– Папе это было бы особенно тяжело, после того как мы уже потеряли маму.
Узнав о том, что операция поручена Зубову, профессор недовольно поморщился.
– Я не сомневаюсь в авиационных способностях товарища Зубова, но хулиганить на «У-два» – это одно, а водить большой транспортный самолет – другое. – Добавил: – Я решительно против.
– А если бортмехаником?
– Он же незнаком с конструкцией немецкой машины. Завалится!
– Слушайте, – сказал Вайс. – Бортстрелок!
– Это, пожалуй, подойдет.
И профессор закончил уже совсем другим тоном:
– Самое замечательное – это то, что он имеет опыт парашютных прыжков. Посылать другого – значило бы на верную гибель.
Все получилось гораздо проще, чем ожидал Вайс.
Вызвав к дежурному гестапо членов экипажа для дополнительной проверки, установив по армейским книжкам, кто из них бортстрелок, Вайс подозрительно глянул на этого человека и с величайшим напряжением удержал на лице озлобленно-обыскивающее выражение.
Низкорослый, коренастый малый, на которого он смотрел, подойдя вплотную, дохнул на него запахом такого водочного перегара, что Вайс испытал чувство восторга.
– Свинья! – закричал Вайс. – Свинья и трус! Нахлестался перед вылетом. – И, обращаясь к дежурному гестапо, сказал: – Это преступная небрежность с вашей стороны. – Приказав членам экипажа удалиться, спросил: – Что вы намерены делать?
– Я сейчас вызову другого человека.
– Сколько на это потребуется времени?
– Двадцать минут, не больше.
– Самолет должен вылететь через двенадцать минут: его будут сопровождать истребители, они уже, наверное, в воздухе. Вы сорвали задание чрезвычайной государственной важности.
Дежурный стоял вытянувшись, бледный, губы его высохли, он их облизывал.
Вошел Зубов в авиационной форме, с рюкзаком. Отдал приветствие. Вайс набросился на него:
– Почему без сопровождающего? Документы! – Посмотрел, сунул дежурному, сказал небрежно: – Вам чертовски везет. – Подмигнул ему. – Подозреваю, что я напрасно вас упрекал: очевидно, вы оказались более предусмотрительным, и этот ваш человек явился не через двадцать минут, а мгновенно. – Похлопал дежурного по плечу: – Умеете работать, а?
Дежурный мельком взглянул на документы, приказал Зубову:
– Марш в машину!
Зубов сказал:
– Но, господин унтерштурмфюрер, у меня назначение на другой рейс.
– Марш, не разговаривать!
Зубов ушел. Ушел, положив документы в карман.
А если докуметы не будет сегодня же возвращены Наде, Штутгоф, потерявший здесь жену, завтра, а может, уже сегодня ночью потеряет и дочь.
Вайс предложил дежурному пройти с ним к самолету. Дежурный записывал в книгу, что снят с полета борт-стрелок и заменен другим.
Пассажиры уже находились в кабине. Зубов не показывался. Гестаповец поглядывал на часы, его попросили подняться в самолет.
Вайс остался один и уже готов был последовать за дежурным, чтобы разыскать Зубова, но Зубов появился у дверцы, держа ранецпарашют. Он бросил его на взлетную площадку и успел передать Иоганну свои документы.
Вайс был необыкновенно счастлив и обрадован тем, что документы Зубова у него в руках. Он удивился, но вначале не придал особого значения факту, что Зубов выбросил парашют и что за этим парашютом последовало еще три других.
Как только гестаповец спустился из самолета по лесенке, лесенка была убрана, люк туго и гулко захлопнулся, и машина, гудя прозрачными нимбами пропеллеров, покатилась по взлетной полосе, все больше и больше набирая скорость. Оторвавшись от земли, транспортник круто стал набирать высоту.
Возвращаясь вместе с гестаповцем с аэродрома, Вайс спросил:
– Почему выбросили из самолета парашюты? Что они, лишние?
– Нет, – сказал гестаповец, – не лишние. Просто старший группы – штандартенфюрер – очень взволновался, когда узнал, что один из членов экипажа снят с полета как не заслуживающий доверия. И потребовал, чтобы у всех членов экипажа отобрали парашюты. Он считает, так больше гарантии, что летчики не бросят самолет, если машину подобьют вражеские истребители. Они будут до последней минуты стараться спасти машину, а значит, и пассажиров. – Одобрил: – Что ж, в этом есть логика. Мне оставалось только выполнить его категорическое приказание.
Вайс смотрел в пустое небо, гигантское, как бездна. Он испытывал непреодолимое отчаяние, пустоту, будто утратил сейчас свою собственную жизнь. И все вокруг казалось ему мертвым.
70
В штабе группы Вайсу сообщили, что его желание удовлетворено и он может сегодня же выехать на авиационную базу для проверки, насколько личный состав ее и материальная часть подготовлены к выполнению специального задания под кодовым обозначением «Вольке».
Он пришел к профессору, вернул ему документы, сообщил о том, что отбывает, и о том, что Зубов при выполнении задания теперь не сможет воспользоваться парашютом.
Профессор, прикрыв рукой документы, возвращенные ему Вайсом, будто боясь расстаться с ними хотя бы на минутку, сказал:
– Вот до того момента, пока вы не пришли, я все время думал, переживу я или не переживу, если погибнет Наденька. И знаете, понял, что не переживу. Вот так вот. А теперь – Зубов. Тяжело, верно. В нашем деле самое, пожалуй, легкое, когда ты решаешь собственную судьбу, а не судьбу другого. – Посмотрел твердо в глаза Иоганну. – Свою дочь, как опытную радистку, я включил в состав группы, которая будет вам придана. Вы должны иметь постоянную оперативную связь с Центром. – Разложил карту. – В районе, находящемся в зоне авиационного воздействия базы, находится несколько крупных концентрационных лагерей. Но вот что нам следует с вами продумать. Вот здесь вот, – Штутгоф показал на карте, – подземный концентрационный лагерь, где производятся «Фау-один» и «Фау-два». Заключенные никогда не выходят из штольни. Там работают, там умирают, только их трупы вывозят и кремируют в наземных лагерях. Обе основные подземные шахты тянутся почти на полтора километра под землей и связаны между собой сорока восемью туннелями. Ствол входа и выхода один, остальные заделаны и забетонированы.
Понятно, что этот подземный лагерь, где находится свыше двенадцати тысяч заключенных, не может быть уничтожен с воздуха. Но, по данным, полученным вами от Генриха, весь лагерь снимается со снабжения через шесть дней, исключая сегодняшний. Значит, предполагается, что через шесть дней он должен быть уничтожен.
Главная ваша задача, – выяснить, каким способом предполагается уничтожить лагерь, и предотвратить его уничтожение. – Сказал грустно: – Приданная вам группа не столь многочисленна, как хотелось бы, но я не в силах увеличить ее. Вы сами знаете, не только Зубов, но и многие другие товарищи выполняют сейчас труднейшие задания. – Он вздохнул и добавил: – Я надеюсь, вы выполните приказ Центра успешно.
Вайс был неприятно удивлен тем, что в командировку на авиационную базу он едет не один, а с Дитрихом.
Дитрих сказал, потирая руки:
– Вы знаете, я очень энергично настаивал, чтобы это задание было поручено и мне. – Объяснил, плутовато улыбаясь: – Операция совершенно секретная, приказ подписан Гиммлером и Кальтенбруннером. Мы с вами никакого отношения не имеем к ее прямому исполнению, на нас возложена только функция контроля подготовки и так далее. Но это знак особогоо доверия. И я уверен, что потом никто не посмеет совать меня в эту опасную возню с организацией нашего подполья. Я надеюсь, что меня незамедлительно переправят на Запад – куда-нибудь в Швейцарию, например, где я буду свято хранить тайну этой операции, при соответствующем обеспечении всех необходимых для меня жизненных удобств, разумеется.
– Спешите удрать? – спросил Вайс.
– Это же необходимо в интересах высших лиц, подписавших приказ, который, как говорят дипломаты, не для печати. Хотя, пожалуй, напротив – Геббельс будет визжать с газетных страниц о злодейском налете авиации союзников на концентрационные лагеря. Мы с вами, как свидетели этого ужасного налета, сможем подтвердить его слова.
– Значит, хотите ждать? – спросил Вайс.
– И еще как, – улыбнулся Дитрих, – с комфортом!
Полковник Вальтер, командир особой авиационной части, кавалер рыцарского железного креста, летчик еще времен первой мировой войны, сухонький, седой, низкорослый, но с величественным, надменным лицом, вскрыл секретный пакет. Прочитав приказ и приложенную к нему инструкцию, он взглянул на Вайса и Дитриха так брезгливо, будто у этих офицеров СД были не застегнуты ширинки, и сказал, что просит дать ему час на размышление, после чего он готов будет снова принять господ офицеров.
Дитрих положился во всем на Вайса, а сам отправился завтракать в компании с молодыми летчиками.
Полковник, несмотря на свою явную неприязнь, вынужден был обсуждать с Вайсом подробности операции.
– Горючее? – сказал полковник. – Большевики наступают, через неделю они могут быть здесь. – Он топнул маленькой ступней, обутой в лакированный старомодный, остроносый ботинок. – У нас горючего на сегодня ровно столько, чтобы сняться отсюда.
– Но к вам должно поступить горючее!
– Завтра ночью, если бензовозы благополучно прибудут.
– А почему они могут не прибыть?
– Русские разбомбили мосты.
– Но имеются понтонные переправы.
– Да, если успеют их навести.
– В каком пункте? – спросил Вайс.
Полковник показал на карте. Потом сказал:
– Я полагал, что мой долг – вывезти на самолетах всех людей, и поэтому самолеты не загружены бомбовым комплектом. Надо посылать машины на склад, – для этого понадобится время.
– Естественно, – согласился Вайс.
– И еще, – сердито сказал полковник, – помимо всего – вот приказ Кальтенбруннера: на меня возлагается обязанность сбросить на парашютах контейнеры с отравляющими веществами для использования их лагерными подразделениями СС на случай, если какая-то часть заключенных уцелеет после бомбардировки.
– Очень предусмотрительно, – заметил Вайс.
– Слушайте, – гневно сказал полковник. – Я ас первой мировой войны. Мое имя известно во Франции и Англии. На моем счету двадцать восемь авиационных поединков, которые я провел с честью.
– Ну и что же? – спросил Вайс.
– Я солдат, – сказал полковник. – Солдат. И у меня есть свои воинские убеждения и принципы. А вы гестаповец...
– Я офицер СД.
– Не вижу существенного различия.
– Короче говоря, вы хотите сказать, что вам не слишком нравится это боевое задание?
– Оно не боевое, не воинское.
– А какое же?
– Вы сами отлично знаете какое.
– Вы просто боитесь. Боитесь, что впоследствии вас будут рассматривать не как военнопленного офицера, а как военного преступника.
– Да, – сказал полковник, – я не боюсь погибнуть, быть даже расстрелянным большевиками. Но не повешенным, как...
– Как кто? – спросил Вайс.
– Как вас, например, могут повесить.
– Вы хотите уклониться от задания?
– Я солдат и подчиняюсь приказу.
– Но приказы не обсуждают.
– С подчиненными – да. А вы не мой подчиненный.
Вайс посмотрел прямо в глаза полковнику.
– Я вам признателен за то, что вы столь честно и откровенно высказали мне свое мнение.
– И вы этим воспользуетесь в соответствии с родом и духом своей службы?
– Нет, – сказал Вайс. – Просто вы меня заставили тоже кое о чем задуматься.
После этого разговора Вайс еще побывал у полковника, но беседовал с ним о чем угодно, только не о ходе подготовки к операции. Точно так же вел себя и полковник.
Через связного Вайс сообщил группе о времени, когда должны прийти цистерны с горючим, и указал на карте, где находятся понтонный мост, и бомбовый склад, и дорога от склада к аэродрому.
Вайс осмотрел два блиндажа, служившие теперь хранилищем для отравляющих веществ, – кроме баллонов с газами здесь лежали ящики с ядами в ампулах и в коробках. Во время одного из осмотров ему удалось сунуть между ящиками термитную шашку с химическим запалом замедленного действия, изготовленную в виде пластмассового портсигара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84