушительный взрыв, как консервную банку, играючи вскрыл все ходы и выходы в черепной коробке, круша сосуды, артерии и перегородки. Кто-то невидимый, железной перчаткой средневековых доспех, сжал нежную, колеблющуюся , мерцающую всполохами света, субстанцую мозга...
А наверху, пожилой афганец, с худым, изможденным лицом, сжимая большими крестьянскими руками гранатомет, осторожно выглянул из расщелины. Он увидел у перевернутой "шайтан-арбы" распластанное тело и узнал этого человека, с удовлетворением отметив рядом с ним отсутствие крови. Его губы сложились в довольную улыбку - свою работу он выполнил на отлично. Оставалось сделать еще один выстрел. Зоркими глазами он выхватил из ревущего смерча боя нужную мишень и приготовился... Но в ту же секунду черный нос маленькой "пчелы", опоясанный красным ободком, стремительно нырнул под белую чалму афганца, жадно вгрызаясь в человеческую плоть, разрывая и разбрызгивая ее своей бронебойно-зажигательной силой по серым, холодным камням.
Еще продолжался бой. Кто-то падал молча; кто-то - матерясь сквозь стиснутые до боли в скулах, зубы; кто-то выл громко и страшно - не, по-людски, - по-зверинному, вывернув наизнанку скрученное нечеловеческой болью нутро; кто-то, прикипев пальцем к спусковому крючку, давил и давил на него, войдя в азарт, не в силах оторваться и уйти с конвейера смерти. А над кем-то опускалась обвальная тишина. Невидимая и бесплотная, она собирала дань, сортировала души...
И откуда-то с небес на землю смотрели печальные глаза - то ли Аллаха, то ли Иисуса Христа:
- Люди, зачем вы здесь? Ведаете ли, что творите?..
Глава первая
Саша Костиков остановил машину и заглушил мотор. Повернувшись, вопросительно посмотрел на сидящего рядом Иволгина.
- Спрятать бы не мешало танк. - Майор открыл дверцу и стал выбираться из машины.
Остальные последовали его примеру. Выйдя, осмотрелись.
- Далеко до избушки? - обратился Петр Андреевич к Добровольскому.
- До поворота, а там километра два-три.
- Значит так, загоняем машину подальше в кусты и пешочком по свежему воздуху потопали.
- Петр Андреевич, - взмолился Костиков, - здесь же кустов нет, одни сосны. Да и между ними - ни пройти, ни проехать.
- Саша, не искушай меня без нужды! - с угрозой проговорил Иволгин. Иначе сам за руль сяду.
- Нет! - поспешно запротестовал Костиков. - Я попробую...
Добровольский весело ухмыльнулся, следя за их рокировкой. О методах вождения майора знал весь горотдел. Стоило ему сесть за руль, как машина из "средства передвижения", трансформировалась в смертельное оружие убойной силы. Новенькая "девятка" Костикова принадлежала его тестю. Вообразить, какой вид будет у машины после того, как ее попытается "спрятать в кустах" Иволгин, труда не представляло. Потому Саша, тяжело вздохнув, сам сел за руль и, проявляя чудеса вождения, отогнал машину с дороги вглубь леса.
Когда он вернулся, они наметили план действий, каждому определив соответствующую роль и договорившись, кто кого страхует на случай непредвиденных обстоятельств. Пройдя до поворота и далее, примерно с километр, разделились на две пары: Иволгин - Приходько и Добровольский Костиков.
Спустя время, уже в сумерках, за деревьями показалось гурьяновское подворье. Иволгин жестом приказал Игорю остановиться. Тот замер, как вкопанный, почти не дыша. Несколько минут майор внимательно приглядывался к дому и хозпостройкам. Он передвинулся немного вперед и в сторону, с удовлетворением хмыкнув:
- Хор-р-роший дворик! Есть, где разгуляться. - Иволгин облизнул палец, поднял его вверх: - Повезло нам с тобой, ветерок мимо.
- Интересно, какие там собаки? - подал голос Игорь. - Знать бы, сколько их?
- У хозяина такого двора и собачки наверняка под стать. Одно могу тебе обещать точно: болонками здесь и не пахнет. Черт, темнеет как быстро-то.
Словно в подтверждение слов майора, в окнах дома загорелся свет. И тотчас послышался грозный, собачий лай.
- Так, первый пошел... - Петр Андреевич подобрался, пристально вглядываясь в сгущающуюся темноту и шепотом добавил: - Ну, Сашок, не подкачай.
До слуха Иволгина и Приходько донеслись обрывки разговора, несколько раз хлопнула дверь, а затем наступила тишина. Майор уже потерял счет времени, когда его легонько толкнул в бок Приходько. Он наклонился к самому его уху и срывающимся голосом тихо произнес:
- Петр Андреевич, вроде есть кто рядом...
Тот резко повернулся и прислушался. Возникло неприятное чувство, будто его держали на прицеле - внимательным, настороженным и сверлящим взглядом. Он медленно потянулся рукой к наплечной кобуре, пытаясь подавить нарастающую панику. Это было чувство страха, никогда прежде им не испытываемое. Иволгин попытался взять себя в руки, но с ужасом понял: страх ему не подконтролен. Еще две-три минуты и он кинется, потеряв голову и не разбирая дороги, в самую чащу леса. Должно быть, похожее состояние переживал и Приходько, так как майор отчетливо слышал его учащенное, свистящее дыхание. Послышался едва различимый шорох, словно понизу поигрался опавшей листвой и хвоей легкий ветерок. Вновь стало тихо. И сию же минуту пропал парализующий сердце и разум страх.
Жуть-то какая... - срывающимся, хриплым шепотом проговорил Приходько. - Я чуть не умер со страху. А если он за своими пошел?
- Кто пошел?! - приходя в себя, зло бросил Иволгин.
- Петр Андреевич, это, ей-Богу, волк был. Матерый такой волчище... Вроде оборотня.
- Ну хватит! - резко оборвал его майор. - Волчище, оборотни... передразнил он Игоря. - Страшней человека зверя нет, а это точно не человек был.
- А кто ж тогда?
- Кто, кто? Дед Пихто и бабка с базукой! Значит так, построились в затылочек друг другу и... смело, товарищи, в ногу. На воссоединение с частями армии Добровольского. Не отставай, Гоша!
Подойдя к условленному месту сбора, с облегчением заметили Алексея.
- Как тут? - спросил Иволгин. - Саша не появлялся?
- Не нравится мне эта фазенда, Андреич, - шепотом откликнулся Алексей. - К тому же... - Он замолчал, не желая выглядеть дураком, но потом все-таки решился: - Я тут сдуру чуть Бородино не устроил. Прямо руки зачесались. Стою возле во-о-он той сосенки и вдруг чувствую: пялиться кто-то в спину. Будто дрелью дырку для ордена сверлит. Хотел уже бабахнуть из ствола, да вовремя одумался. Одним словом, Андреич, нечисть тут вокруг какая-то шастает, хочешь верь, хочешь - нет.
- Я же говорил - оборотни, - влез Приходько.
- Сами вы оборотни! - разозлился майор. - Всю кровь уже из меня выпили своими ужастиками. Ну помандражили маленько и что теперь?! Наверняка зверюга какой-нибудь на охоту вышел.
- Дай ему Бог скорейшей и удачной охоты, но чур меня! - ввернул, притоптывая на месте, Алексей. - Андреич, может, мне пойти? Что-то Санек задерживается.
- Если Артемьев там, - он кивнул в сторону дома, - он тебя в два счета вычислит. Видел же в больнице.
- А если его - тьфу-тьфу! - не дай Бог, на куски режут?
- Ага, скальпелем... Думай, что говоришь!
- Никак заблудились, люди добрые? - неожиданно раздалось у них за спинами.
Все трое моментально развернулись, причем Иволгин и Добровольский автоматически выхватили пистолеты.
- Вы игрушки-то свои на место верните. Меня, может, и положите, а вот их - эт вряд ли.
Перед ними стоял высокий, с косой саженью в плечах, мужчина с двустволкой за спиной. Рядом с ним, вывалив языки и оскалив чудовищные пасти, смирно и тихо сидели два волкодава, чья родословная, без сомнения, происходила от мифического Цербера, охранявшего, по мнению жизнерадостных греков, вход в преисподнюю. Офицеры медленно опустили оружие; от их внимания не ускользнуло, как даже на это малейшее движение собаки отреагировали, молниеносно подобравшись и приготовившись к прыжку.
- Сидеть! - негромко, но властно приказал хозяин, и псы тут же послушно замерли, продолжая, однако, сверлить непрошенных гостей диковатыми, не сулящими ничего хорошего, взглядами. - Не в моих правилах гостей на улице держать, - спокойно и обыденно заметил мужчина. - Милости прошу в дом, уж коли пришли, - усмехнулся он и, не оглядываясь, широкими шагами направился к подворью.
Оперативники, переглянувшись, последовали за ним. В просторных сенях долго обметали снег. Иволгин поймал сочувственный взгляд, брошенный хозяином на их чересчур легкомысленную для подобных прогулок обувь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74