С этой целью генерал привез и американца, потратил так много времени и сил, превращая его из пленника в коллаборациониста.
Потому-то он был вынужден миндальничать и водить шуры-муры с дурацкими литовцами, на чьей территории, к несчастью, располагался институт. Каждый день ему чертовски хотелось запереть все ворота и двери, сказать этим бойскаутам, чтобы убирались, сменить пропуска. Однако Виктору Габовичу приходилось считаться с ситуацией. Он знал, что его «черные береты» слишком малочисленны, чтобы выступить на свой страх и риск.
И тем не менее если он и вынужден мириться с присутствием этих глупых рож на территории института, то уж устраивать себе допросы никак не позволит. Сделав многозначительную паузу, Габович с вызовом ответил:
— Вы спрашиваете насчет проблем? Вам показалось. К тому же это совершенно не ваше дело.
Колгинов сузил глаза, а Сурков даже отступил инстинктивно на шаг, достал портативную рацию на случай, если придется вызывать поддержку.
— Прошу предъявить ваши удостоверения, — серьезно сказал Колгинов.
Габович не стал обострять ситуацию, достал из кармана удостоверение, но при этом с жаром добавил:
— Проблема одна-единственная, майор: то, что вы толчетесь здесь и вынюхиваете коммерческие секреты, которые вас абсолютно не касаются.
Колгинов только глянул на удостоверение, как сразу понял, что за человек перед ним, хотя прежде они не встречались. Ну конечно, перед ним не кто иной, как Габович, руководитель службы безопасности института «Физикоус», которого вместе с его людьми наняли сами ученые, якобы для того, чтобы обеспечивать нормальный режим работы, а на самом деле для ограничения передвижения литовцев по внутренней территории, контроля за допуском на особо оберегаемые объекты. Колгинов знал также, что Габович и его заместитель Терехов — бывшие сотрудники КГБ и, похоже, своих старых связей не растеряли. А вот про третьего человека, который только что был с ними, он не знал ничего.
— Простите, ваш друг, что ушел, вероятно...
— Доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров, — поторопился ответить Габович. — Он находится здесь под моей опекой и вовсе не должен предъявлять вам какие бы то ни было документы. Кстати, в силу какой причины вы находитесь в этом крыле здания, мистер «Железный Волк»?
— Я тут провожу инспекцию и слежу за...
— Вот и занимайтесь-ка своим делом, майор, а не суйтесь в чужие.
— Если вам что-то не нравится в моих действиях, товарищ Габович, вы можете спокойно связаться с...
Договорить Колгинов не успел. Красный от злости Габович вытащил рывком пистолет из кобуры, направил его на литовского майора, в то же мгновение Терехов взял на мушку сержанта — тот и глазом моргнуть не успел.
— Теперь послушайте меня, — торжественно сказал генерал. — Закройте рот и быстренько освободите нам дорогу, советую также помолчать о нашем неожиданном «коридорном рандеву», иначе вас ждут неприятности. Мы выполняем задание высшего руководства СНГ, ученый Озеров под моей защитой, а вы мешаете и грубо нарушаете режим безопасности. Если ваши действия нанесут хоть какой-то, пусть даже малейший, вред выполняемому нами поручению, я позабочусь, чтобы генерал-лейтенант Вощанка поставил в известность о вашем поведении литовское правительство и вас бы строго наказали. Вы сильно ошибаетесь, когда считаете, что на ваши безобразные выходки не найдется управы. — Габович сделал знак полковнику: — Идем!
Колгинов посмотрел на Суркова и моментально взвесил все шансы. Конечно, Сурков малый не промах, наверняка сможет нейтрализовать Терехова, возможно, как-то удастся обезоружить Габовича, но до этого один из них или оба успеют несколько раз нажать на курок. Нет, не время и не место, ничего не поделаешь, придется уступить. Литовские офицеры отошли в сторону, генерал тронулся вперед, Терехов прикрывал шефа с тыла.
— К черту этих идиотов, — выругался Терехов, когда они отошли на достаточное расстояние. — Думаете, они слышали, о чем мы говорили?
— Не знаю, — сердито отрезал Габович. — Позаботься лучше, чтобы доступ литовцам сюда прекратили или хотя бы ограничили.
— Как я это сделаю? — взвизгнул Терехов. — Вы же сами знаете, по договору у нас с ними равные права, на силовые методы пороху не хватит.
Габовичу хотелось возразить, накричать на полковника, сказать, что тот сам должен иметь голову на плечах, думать и принимать решения, но он промолчал, потому что знал — Терехов прав. Действительно, по мере приближения дня передачи «Физикоуса» литовской стороне работать в институте становилось все сложнее. Согласно договору, Содружество обязалось передать литовцам все свои земли, базы и объекты к 1995 году. СНГ имело право забрать материалы и оборудование, произведенные или ввезенные в страну до первого июня 1991 года, — предмет детального двустороннего изучения и проверки.
По договору научно-исследовательские разработки и продукция, произведенные в «Физикоусе», включая бомбардировщик-"невидимку", принадлежали СНГ. Проблема, однако, заключалась в том, что в самом Содружестве очень мало кто знал о его существовании. Фи-170 разрабатывался в обстановке особой секретности, работу вела узкая группа проверенных ученых, КГБ и ВВС сделали все, чтобы в печать не просочилось ни строчки. Виктор Габович как старшее должностное лицо Комитета в Литве стал теневой фигурой, мощной пружиной по контролю за проектом, он лично следил за ходом работ, заботился о строгой безопасности, привлекал лучшие умы и инженерный состав.
Когда программа Фи-170 была в середине 1991 года, сразу после неудачной попытки августовского путча в Москве, официально ликвидирована, работа продолжалась на временной основе, ибо оставались бюджетные ассигнования, выбитые в свое время на «специальные проекты». Будучи фактически «левой», программа Фи-170 великолепно финансировалась и поддерживалась до 1992 года, когда образованное Содружество Независимых Государств распустило КГБ и заключило двусторонний договор с Вильнюсом. И после этого Габович пользовался значительной властью, влиянием в Литве и в регионе в целом, главным образом, благодаря годами наработанным связям и разведывательно-информационной сети бывших сотрудников Комитета, которая все еще сохранялась. Тем не менее влияние Содружества на этих землях неуклонно ослабевало, и, напротив, молодые независимые силы становились все могущественнее.
Габович прекрасно понимал, что с потерей «Физикоуса» он потеряет все, что нажил, — силу, влияние, благосостояние. Ему, вместе со многими бывшими советскими учеными, работающими в институте, придется убираться, оставлять насиженные места. Если падет «Физикоус», они потеряют все.
Доктор Фурсенко встретился с Габовичем через несколько минут после того, как литовские офицеры покинули институт.
— Надеюсь, с Озеровым ничего серьезного, он поправится? — озабоченно спросил ученый.
— Да, будем надеяться. — Габович выдержал паузу. — Хотел бы извиниться за поведение моего коллеги.
— Ну что вы, генерал, ерунда. Озеров, может быть, несколько эксцентричен, но всем нашим интеллектуалам пришелся по душе, да он и прав, в принципе, относительно компьютерных тестов. Скажите, Иван... Иван Сергеевич смог бы помочь нам с испытаниями? Было бы желательно получить его экспертные оценки.
— Сможет. Хотя прямо скажу: мы должны его подлечить, он не в лучшей своей форме. Впрочем, если надо, так надо — завтра утром ждите его в лаборатории.
Фурсенко облегченно вздохнул, словно гора с плеч, вежливо поблагодарил и тихонько пошел в направлении конференц-зала.
— Товарищ Фурсенко, на минутку задержитесь, забыл предупредить кое о чем: пожалуйста, помните, что пребывание Озерова здесь, в «Физикоусе», по-прежнему очень засекречено. Вне этих стен его имя нигде не должно упоминаться. Если произойдет утечка, я буду знать об этом первый, ясно?
— Разумеется, можете не сомневаться, снова прикажу всем держать рот на замке. — Изобразив на лице повышенную бдительность, Фурсенко удалился.
После разговора с ученым настроение генерала слегка поднялось. В самом деле, программа движется, и Люгер, его находка, оказывает существенную помощь. Никогда раньше Габович не предполагал, что его услуги будут такими ценными. В Национальном центре исследований аэрокосмических вооружений в штате Невада парень приобрел блестящие знания. А ведь все могло сложиться совершенно иначе, кончиться элементарным расстрелом, и только его, Виктора Габовича, интуиция помогла разглядеть в молоденьком лейтенанте американских ВВС ценный кадр для научной и практической работы. Только для этого потребовалось разработать и осуществить комплексный замысел по постепенному превращению пленника в коллаборациониста. Доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров, он же Дэвид Люгер, обладал отличной работоспособностью, таких называют трудоголиками, он, к счастью, терпелив, с ним приятно работать, довольно покладист, не упрям, несмотря на несколько взрывной характер, — одним словом, похож на собаку, ее можно натаскивать, учить, пинать, в крайнем случае.
И все же Габовича пугало то состояние, в котором пребывал Люгер в последнее время, в поведении прослеживались заметные сбои. Не вполне удалось втиснуть парня в образ молодого русского ученого, чтобы он влез в свою новую скорлупу, спокойненько жил и работал...
Что ж, если и дальше пойдут неполадки, не помогут лекарства, придется думать, хорошенько думать.
* * *
Они называли это место Зулусский район, но за таким необычным, экзотическим именем скрывалось лишь темное, сырое, неприглядное крыло в бельэтаже секретного корпуса НИИ «Физикоус». Корпус, где компактно располагались бывшие сотрудники КГБ, выполнявшие свои задачи, иные, нежели общая служба охраны, обеспечивающая пропускной режим в институте, имел четыре верхних и два подземных этажа. Помещение Люгера было наверху, рядом с комнатой наблюдения и еще несколькими вспомогательными кабинетами — сюда не допускался никто. Хранилище секретных документов нашло приют на третьем этаже, усиленная рота омоновцев — на втором, штаб Габовича, оперативные отделы — на первом, поблизости еще несколько технических отделений. А собственно Зулусский район представлял собой законченное звено железобетонных блоков, оборудованных самой современной, дорогостоящей аппаратурой.
Собственно, эта аппаратура имела вполне определенное предназначение. «Район» был создан для проведения допросов и промывки мозгов — так называемый штрафной изолятор, где наказуемый выдерживал не более десяти — четырнадцати дней. Среди обычных средств использовались прежде всего полная изоляция, ограничения во всем, постоянные вызовы на допросы, которые проводились в различной форме. Содержащийся в изоляторе мог получать в сутки от 800 до 1700 калорий, не более пол-литра воды, но часто получал таблетки с наркотическим эффектом или стимуляторы. Физические пытки, побои, издевательства использовались крайне редко, поскольку считались устаревшими методами работы.
Впрочем, Дэвид Люгер был совершенно особым подопечным. Габович хотел не просто вытянуть из него информацию, а использовать знания и опыт Люгера в работе над проектом бомбардировщика Фи-170. Измочаленный, психологически сломленный пилот никому не был нужен, пользы от него, как от козла молока. Поэтому решили пойти неординарным путем. В «Физикоусе» работали лучшие умы в области электроинженерии, и они сконструировали для Габовича машину, с помощью которой можно было попытаться «изменить» Дэвида Люгера, не нанося ему психологического ущерба. Предполагалось осуществить смелое вторжение в мозговую сферу для дальнейшего моделирования поведения, поработать над памятью, оставив интеллект нетронутым, внушить «пациенту», что он доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Потому-то он был вынужден миндальничать и водить шуры-муры с дурацкими литовцами, на чьей территории, к несчастью, располагался институт. Каждый день ему чертовски хотелось запереть все ворота и двери, сказать этим бойскаутам, чтобы убирались, сменить пропуска. Однако Виктору Габовичу приходилось считаться с ситуацией. Он знал, что его «черные береты» слишком малочисленны, чтобы выступить на свой страх и риск.
И тем не менее если он и вынужден мириться с присутствием этих глупых рож на территории института, то уж устраивать себе допросы никак не позволит. Сделав многозначительную паузу, Габович с вызовом ответил:
— Вы спрашиваете насчет проблем? Вам показалось. К тому же это совершенно не ваше дело.
Колгинов сузил глаза, а Сурков даже отступил инстинктивно на шаг, достал портативную рацию на случай, если придется вызывать поддержку.
— Прошу предъявить ваши удостоверения, — серьезно сказал Колгинов.
Габович не стал обострять ситуацию, достал из кармана удостоверение, но при этом с жаром добавил:
— Проблема одна-единственная, майор: то, что вы толчетесь здесь и вынюхиваете коммерческие секреты, которые вас абсолютно не касаются.
Колгинов только глянул на удостоверение, как сразу понял, что за человек перед ним, хотя прежде они не встречались. Ну конечно, перед ним не кто иной, как Габович, руководитель службы безопасности института «Физикоус», которого вместе с его людьми наняли сами ученые, якобы для того, чтобы обеспечивать нормальный режим работы, а на самом деле для ограничения передвижения литовцев по внутренней территории, контроля за допуском на особо оберегаемые объекты. Колгинов знал также, что Габович и его заместитель Терехов — бывшие сотрудники КГБ и, похоже, своих старых связей не растеряли. А вот про третьего человека, который только что был с ними, он не знал ничего.
— Простите, ваш друг, что ушел, вероятно...
— Доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров, — поторопился ответить Габович. — Он находится здесь под моей опекой и вовсе не должен предъявлять вам какие бы то ни было документы. Кстати, в силу какой причины вы находитесь в этом крыле здания, мистер «Железный Волк»?
— Я тут провожу инспекцию и слежу за...
— Вот и занимайтесь-ка своим делом, майор, а не суйтесь в чужие.
— Если вам что-то не нравится в моих действиях, товарищ Габович, вы можете спокойно связаться с...
Договорить Колгинов не успел. Красный от злости Габович вытащил рывком пистолет из кобуры, направил его на литовского майора, в то же мгновение Терехов взял на мушку сержанта — тот и глазом моргнуть не успел.
— Теперь послушайте меня, — торжественно сказал генерал. — Закройте рот и быстренько освободите нам дорогу, советую также помолчать о нашем неожиданном «коридорном рандеву», иначе вас ждут неприятности. Мы выполняем задание высшего руководства СНГ, ученый Озеров под моей защитой, а вы мешаете и грубо нарушаете режим безопасности. Если ваши действия нанесут хоть какой-то, пусть даже малейший, вред выполняемому нами поручению, я позабочусь, чтобы генерал-лейтенант Вощанка поставил в известность о вашем поведении литовское правительство и вас бы строго наказали. Вы сильно ошибаетесь, когда считаете, что на ваши безобразные выходки не найдется управы. — Габович сделал знак полковнику: — Идем!
Колгинов посмотрел на Суркова и моментально взвесил все шансы. Конечно, Сурков малый не промах, наверняка сможет нейтрализовать Терехова, возможно, как-то удастся обезоружить Габовича, но до этого один из них или оба успеют несколько раз нажать на курок. Нет, не время и не место, ничего не поделаешь, придется уступить. Литовские офицеры отошли в сторону, генерал тронулся вперед, Терехов прикрывал шефа с тыла.
— К черту этих идиотов, — выругался Терехов, когда они отошли на достаточное расстояние. — Думаете, они слышали, о чем мы говорили?
— Не знаю, — сердито отрезал Габович. — Позаботься лучше, чтобы доступ литовцам сюда прекратили или хотя бы ограничили.
— Как я это сделаю? — взвизгнул Терехов. — Вы же сами знаете, по договору у нас с ними равные права, на силовые методы пороху не хватит.
Габовичу хотелось возразить, накричать на полковника, сказать, что тот сам должен иметь голову на плечах, думать и принимать решения, но он промолчал, потому что знал — Терехов прав. Действительно, по мере приближения дня передачи «Физикоуса» литовской стороне работать в институте становилось все сложнее. Согласно договору, Содружество обязалось передать литовцам все свои земли, базы и объекты к 1995 году. СНГ имело право забрать материалы и оборудование, произведенные или ввезенные в страну до первого июня 1991 года, — предмет детального двустороннего изучения и проверки.
По договору научно-исследовательские разработки и продукция, произведенные в «Физикоусе», включая бомбардировщик-"невидимку", принадлежали СНГ. Проблема, однако, заключалась в том, что в самом Содружестве очень мало кто знал о его существовании. Фи-170 разрабатывался в обстановке особой секретности, работу вела узкая группа проверенных ученых, КГБ и ВВС сделали все, чтобы в печать не просочилось ни строчки. Виктор Габович как старшее должностное лицо Комитета в Литве стал теневой фигурой, мощной пружиной по контролю за проектом, он лично следил за ходом работ, заботился о строгой безопасности, привлекал лучшие умы и инженерный состав.
Когда программа Фи-170 была в середине 1991 года, сразу после неудачной попытки августовского путча в Москве, официально ликвидирована, работа продолжалась на временной основе, ибо оставались бюджетные ассигнования, выбитые в свое время на «специальные проекты». Будучи фактически «левой», программа Фи-170 великолепно финансировалась и поддерживалась до 1992 года, когда образованное Содружество Независимых Государств распустило КГБ и заключило двусторонний договор с Вильнюсом. И после этого Габович пользовался значительной властью, влиянием в Литве и в регионе в целом, главным образом, благодаря годами наработанным связям и разведывательно-информационной сети бывших сотрудников Комитета, которая все еще сохранялась. Тем не менее влияние Содружества на этих землях неуклонно ослабевало, и, напротив, молодые независимые силы становились все могущественнее.
Габович прекрасно понимал, что с потерей «Физикоуса» он потеряет все, что нажил, — силу, влияние, благосостояние. Ему, вместе со многими бывшими советскими учеными, работающими в институте, придется убираться, оставлять насиженные места. Если падет «Физикоус», они потеряют все.
Доктор Фурсенко встретился с Габовичем через несколько минут после того, как литовские офицеры покинули институт.
— Надеюсь, с Озеровым ничего серьезного, он поправится? — озабоченно спросил ученый.
— Да, будем надеяться. — Габович выдержал паузу. — Хотел бы извиниться за поведение моего коллеги.
— Ну что вы, генерал, ерунда. Озеров, может быть, несколько эксцентричен, но всем нашим интеллектуалам пришелся по душе, да он и прав, в принципе, относительно компьютерных тестов. Скажите, Иван... Иван Сергеевич смог бы помочь нам с испытаниями? Было бы желательно получить его экспертные оценки.
— Сможет. Хотя прямо скажу: мы должны его подлечить, он не в лучшей своей форме. Впрочем, если надо, так надо — завтра утром ждите его в лаборатории.
Фурсенко облегченно вздохнул, словно гора с плеч, вежливо поблагодарил и тихонько пошел в направлении конференц-зала.
— Товарищ Фурсенко, на минутку задержитесь, забыл предупредить кое о чем: пожалуйста, помните, что пребывание Озерова здесь, в «Физикоусе», по-прежнему очень засекречено. Вне этих стен его имя нигде не должно упоминаться. Если произойдет утечка, я буду знать об этом первый, ясно?
— Разумеется, можете не сомневаться, снова прикажу всем держать рот на замке. — Изобразив на лице повышенную бдительность, Фурсенко удалился.
После разговора с ученым настроение генерала слегка поднялось. В самом деле, программа движется, и Люгер, его находка, оказывает существенную помощь. Никогда раньше Габович не предполагал, что его услуги будут такими ценными. В Национальном центре исследований аэрокосмических вооружений в штате Невада парень приобрел блестящие знания. А ведь все могло сложиться совершенно иначе, кончиться элементарным расстрелом, и только его, Виктора Габовича, интуиция помогла разглядеть в молоденьком лейтенанте американских ВВС ценный кадр для научной и практической работы. Только для этого потребовалось разработать и осуществить комплексный замысел по постепенному превращению пленника в коллаборациониста. Доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров, он же Дэвид Люгер, обладал отличной работоспособностью, таких называют трудоголиками, он, к счастью, терпелив, с ним приятно работать, довольно покладист, не упрям, несмотря на несколько взрывной характер, — одним словом, похож на собаку, ее можно натаскивать, учить, пинать, в крайнем случае.
И все же Габовича пугало то состояние, в котором пребывал Люгер в последнее время, в поведении прослеживались заметные сбои. Не вполне удалось втиснуть парня в образ молодого русского ученого, чтобы он влез в свою новую скорлупу, спокойненько жил и работал...
Что ж, если и дальше пойдут неполадки, не помогут лекарства, придется думать, хорошенько думать.
* * *
Они называли это место Зулусский район, но за таким необычным, экзотическим именем скрывалось лишь темное, сырое, неприглядное крыло в бельэтаже секретного корпуса НИИ «Физикоус». Корпус, где компактно располагались бывшие сотрудники КГБ, выполнявшие свои задачи, иные, нежели общая служба охраны, обеспечивающая пропускной режим в институте, имел четыре верхних и два подземных этажа. Помещение Люгера было наверху, рядом с комнатой наблюдения и еще несколькими вспомогательными кабинетами — сюда не допускался никто. Хранилище секретных документов нашло приют на третьем этаже, усиленная рота омоновцев — на втором, штаб Габовича, оперативные отделы — на первом, поблизости еще несколько технических отделений. А собственно Зулусский район представлял собой законченное звено железобетонных блоков, оборудованных самой современной, дорогостоящей аппаратурой.
Собственно, эта аппаратура имела вполне определенное предназначение. «Район» был создан для проведения допросов и промывки мозгов — так называемый штрафной изолятор, где наказуемый выдерживал не более десяти — четырнадцати дней. Среди обычных средств использовались прежде всего полная изоляция, ограничения во всем, постоянные вызовы на допросы, которые проводились в различной форме. Содержащийся в изоляторе мог получать в сутки от 800 до 1700 калорий, не более пол-литра воды, но часто получал таблетки с наркотическим эффектом или стимуляторы. Физические пытки, побои, издевательства использовались крайне редко, поскольку считались устаревшими методами работы.
Впрочем, Дэвид Люгер был совершенно особым подопечным. Габович хотел не просто вытянуть из него информацию, а использовать знания и опыт Люгера в работе над проектом бомбардировщика Фи-170. Измочаленный, психологически сломленный пилот никому не был нужен, пользы от него, как от козла молока. Поэтому решили пойти неординарным путем. В «Физикоусе» работали лучшие умы в области электроинженерии, и они сконструировали для Габовича машину, с помощью которой можно было попытаться «изменить» Дэвида Люгера, не нанося ему психологического ущерба. Предполагалось осуществить смелое вторжение в мозговую сферу для дальнейшего моделирования поведения, поработать над памятью, оставив интеллект нетронутым, внушить «пациенту», что он доктор технических наук Иван Сергеевич Озеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103