– Вам не следует много пить, – мягко упрекнул его Вайс. – И еще больше не следует в таком состоянии откровенничать с кем-либо.
– Слушайте, – восторженно заявил Будгофт, – ну их к черту! – Он махнул рукой. – Поедем сейчас ко мне в Освенцим. Я вас познакомлю с чудными ребятами. Один – учитель, другой, как и я, – химик, но они, понимаете, настоящие немцы, не из коричневых.
– Есть еще другие цвета, – уклончиво заметил Вайс.
– Например? – спросил Будгофт. Потом вдруг, как бы догадавшись, успокоительно объявил: – Да нет, они вовсе не красные. Вы что подумали, что я сочувствую красным? Никогда. Просто мои друзья, как и я сам, стыдятся того, что сейчас творится.
Вайс сказал:
– Но там, где расположены военные заводы, теперь дырявое небо, и приглашать туда – это все равно что приглашать в гости на фронт.
Будгофт лукаво усмехнулся:
– Вы забываете, что «ИГ Фарбениндустри» не только представитель германской империи. Американская авиация не станет бомбить наши цехи. Это то же самое, что бомбить у себя дома дюпоновские химические заводы: удар был бы нанесен по общим капиталовложениям.
– А англичане?
– Две тысячи английских военнопленных работают здесь на наших предприятиях. Гестапо организовало побег двух англичан. Они должны предупредить Черчилля: ведь нельзя же бить по своим!
– Здорово!
– Да, в правлении «Фарбен» заседают умные головы. Если Германия выиграет войну, американские акционеры честно получат свою долю А проиграет – концерн «Фарбен» не будет обделен своими заокеанскими компаньонами. Для всех них война – без проигрыша.
– А для вас?
– Для меня? – машинально протянул Будгофт и, видимо протрезвев на свежем воздухе, произнес скороговоркой: – Знаете, вернемся, я что-то продрог. – Спросил: – Не очень подло будет, если я извинюсь перед Шиком? – Оправдываясь, объяснил: – Ему ничего не стоит устроить какую-нибудь гадость.
Вайс не ответил.
Баронесса при свечах играла со своими гостями в покер.
Будгофт все-таки не извинился перед Шиком. Пожав руку Вайсу и повторив свое приглашение навестить его в Освенциме, он уехал.
Вайс через некоторое время отправился к себе в «штаб Вали», получив твердое заверение баронессы, что она попрежнему будет оказывать гостеприимство пленной дочери русского полковника.
В доме баронессы был еще один гость, который почти все время скромно молчал и обладал самой ординарной внешностью. Кроме своего жестковатого выговора, он ничем не привлекал к себе внимания. Пожилой, лысый, с брюшком, в старомодном, длиннополом пиджаке и широченных брюках в полоску, он не выпускал изо рта сигары и, видимо, так наслаждался курением, что никто не решался отвлечь его от этого занятия.
Вайс уловил, что при некоторых уж слишком откровенных высказываниях своих гостей баронесса бросала тревожный взгляд на этого человека. Но едва лишь он сонно опускал припухшие веки, она успокаивалась, однако все же решительно пыталась изменить тему разговоров.
Когда Иоганн осведомился о нем у Карла Будгофта, тот сказал небрежно:
– Господин Шмидт – коммерсант из Гамбурга. Но он почему-то особенно интересуется новыми методами производства синтетических материалов. Я не мог удовлетворить его любопытства. Сотрудники «Фарбен» дают подписку о строжайшем сохранении в тайне всех моментов, связанных с нашим производством.
– Возможно, он представляет какую-нибудь конкурирующую фирму.
– У «Фарбен» нет конкурентов, – твердо заверил Будгофт.
Случилось так, что этот самый господин Шмидт попросил Иоганна подвезти его до Варшавы. Но в машине он не сел рядом с Вайсом – устроился на заднем сиденье.
Казалось, что это человек нерешительный, – так подумал Вайс и ошибся. На протяжении всего пути Шмидт беседовал с ним. Правда, беседа носила несколько примитивный характер: Шмидт спрашивал, Вайс отвечал. Вопросы сыпались градом, и заметно было, что спутник Вайса торопится как можно точнее уяснить себе структуру абвера. Это было весьма квалифицированное любопытство.
Насторожившись, Вайс обстоятельно и подробно изложил герру Шмидту схему не имеющей отношения к абверу службы жандармерии в оккупированных районах. Но, по-видимому, Шмидту и эти сведения были для чего-то нужды.
В Варшаве Шмидт остановился не в гостинице, а в пригородной вилле крупного польского помещика, эмигрировавшего с семьей в Англию. Как выяснилось из дальнейшего, родственники помещика, оставшиеся в доме, и прислуга чрезвычайно внимательно относились к Шмидту, что показалось Вайсу не совсем обычным.
Шмидт пригласил Вайса зайти к нему и за рюмкой коньяку поотечески стал расспрашивать молодого человека о его житье-бытье.
Вайс коротко рассказал самые общие вещи, и разговор перешел на военные темы.
Будто бы вскользь, Шмидт осведомился, как оценивает Вайс неудачу операции «Морской лев» с высадкой немецкого десанта на побережье Англии.
Вайс высказался в том духе, что операция «Морской лев», по-видимому, была задумана как акт морального воздействия на англичан, для того чтобы они осознали свою ошибку. Эта ошибка заключается в том, что англичане воюют не на стороне Германии, а против нее.
Шмидт оживился и, соглашаясь с Вайсом, сказал, что такого же мнения в Англии придерживаются лица очень высокопоставленные. Как только Черчилль мог поступить так безрассудно!
Вайс осторожно спросил: точно ли в Англии существует подобное мнение? Шмидт, усмехаясь, сказал, что это известно не только имперскому руководству. И миссия Гесса увенчалась бы успехом, если бы Англия обладала такой же мощной системой политической полиции, какой обладает Германия в лице гестапо, сумевшего столь решительно разгромить все левые организации в стране.
Потом Шмидт сказал, что союзные отношения Англии с США зиждутся не на прочной основе. Известно, например, что американская фирма, производящая бомбовые прицелы по патентам Цейса, отказалась снабдить ими английский воздушный флот, ссылаясь на свои обязательства перед Цейсом.
– Если бы англичане в достаточном количестве владели такими прицелами, бомбежка немецких городов была бы более эффективна. И не случайно, – сказал Шмидт, – среди двух тысяч английских узников Освенцима много английских летчиков, сбитых над территорией Германии. Из-за технического несовершенства английских прицелов они сбрасывают бомбы с опасного, низкого потолка полета.
Но тут же Шмидт признался с огорченным видом, что и в самой Германии крупные концерны подавляют своей властью развитие деловой инициативы владельцев больших предприятий, которые оказываются под угрозой разорения. Так, например, господин Шмидт собирается открыть контору для оказания разного рода технической консультации мелким фирмам, но с первых же шагов он встретился с большими трудностями. И трудности эти вызваны не столько войной, когда изобретательская мысль, естественно, находится под контролем службы безопасности, сколько захватнической деятельностью крупнейших концернов, которые приобретают патенты, не имеющие прямого отношения к их производству, обездоливая тем самым мелкие фирмы и тормозя их рост.
И господин Шмидт сокрушенно перечислил те патенты немецких изобретателей, которые ему не удалось приобрести: на особый состав ароматического вещества, благотворно влияющего на самочувствие и боеспособность летчиков; на изготовление торфяной панели; на производство хлеба из перебродивших опилок – хлеб этот предназначался специально для населения оккупированной Европы; на использование табачных отходов, перерабатываемых в бумагу для печатания денежных знаков. Имелось предложение делать подметки сапог из проволочной сетки, покрытой составом из прессованной кожи и каучука. Все это при правильной организации производства могло принести значительные дивиденты. Но... Шмидт развел руками и, огорченно улыбаясь, объявил:
– Перехватили другие, более значительные фирмы. И я сейчас весь в поисках чго-нибудь новенького.
Вайс сказал с сожалением:
– Увы, здесь я ничем не могу быть вам полезен. – И, мысленно отметив особенность названных Шмидтом изобретений, – обо всех них не так давно писали газеты, – спросил сочувственно: – Очевидно, господин Шмидт, для того только, чтобы узнать обо всем перечисленном вами, вы потратили немало труда?
– Не только труда, но главное – денег, – сокрушенно закивал головой Шмидт и добавил со вздохом: – Приходится быть щедрым со сведущими людьми. И. представьте, все они предпочитают рейхсмаркам английские фунты.
– Твердая валюта, – сказал Вайс.
– Да, – согласился Шмидт. И посоветовал: – Я бы вам тоже рекомендовал не пренебрегать ею в тех случаях, когда представится возможность.
Вайс пожал плечами и снова повторил:
– Увы, это так далеко от моей деятельности, что, к сожалению... – Он помедлил. – Впрочем, я вспомнил, у меня есть один приятель... Вы же знаете, в каждом взводе имеется специальный ящик, куда любой военнослужащий может опустить свои технические предложения. В армии сейчас много интеллигентных людей, которые пребывают в звании рядовых по причинам либо расовой неполноценности, либо неблагонадежности. Вот они-то иногда и делают весьма ценные предложения. Их награждают за это отпусками или званиями ефрейторов, даже унтер-офицеров. Так вот, мой знакомый работает в отделе, куда поступают разного рода предложения. Может быть, он будет вам полезен?
Шмидт разочарованно пожал плечами.
– Не совсем уверен, что это именно то, что мне нужно. Но, во всяком случае, я буду вам признателен, если вы познакомите меня со своим другом.
– Знакомым, – поправил Вайс. – И то, знаете ли, довольно далеким: встречались в казино.
На этом он простился с герром Шмидтом, получив приглашение заходить.
Конечно, Вайс не должен пренебрегать этим знакомством, ибо каждое новое лицо, с которым ему доводилось больше или меньше сблизиться, расширяло его представление о тех немцах, которые ринулись в Польшу за коммерческой добычей. Почти каждый из них имел связи с армейскими службами и, поскольку деловые операции находились в прямой зависимости от служб вермахта, мог служить источником информации для Вайса.
Но Шмидт как-то не походил на обычного коммерсанта. Было в нем что-то подозрительное. Солидное, сонное спокойствие, отличавшее его от прочих гостей баронессы, не соответствовало выражению глаз – напряженных, внимательных даже тогда, когда он как бы дремал с сигарой в зубах. За столом он разбавлял шнапс содовой водой, чего никогда не делают немцы.
И потом – почему у этого богатого, как он заявил, привыкшего к путешествиям человека в комнате стояли новехонькие немецкие фибровые чемоданы и столь же новый несессер с туалетными и бритвенными принадлежностями? Среди разложенных на столе и на кресле личных вещей Шмидта не было ни одной иностранного происхождения. А ведь богатые немцы – Иоганн знал это – всегда предпочитали заграничные изделия отечественным. И Шмидт, едва они вошли в его комнату, скинул с ног с большим облегчением новые ботинки и остался в одних носках: комнатных туфель у него не оказалось.
Кроме того, когда Шмидт переодевался в пижаму, Иоганн отметил мощную мускулатуру его торса и два вдавленных круглых шрама, напоминающих оттиски монеты с рубчатыми краями, – такие шрамы остаются на теле после пулевых револьверных ранений. На тумбочке у Шмидта стоял накрытый ковриком многоламповый приемник, в то время как в генералгубернаторстве уже давно было приказано пользоваться только слабенькими, так называемыми «народными» радиоприемниками.
Иоганн решил в самое ближайшее время навести справки об этом гамбургском коммерсанте.
Лансдорф недавно прилетел из Берлина и сейчас отдыхал, лежа на диване с книгой в руках. Не отрывая глаз от страниц книги, он выслушал рапорт Вайса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84