- Но там же раненные! - придя в себя, воскликнул он.
- Именно поэтому контрразведка вывозит на нем свои архивы.
- И ради нескольких ящиков с бумагами вы решили потопить линкор с беспомощными людьми - слепыми, без рук, без ног. А я... я, как дурак, радовался, что с такой легкостью их пристроил, - он в изнеможении опустился на стул, бессмысленно и отрешенно глядя в пространство.
- Это - судьба, Сергей, оставайся! - попытался вразумить его Степан.
- Да ты с ума сошел! - враз подскочил Рубецкой. - Неужели ты мог подумать, что я способен сбежать с обреченного линкора, как... - его гнев и возмущение неожиданно угасли, - ... как Маруся. - Заметив недоуменный взгляд Артемьева, пояснил: - Сегодня утром с линкора на берег "сошла" кошка Маруся - любимица команды, которую матросы упросили капитана взять с собой в эмиграцию. - Он невесело усмехнулся: - Надо же, контрразведка вас прошляпила, а Маруся учуяла. Недаром матросы, крестясь,твердили: "Гиблый рейс, добра не будет!" - И вдруг спросил: - Твоя работа, товарищ "Тень"? С минуту они неотрывно смотрели друг на друга. - Степан, - нарушил молчание Сергей, - клянусь честью, никогда в жизни я не посмел бы напомнить тебе... нет, не сегодняшний день... Степа, вспомни Харбин девятьсот десятого года, ту страшную эпидемию. Там были китайцы и монголы, а тут - тем более, свои, русские. Ради раненных, беспомощных людей... Ради русских, Степан! Ведь должен и на войне кто-то оставаться святым!
- Не надо, - жестом остановил его Степан, - дай ручку и чернила. Рубецкой тут же выполнил его просьбу. Склонившись, Артемьев быстро набросал план, поясняя: - Их две - одна в носовом отсеке, вот здесь... вторая - в кормовом, тут... Обе с часовым механизмом, будьте осторожны...
У окна, крепко обнявшись, стояли двое. Было заметно: они напряжены, как бывают обычно люди, замершие в предчувствии кульминационной, драматической развязки. Они смотрели на опустевшую улицу, которую, как губка, впитывали ранние, ноябрьские сумерки. Ветер нес по ней обрывки газет, бумаг, афиш, клочья окровавленных бинтов и бесформенного тряпья. Кое-где валялись брошенные, раскрытые баулы - словно маленькие, потерявшиеся дети, в немом, отчаянном крике призывавшие родителей. С неприютного неба, укрытого рванным, лоскутным одеялом туч, медленно падал белый пух первого снега. Казалось, кто-то, в недосягаемой, заоблачной дали, пытается поскорее укрыть людской срам и распри, разруху и кровь, войну и хаос, не в силах более взирать на сотворенное людское зло.
Подгоняемая гулом близкой канонады, с громким ржанием пронеслась лошадь с оборванной упряжью. И отбрасываемый эхом от стен домов стук подков о брусчатку был похож на поминальный звон одинокого колокола.
Наискось, через улицу, прямо к дверям парадного, воровато оглядываясь, пробежал чумазый, в грязной и ветхой одежке, мальчонка. Спустя минуту, послышался робкий стук в дверь.
- Я открою, - Степан бережно отстранил прижавшуюся к нему хрупкую, худенькую девушку в платье сестры милосердия. Заметив в ее лице сомнение и страх, успокоил: - Не бойся, это наверняка от Сергея.
Открыв дверь, увидел того самого мальчонку.
- Дяденька, вам велели передать: "Маруся вернулась", - запыхавшись, торопливо проговорил он.
Артемьев улыбнулся, шире распахивая дверь.
- Заходи, - пригласил тепло и радушно.
- Это еще зачем? - попятился мальчишка. - Велено было только передать.
- Заходи, чай будем пить. С настоящим сахарином и с вареньем.
- А не врете? - подозрительно спросил тот, оценивающе оглядывая Степана.
В переднюю вышла девушка. Протянув руку, сказала:
- Меня зовут Варя. А тебя?
Мальчишка, наконец, доверчиво улыбнулся. Осмелев, переступил порог, тщательно вытер свою руку о штаны и, пожав Варину, чинно представился:
- Георгий. - Шмыгнув носом, добавил: - Можно просто Егорка.
Они еще долго сидели за столом, пили чай с сахарином и настоящим брусничным вареньем, невесть где раздобытым Сергеем и в последний момент переданным Варе в качестве "свадебного подарка". Канонада смолкла и к утру город запеленали снег и тишина - необыкновенно чистые и светлые. Снег-призрак. Тишина-мираж.
- Дядь Степан, - отчего-то шепотом спросил Егорка, - а беляки не вернутся?
Артемьев не смог разглядеть в утреннем, зыбком свете лиц мальчика и Вари, но почти физически ощутил давление этой странной тишины, смысл которой являлся недосягаемым и непостижимым, неся в себе сокровенное таинство Предтечи.
- Не знаю, Егор. Возможно лучше, если бы они и вовсе не уезжали. - Он не заметил, как Варя бросила на него предостерегающий, испуганный взгляд.
- Кто - беляки?!
- Русские, Егорка, русские...
- Для кого лучше-то, дядь Степан? - не понял его рассуждений мальчик.
- Для России, - тихо ответил Артемьев.
... Тишина лопнула, как ветхое рубище на теле юродивого. В город, торжествуя, входили передовые части 51-й дивизии Южного фронта под началом легендарного командарма Михаила Фрунзе.
16 ноября 1920 года М. В. Фрунзе отправил В. И. Ленину знаменитую телеграмму:
" Сегодня нашей конницей занята Керчь. Южный фронт ликвидирован. ст. Джанкой 16 ноября. Номер 10097 п.т. Команд. Юж. фронта - Фрунзе"
... На палубе линкора "Императрица", вцепившись побелевшими пальцами в поручни, стоял офицер в форме полковника уже несуществующей царской армии, не раз защищавшей Россию и не только ее. Глотая слезы, вглядываясь в почти расстаявшие очертания берегов, он с отчаянием молил: " Господи, все отними, но дай когда-нибудь - хоть раз, хоть перед смертью, увидеть Россию... Все отними. Все!!! Но Россию - не отнимай... Господи..."
... Над кроватью с младенцем-веком склонилась фигура в длинном, черном балахоне, с наброшенным на лицо капюшоном, из-под которого слышался хриплый, зловещий и издевательский голос:
- Здравствуй, детка-век! Я пришла, твоя няня... Имя мое -ЧУМА!
И век-младенец вздрогнул. Пока еще во сне...
Конец 1988 года. Канада, Британская Колумбия.
Научно-исследовательский Центр "Barrier - 2"
Вертолет, с эмблемой Мейпл-Лиф и опознавательными знаками канадских ВВС на бортах, мощными винтами рассекая стену дождя, летел над раскинувшимся внизу жестким, ворсистым, зеленым ковром лесной чащи Британской Колумбии. Кроме пилотов, в нем находилось двое пассажиров. Сидя по разные стороны борта, не общаясь, они отрешенно смотрели в иллюминаторы, думая каждый о своем.
Того, кто занимал место у правого борта, звали Чарльз Стоун. На вид ему было около сорока пяти. Его спутник, Мишель Жермен, сидевший слева, выглядел лет на десять моложе. Внешне они походили на преуспевающих бизнесменов, в которых человек случайный наверняка определил бы обиталей престижных контор и оффисов, скажем, с Бей-стрит в Торонто. Однако, в Стоуне и Жермене проскальзывало и нечто неуловимо настораживающее. Любопытство к ним неосознанно наталкивалось на необъяснимую преграду, в равной степени состоящую из уважения и страха. Эти двое принадлежали к сословию ее величества Тайны.
Оно никогда не упоминается ни в одном учебнике истории человечества, большая часть которого до сего дня пребывает в твердой уверенности: его судьба зависит от присягнувшим на верность своим народам и государствам монархов и президентов. Впрочем, в это же наивно верят и сами правители, не подозревая, что их "неограниченная власть" и принадлежность к касте "сильных мира сего", - не более, чем занятная игра, правила и конечный результат которой определяют скрытые за кулисами истории, невидимые, не обозначенные, порой, и после смерти, фигуры "кукловодов", смыслом жизни которых было, есть и останется воспроизведение Тайны, поддержание ее жизнеспособности в условиях любого общественного строя и неустанный поиск путей к ее реинкарнации. И пока существуют государства, пока есть разделяющие их границы и готовые все это защищать "стойкие оловянные солдатики", миром будет править сословие подданных Тайны, а народы из века в век рождаться, жить и умирать в очерченном для них магическом круге забавной, на первый взгляд, игры, ставка же в которой тайная, а потому беспредельная власть.
Чарльз Стоун и Мишель Жермен в свое время получили прекрасное образование, свободно говорили на нескольких языках. Первый был микробиологом, второй - бактериологом, но в настоящее время они являлись сотрудниками секретной спецслужбы, осуществлявшей контроль за объектами "Barrier". И службу, и объекты курировал непосредственно Председатель Военного и Научно- исследовательского Комитета при Совете обороны страны. В данный момент путь обоих лежал к объекту "Barrier-2", расположенному в труднодоступной местности между Скалистыми горами и Береговым хребтом в Британской Колумбии.
Однообразие мелькавшего за иллюминаторами ландшафта вскоре сменилось: словно кто-то невзначай уронил с высоты огромный по размерам холст картины в стиле сюрреализма и он так и остался лежать на земле, заключенный в живой, колыхающийся "багет" из высоких красных кедров и двугласовых пихт. По мере приближения уже можно было различить отдельные здания, ангары вспомогательных служб, радио- и локационные вышки, спутниковые антенны и протянувшиеся на сотни метров по периметру заграждения с тройной системой слежения. Сделав круг, вертолет пошел на снижение.
Стоун и Жермен прошли обязательную для всех без исключения строгую процедуру проверки. Затем два молчаливых, угрюмых охранника проводили гостей к кабине лифта, быстро и бесшумно доставившего всех на Уровень-4, где их встретил сравнительно молодой, приятной наружности, сотрудник.
- Джон Харви, личный секретарь доктора Полларда, - представился он. Прошу за мной, - Харви жестом указал направление.
Дойдя до нужной двери, секретарь посторонился, пропуская гостей вперед. Втроем они оказались в небольшой приемной, где находилась вторая массивная, металлическая дверь, с кодовым замком и системой видеослежения. Через несколько мгновений она плавно отошла в сторону. Прибывшие гости шагнули за порог. Джон Харви проводил их напряженным взглядом. Трагедия, происшедшая в Центре, несколько дней и ночей держала в колоссальном напряжении весь персонал. Ее расследованием занималась специально созданная комисссия с Координационным штабом в Оттаве. Визит этих двух должен был, наконец, внести ясность и определенность в дальнейшую работу Центра.
Вошедшие в который раз с интересом разглядывали поднимавшегося навстречу из-за стола шестидесятилетнего доктора Стивена Полларда - легенду Центра и основателя проекта "Barrier".
Его научная деятельность в области микробиологии не раз могла бы быть отмечена Нобелевской премией. Но, во-первых, он абсолютно был лишен тщеславия - качества, весьма редко встречающегося в научной среде; во-вторых, большинство его открытий, едва успев родиться, тут же тщательно упаковывались в соответствующую "тару", с обязательным грифом " Строго секретно. Хранить вечно. Доступ ограниченному контингенту лиц".
Доктор Стивен Поллард принадлежал все к тому же сословию подданных Тайны. Хотя, если говорить откровенно, вряд ли об этом догадывался, а узнай - сильно бы удивился. Главным в жизни любого человека он полагал занятие любимым делом. В Центре многие знали, что дивизом собственной жизни Поллард избрал слова Конфуция: "Занимайтесь тем, что вам нравится, и вам не придется работать ни дня в своей жизни." Он и занимался. Однако, никто не догадывался, что с годами Стивен Поллард все чаще и яснее сознавал: его всепоглощающее увлечение научными исследованиями в области микробиологии при определенных обстоятельствах может привести к непредсказуемым последствиям и явиться причиной глобальной катастрофы. Он был, как принято говорить, "широко известен в узких кругах", считаясь одним из авторов проекта "Barrier" по созданию новых видов бактериологического оружия.
После вежливого обмена формальными, ничего не значащими, но необходимыми в подобных случаях, фразами, в кабинете начался разговор, за возможность услышать который дорого заплатила бы любая спецслужба в мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74