Спасение приговоренных к смерти – это удар по мозгам и душам немцев, сокрушительный удар по гитлеровской пропаганде. К обреченным на смерть потянется рука борцовантифашистов, ненавидящих фашистскую Германию, но страдающих о тех немцах, которые стали ее жертвами.
И еще одно обстоятельство, даже не одно, а два: операция эта попутно послужит новым подтверждением того, что «штаб Вали» находится якобы в окружении партизан, и одновремено избавит Генриха Шварцкопфа от чреватой опасностями нравственной пытки.
Зубов встретил Вайса неприветливо. Проводил его в кабинет с темными суконными шторами на окнах, уставленный во вкусе бывшего владельца тяжеловесной мебелью черного дуба, усадил в кресло с высокой, с затейливым резным узором спинкой и спросил досадливо:
– Ну, что еще? – Усмехнулся. – Хоть похищение твоего эсэсовца с благородными целями – дело для нас слишком умственное, ребята согласны. Но не по нутру им эта затея, я так понял. Ты извини, конечно. Тебе виднее.
– Правильно! – радостно согласился Иоганн. – Правильно, что не по нутру. – Обняв Зубова, спросил: – Спасти приговоренных к казни честных немцев вы согласны? – Не давая ответить, повторил: – Спасти! Понимаешь, как это будет здорово! Слушай: в связи с передислокацией «штаба Вали» на четвертом километре от расположения сняли эсэсовский контрольно-пропускной пункт. А мы его восстановим. Машина с заключенными пойдет по этому шоссе. Обычно здесь каждую минуту останавливали и, независимо от того, кто едет, у каждого проверяли документы. Мы так и поступим, только и всего. Ясно?
Зубов мотнул головой, широко улыбнулся и спросил в свою очередь:
– А ты знаешь, о чем я до твоего прихода думал? О том, что я самый последний мандражист и трус! Понимаешь, так неохота было из-за твоего фашиста покойником заделываться. Даже выпил с горя, чтобы не думать об этом.
– Значит, ты пьян?
– Был, – твердо сказал Зубов. Пожаловался: – Раскис я оттого, что цель задания была мелкая, а мишень я по габаритам крупная. При таком соотношении только и оставалось, что текст речуги о самом себе сочинять для траурного митинга. – И добавил уже серьезно: – А теперь пропорции соблюдены правильно, операция с большой политической перспективой. – Крепко пожал Иоганну руку. – Вот теперь тебе спасибо! Операция красивая. Ничего не скажешь. – Попросил умильно: – Слушай, ты можешь Бригитте соврать, но только правдиво, чтобы она обязательно поверила, будто мне надо в Лицманштадт съездить по служебным делам?
– Пожалуйста, сколько угодно! – с готовностью согласился Вайс. И тут же спросил удивленно: – А ты сам-то что, разучился?
– Да нет, просто по-товарищески прошу: возьми сейчас на себя эту нагрузку.
Зубов исчез за дверью и через минуту появился, сияющий, в сопровождении Бригитты. Она смотрела на Иоганна тревожновраждебно, хотя губы ее и улыбались.
Протягивая гостю руку, спросила, пристально, в упор глядя ему в в глаза:
– Так что вы, господин Вайс, придумали, чтобы помочь моему супругу? У него, я замечаю, в последнее время не хватает воображения, и ему все труднее изобретать достаточно убедительные поводы для того, чтобы надолго исчезать из дома.
Иоганн, не удержавшись, свирепо глянул на Зубова.
Тот испуганно спросил жену:
– Откуда ты это взяла, Бригитта? Почему такие странные мысли?
Она положила ладонь к себе на грудь:
– Вот отсюда. Из сердца.
– А! – обрадовался Зубов. – Конечно, я так и думал. – Торопливо объяснил Вайсу: – Бригитта чрезвычайно мнительна. Правильно, я как раз хотел сказать тебе, Бригитта... – начал было он.
Женщина сняла ладонь со своей груди, прикрыла рот Зубову, попросила:
– Пожалуйста, не говори. Я понимаю, я все понимаю. – И, обратившись к Вайсу, объявила с гордостью: – Я понимаю, что ему теперь все труднее покидать меня. И он не умеет скрывать этого. И потому я ему все прощаю. Все.
Зубов покраснел, но глаза его радостно блестели.
– Пойду приготовлю кофе, – выручила мужа Бригитта и ушла, торжествующая.
Как только дверь за ней закрылась, Зубов сказал виновато:
– А что я могу поделать, если она так меня чует, что ли? Я даже сам удивляюсь. Но это вполне естественно. Даже в литературе такие факты описаны. Может, это нервные флюиды?
– Флюиды! – передразнил его Вайс. – От таких флюидов того и гляди засыпешься, только и всего. Не такая уж она наивная дурочка, оказывается. Тебе повезло. Но за такую для тебя «крышу» мне голову оторвать мало. – Пояснил строго: – Боюсь я за тебя, вот что!
Зубов только победно усмехнулся.
Разливая кофе, Бригитта нежно говорила Вайсу о Зубове:
– В нем столько ребячества, наивности и постодушия, что я, естественно, всегда беспокоюсь за него. Он – как Михель из детской сказки. Черные крысы напали на города и селения, и он ничего не замечает, играет себе на своей дудочке и шагает по земле, глядя только вверх, – на солнце да на облака. А все кругом так ужасающе мрачно.
Зубов, не удержавшись, с усмешкой посмотрел на Вайса.
– Слышишь? А ты, птенчик, пугался!
Вайс, делая вид, что не понял намека, спросил Бригитту:
– Позвольте, откуда на нашей земле черные крысы?
Зубов лукаво подмигнул жене.
– Бригитта вовсе не собирается намекать на гестаповские мундиры. Что это тебе пришло в голову спрашивать, да еще таким тоном?
Бригитту не смутил вопрос Иоганна. Вызывающе глядя ему в глаза, она сказала твердо:
– Мой покойный муж носил черный мундир, и в профиле его было нечто крысиное. Но, возможно, это мне только казалось.
Теперь Вайс уставился на Зубова. Но тот, поднеся к губам чашечку с кофе, исподлобья посмотрел на Иоганна, еле заметно пожал плечами и пробормотал с притворной обидой:
– Пусть моя супруга считает меня глупеньким Михелем, но мне кажется, что об этом ей не следовало говорить вслух, даже в твоем присутствии, хотя ты и мой друг.
Бригитта обиженно поджала губы.
После кофе мужчины удалились в кабинет и обсудили все подробности предстоящей операции. А когда Вайс шел к себе в гостиницу, его не покидала щемящая грусть, какая порой охватывает одинокого человека, невольно ставшего свидетелем чужого счастья, пусть даже недолгого и хрупкого.
Уже давно Зубов рассказал Иоганну, что жизнь Бригитты с покойным мужем, старым развратником, была подобна домашнему аресту. Она ненавидела его упорно, злобно, неистово. И только одурманенная наркотиками, к которым ее приохотил муж, становилась вяло-покорной, ко всему безразличной. И после смерти муж она еще долго жила как бы двойной жизнью. Когда Зубов впервые увидел ее в кабаре, она показалась ему полупомешанной. Но потом он понял: это – действие наркотиков. Он сказал Иоганну:
– Что бы там ни было, а сначала мне просто было ее жаль, – и ничего больше. Вижу, пропадает она, ну, и пожалел...
А теперь Бригитта предстала перед Иоганном совсем иной.
Безгранично преданная, жадно любящая, она мгновенно настораживалась в минуты, когда безошибочное женское чутье подсказывало ей, что Зубову угрожает опасность.
Рядом с ней Зубов, высокий, сильный, с могучим конусообразным торсом и круглой мускулистой шеей, казался крепким дубком, на ветвь которого устало опустилась яркая залетная птица и вдруг начала доверчиво вить гнездо, не ведая, какие гибельные бури будут обрушивать на дерево свою ярость, сотрясать ствол, ломать ветви, срывать листву...
На другое утро Иоганн решил зайти к Дитриху, чтобы выведать дополнительные подробности, относящиеся к казни немецких военнослужащих.
В коридоре особняка, где находился замаскированный под водолечебницу филиал «Вали III», он увидел пана Душкевича. Некогда этот пан Душкевич помог майору Штейнглицу подыскать в окрестностях Варшавы усадьбы, подходящие для размещения разведывательных школ. С тех пор Иоганн с ним не встречался.
Душкевич только что вышел из комнаты, отведенной Дитриху.
Почти механически, по давно выработанной привычке, мгновенно связав все относящееся к тому или другому человеку, устанавливать, имеет ли тот человек отношение к задаче, которую предстоит в ближайшее время решить, и вспомнив сказанное Зубовым о намерении польских партизан совершить покушение на Генриха, Иоганн прикинул: "Пан Душкевич – агент-провокатор. С ведома контрразведки он также агент польского эмигрантского правительства в Лондоне. Проник в среду польской патриотически настроенной ителлигенции, где вербует одиночек-смертников для участия в эффектных террористических актах, каждый раз завершающихся самоубийством или же поимкой героев. Такие провокации служат СС также поводом для казни заложников и массовых арестов среди польской интеллигенции якобы в целях обнаружения «огромной» террористической организации.
Душкевич вышел от Дитриха...
А что, если Дитрих поручил Душкевичу не просто припугнуть, а убить Генриха? Если так, он ловко рассчитал. Убийство племянника Вилли Шварцкопфа, сподвижника рейхсфюрера Гиммлера, – великолепное, шумное дело! Это убийство повлечет за собой гигантские карательные меры, и если Дитрих уже заранее наметил виновников, за их поимку его ждет признательность самого рейхсфюрера.
В самом деле, почему контрразведка не охраняла Генриха? Ну, естественно, почему: по званию ему не положена личная охрана. Правда, могли принять во внимание родственные связи. Но не приняли..."
Обожженный своей догадкой, Иоганн понял, что нельзя терять ни часа, но вместе с тем нельзя терять и головы. Не ответив на вежливый поклон пана Душкевича, он поманил его пальцем и, будто с трудом узнавая, спросил:
– А, это вы... Разве мы вас еще не повесили?
– За что, пан офицер?
– Вернемтесь на минуточку, – и Вайс открыл дверь в комнату Дитриха.
И, как только дверь за Душкевичем закрылась, ударил его в челюсть. Душкевич рухнул на пол и, видимо совершенно оглушенный, не сделал попытки подняться.
Дитрих вскочил из-за стола. Но Вайс остановил его движением руки, приказал:
– Садитесь! – И, склонившись к Дитриху, вымолвил раздельно: – Сейчас мне этот мерзавец похвастал, что вы лично поручили ему организовать покушение на Генриха Шварцкопфа. Я вас арестую, капитан Дитрих. – И, держа свой пистолет в правой руке, левой вынул из кобуры пистолет Дитриха.
– Неправда! – воскликнул, побледнев, Дитрих. – Я не поручал этого Душкевичу, он сам предложил нам организовать покушение.
– А вы разрешили?
– Разрешил, но только для того, чтобы выловить преступников: на место засады я собирался направить свою группу. И жизнь Шварцкопфа была бы в полной безопасности.
– Напишите коротко обо всем, что вы мне сейчас рассказали.
– Зачем?
– А затем, что если на Шварцкопфа будет совершено покушение и он погибнет, вы последуете за ним. Только ждет вас не пуля, а виселица.
– А если я не напишу?
– Я сейчас же сообщу Вилли Шварцкопфу о вашем преступном намерении.
– А где доказательства?
– Вот! – Иоганн кивнул в сторону лежащего на полу Душкевича, который стал уже подавать признаки жизни.
– Хорошо, – согласился Дитрих и, с ненавистью глядя на Вайса, спросил: – Но потом вы мне вернете эту бумагу?
– Возможно, – кивнул Вайс. – Говорите: кто исполнители?
– Это служебная тайна. Я не имею права ее разглашать.
– Вы хотите получить обратно бумагу?
Дитрих утвердительно кивнул в ответ.
– Так вот, знайте: вы получите ее в день отъезда Шварцкопфа.
– Вы клянетесь?
– Бросьте, мы не в кадетском корпусе! Я сказал – и так будет.
Дитрих показал глазами на папку, в которой лежало донесение Душкевича. Пробежав его глазами, Вайс вынул бумагу из папки, акуратно сложил и спрятал в карман.
– Что вы делаете? Оно ведь уже зарегистрировано! – всполошился Дитрих.
– Ничего, – спокойно сказал Вайс. – В ваших же интересах подсунуть под этим же номером какое-либо другое донесение.
– Это правильно, – согласился Дитрих, внезапно меняя тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84