Как и в бомбардировщике В-2 «Черный рыцарь», в их самолете в правом кресле второго пилота размещался прошедший пилотную подготовку штурман, в обязанности которого входило управление системами навигации, огня и защиты. Сидевший на откидном кресле позади «Залпа» бортинженер наблюдал за состоянием самолета и работой двигателя.
— Понял. Восемьсот метров. Снижаемся. — Самолет снизился на двести метров, и снова заработал автопилот. Люгер сидел молча, едва сдерживая зевоту.
Конечно, Люгер вроде бы не должен был скучать в ходе выполнения ночного полета с задачей бомбометания с малых высот в условиях, максимально приближенных к боевым, особенно находясь в кресле бортинженера этого потрясающего бомбардировщика-"невидимки" Физикоус-170 «Туман». И все же он скучал, потому что экипаж, прошедший советскую летную подготовку, вел бомбардировщик, словно команда старух, чего он никак не мог понять. Воспоминания, иногда приходившие к нему из самых потаенных уголков памяти, подсказывали Люгеру, что подобный полет может быть гораздо более захватывающим...
И тем не менее даже эти строго ограниченные рамками инструкций пилоты и инженеры не могли убить все возрастающую любовь Люгера к «Туману». В машине, выполненной из композитных материалов и весившей двести восемь тонн — причем половина массы приходилась на топливо, — Люгер чувствовал себя королем неба. Внешне бомбардировщик абсолютно не был похож на смертоносную боевую машину. Формой он напоминал гигантского ската с тонкими, изогнутыми крыльями, которые изгибались вниз от центра, а затем плавно выгибались вверх и оканчивались закруглениями. Четыре двигателя размещались в вытянутом фюзеляже, решетки закрывали как воздухозаборники, так и отверстия для истечения газов, что предотвращало отражение излучений радара от лопастей компрессора и снижало выделение тепла. Рули направления заменяли разрезные элероны, отклонение элеронов вверх или вниз зависело от необходимого градуса крена. Так что у «Тумана» вообще не было вертикальных поверхностей, от которых могло бы отражаться излучение радара. «Туман», не рассчитанный на взлеты и посадки в сложных полевых условиях, был оснащен тремя довольно хрупкими шасси и двумя тормозными парашютами диаметром двадцать пять метров.
Хотя «Туман» был создан в начале 80-х годов, его окончательное оснащение вооружением началось лишь несколько лет назад, с началом работы над его конструкцией и полетными испытаниями доктора технических наук Ивана Сергеевича Озерова. Именно Дэвид Люгер почти в одиночку разработал и сконструировал систему вооружения. Предназначался «Туман» для полетов на большие расстояния и нанесения бомбовых ударов по Соединенным Штатам и Китаю, но он должен был обладать и хорошей защитой, чтобы обойтись минимальной поддержкой других боевых машин. Дальние стратегические бомбардировщики были, в основном, уязвимы для истребителей и ракет класса «земля-воздух», поэтому Люгер здорово потрудился над тем, чтобы «Туман» мог защитить себя.
Но никто, и даже сам Дэвид Люгер, не догадывался, что Иван Озеров в этом вопросе воспользовался концепцией вооружения американского бомбардировщика ЕВ-52 «Мегакрепость». Как и надеялся бывший сотрудник КГБ Виктор Габович, Люгер извлек из своей дремавшей технической памяти знания, полученные за годы службы в ВВС США, и применил их в разработке «Тумана». Более всего в памяти Люгера сохранился бомбардировщик «Старый пес», и с помощью Виктора Габовича, интенсивного «промывания мозгов» и процедур перепрограммирования личности, Люгер бессознательно скопировал для «Тумана» систему вооружения «Старого пса», создав в процессе работы гораздо более грозную боевую машину.
Хотя «Туман» и был бомбардировщиком-"невидимкой", на каждом его крыле имелось по три подвески для внешних хранилищ, но суть заключалась в том, что все внешние хранилища с подвесками будут сброшены и «невидимые» свойства самолета восстановятся задолго до того, как он попадет в зону действия вражеских радаров. На двух внешних подвесках «Туман» нес топливные баки емкостью тысяча пятьсот декалитров, которые сейчас уже были сброшены (во время этого полета оба бака были пусты и снабжены парашютами, чтобы их можно было использовать в дальнейшем). На каждой средней подвеске разместилось по четыре противорадиолокационных крылатых ракеты AS-17 дальнего радиуса действия с реактивными двигателями. Ракеты эти были разработаны в «Физикоусе» и предназначались для уничтожения береговых РЛС дальнего обнаружения и перехвата истребителей до того, как бомбардировщик войдет в зону их действия. Ракеты, имевшие дальность действия около двухсот километров, использовали систему инерциального наведения для подхода к РЛС, а потом включалась головка самонаведения на излучение РЛС, и радар уничтожался. На двух внутренних подвесках размещалось по четыре ракеты АА-9 класса «воздух-воздух» с радиолокационной системой наведения.
Вдоль осевой линии «Тумана» располагались два бомбовых отсека, каждый по четыре метра в ширину и семь в длину, и в каждом отсеке могло размещаться по девять тонн средств поражения. В дальнейшем бомбовые отсеки будут приспособлены для размещения любых средств воздушного поражения советского производства... или производства той страны, на вооружении которой будет находиться «Туман», хотя ученых в «Физикоусе» и не заботил вопрос принадлежности самолета. Для нынешних испытаний в заднем бомбовом отсеке «Тумана» находились четыре пятисоткилограммовые бомбы свободного падения, а в переднем отсеке — две ракеты AS-11 с лазерной системой наведения.
А вот кабина «Тумана» была оснащена устаревшим оборудованием, ведь Советы здорово отставали в области передовой электроники. Конечно, в самолете имелась система электронного управления полетом и система дистанционного управления рулями, но это были относительно слабые в техническом отношении аналоговые системы, а не высокоскоростные цифровые. Навигационная система представляла собой обычный допплеровский полетный компьютер, с которым работал «Залп». Уточненные данные местоположения и скорости поступали в него от единой для СНГ спутниковой системы навигации или от РЛС отображения местности. Подобная навигационная система была примитивна, стандартная РЛС отображения местности размешалась в специальном отсеке в носовой части, что сводило на нет ее «невидимые» характеристики, и, кроме того, она просто отображала профиль местности на экране, но данные о местности не поступали в систему управления полетом, поэтому самолет мог запросто врезаться в какую-нибудь возвышенность.
И, хотя самолетам-"невидимкам" обычно не требовалась система навигации по местности, Люгер был уверен, что для «Тумана» ее не разработали только потому, что пилоты не доверяли такой системе, что наглядно и подчеркивал теперешний полет.
— Послушайте, товарищи, — произнес Люгер на ломаном русском в переговорное устройство, — лететь на высоте восемьсот метров на автопилоте — это просто безумие для любого бомбардировщика, ведь вас могут сбить любые зенитные средства. Давайте спустимся пониже и хорошенько опробуем возможности машины, ладно?
— Нашей задачей является проверка системы доставки средств поражения, — с раздражением возразил пилот, — а не проверка возможностей ухода от противника. Да и чего нам бояться средств ПВО? Радары нас не видят, американских средств ПВО здесь нет.
— Надо быть готовым не к благоприятным, а к самым худшим ситуациям.
— Вы предлагаете нарушить параметры доставки средств поражения, товарищ Озеров?
— Можно будет восстановить их непосредственно перед пуском, — пояснил Люгер. — А все остальное время следует избегать противника. Не давайте ему возможности засечь вас.
— А он и не засечет, — вмешался в разговор бортинженер, — аэропорт южнее Минска всего в девяноста километрах от нас, но порог обнаружения энергии слишком мал, чтобы быть измеренным. А там находится самый мощный радар в западной части СНГ. Так что нам нет необходимости снижаться и подвергать себя какой-нибудь опасности с земли.
«С этими парнями спорить бесполезно», — подумал Люгер. Он взглянул на свою полетную таблицу, на навигационные приборы и увидел, что до первой точки пуска ракет им лететь еще почти сто километров. А при скорости всего шестьсот километров в час этот полет займет десять минут. Установленный коридор полета, проложенный в обход крупных городов и промышленных зон, имел ширину двадцать километров, что оставляло им большое пространство для маневра.
— Увеличьте скорость до семисот километров в час, — предложил Люгер, — и давайте попробуем сделать несколько виражей.
— Но этого нет в программе испытательного полета.
— Нет, но это уже двадцатый испытательный полет, десятый на малой высоте и четвертый с вооружением на борту, — рявкнул Люгер, не став упоминать, что это только его лично уже шестой полет, и к тому же самый скучный. — А мы только и делаем, что летаем по прямой на строго установленной высоте. Давайте сделаем «растряхайшн» нашей крошке.
По мнению троих русских, составлявших экипаж, у Озерова имелась странная и раздражающая привычка англизировать слова, когда он выходил из себя. Хотя значение слов «растряхайшн» или «раскрутайшн» им было понятно. Их удивлял жаргон, которым пользовался Озеров, но у них хватало здравого смысла не спрашивать его об том, ведь Озеров был очень близок с шефом безопасности генералом Габовичем. Хватало у них здравого смысла и на то, чтобы не уклоняться от плана программы испытательных полетов. И все же...
...Если Озеров нарушит программу полета, то его, возможно, отстранят от испытаний. А это определенно облегчит жизнь всему экипажу.
— У вас имеется разрешение летать в качестве второго пилота, товарищ Озеров, — напомнил пилот, улыбаясь под кислородной маской. — Если хотите взять на себя управление полетом, то пожалуйста.
Слова эти были сказаны специально для постоянно работавшего магнитофона, а записи разговоров тщательно прослушивались после каждого полета. Если из разговоров будет ясно, что он передал управление самолетом Озерову под нажимом, то и отвечать за возможную неудачу придется Озерову. Но даже такому неортодоксальному человеку, как Озеров, наверняка не придет в голову ломать программу полета, когда до первого бомбометания осталось всего несколько минут.
— Тогда снижаемся до минимальной безопасной высоты, а вы, «Залп», освободите кресло, — потребовал Люгер. У первого пилота не оставалось выбора, и он приказал «Залпу» поменяться с Люгером местами. Менее чем через минуту Озеров уже сидел пристегнутый ремнями в правом кресле.
— Так. Тогда перед заходом на бомбометание проверим готовность систем вооружения, — скомандовал Озеров и без всяких подсказок со стороны пилота перечислил по памяти все операции, не пропустив ни одной. Пилот щелкнул выключателями, выполняя его команды, и через минуту проверка была закончена. — Отлично, теперь мы готовы. Осталось нажать кнопку пуска — и дело в шляпе. А сейчас покрутимся и попляшем, пока не достигнем точки пуска.
Самолет миновал точку поворота для захода на бомбометание, но Озеров не повернул машину.
— Точка поворота осталась в пяти километрах позади...
— Рано еще, — отозвался Озеров. — Автопилот выполняет поворот на пятнадцать градусов. Радиус поворота слишком большой... так мы потревожим противника. Повернуть надо порезче. — Он схватился за рукоятки газа, находившиеся в центре панели управления, и подал их вперед до положения боевого режима. — И двинемся мы быстренько, не будем плестись со скоростью десять километров в минуту. — Озеров подождал, пока точка поворота осталась позади примерно в десяти километрах, а потом бросил громадный бомбардировщик в правый поворот на сорок градусов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103