- Я думаю, что эта идея самоубийственна, даже если не принимать во
внимание содержащуюся в ней смешанную и отвратительную метафору. Вместо
этого мы могли бы...
- Ты отправишься. От этого тебе никак не открутиться, Скользкий Джим.
Я все же попытался. Но ничего не вышло. Мне дали копию всех имеющихся
материалов, запись языка на кору головного мозга и отмычку к скоростному
кораблю-разведчику, который должен был доставить меня туда, куда нужно.
Мрачный вернулся я в нашу квартиру, где Ангелина, устав заниматься своими
волосами, метала нож в установленную у противоположной стены мишень
размером с голову. Даже нижним броском после быстрого выхватывания клинка
из ножен она безошибочно поражала черное пятно любого глаза.
- Дай я повешу фото Инскиппа, - предложил я. - Оно будет более
интересной мишенью для тебя: все же какое-то удовлетворение ты получишь.
- Этот злой старик посылает моего мужа на задание?
- Этот старый грязный козел добивается, чтобы меня убили. Задание
настолько секретное, что я не могу рассказать о нем ни одной живой душе,
особенно тебе. Так что вот документы, прочти их сама.
Пока она была занята этим, я сунул, запись клизандского языка в
штамп-машину. Такая машина переписывает материал прямо на кору головного
мозга без скучного и отнимающего много времени любого учебного процесса.
Первая сессия займет примерно полчаса, после чего последует дюжина
подкрепляющих сессий. К концу я заговорю на этом языке, заработав
дополнительно адскую головную боль от этого электронного щупанья моих
синапсов. Однако пока машина работала, обучающийся пребывал в полной
бессознательности, а я именно этого жаждал в данный момент.
Я надвинул шлем на уши, устроился на кушетке и нажал кнопку. Прошло
какое-то время, и Ангелина осторожно сняла с меня шлем и в тот же миг
вручила мне пилюлю. Я проглотил ее и не открывал глаза, пока не утихла
боль. Мягкие губы поцеловали меня.
- Они пытаются убить тебя, но ты им не позволишь. Ты посмеешься над
ними и победишь, а в один прекрасный день займешь место Инскиппа.
Я чуть приоткрыл глаз и увидел торжествующее выражение на ее лице.
- Явлюсь домой со щитом или на щите? Грудь в крестах или голова в
кустах? Ты будешь беспокоиться обо мне?
- Все время. Но такова уж участь женщин. Я, разумеется, не могу стоять
на пути твоей карьеры...
- Я и не знал о ней, пока ты мне только что не сообщила.
- ...и сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.
- Ты не сможешь отправиться со мной по очень важной и выпирающей
причине.
- Я это знаю. Но в душе я все время буду с тобой. Как ты собираешься
высадиться на эту планету?
- Поднимусь на борт своего сверхшустрого корабля-исследователя, быстро
минуя радарный экран, ворвусь в атмосферу и...
- И тебя распылят на атомы. Вот, почитай-ка этот рапорт. Его написал
уцелевший с последнего корабля, попробовавшего такой подход.
Я прочел рапорт. Он производил крайне гнетущее впечатление. Я швырнул
его обратно в кучу других.
- Предупреждению внял. Похоже, эта планета милитаризирована до
предела. Держу пари, у них даже домашние животные носят мундиры. Переть вот
так, напролом, значит подходить к ним на их собственных условиях,
конкурировать с ними в области, где они лучше всего организованы. А вот
против чего они не организованы, так это против маленького обмана, изящного
воровства, гладкого подходца, прикрывающего хитрую атаку. Проскользнуть,
проникнуть, действовать и искоренять.
- Мне это что-то начинает не нравиться, - нахмурилась моя любовь. - Ты
позаботишься о себе, Джим? Я не думаю, что беспокойство пошло бы мне сейчас
на пользу.
- Если ты желаешь беспокоиться, то беспокойся о судьбе этой несчастной
планеты, на которую спустили Скользкого Джима: ее завоеваниям конец, можно
считать, что с ними покончено.
Я звонко поцеловал ее и вышел; моя голова была высоко поднята, плечи
расправлены, и я очень желал хоть на минуту, хоть на одну десятую секунды
быть столь уверенным в себе, как разыгрывал. Задание будет очень тяжелым.
Мое планирование операции было детальным, приготовления - сложными,
расходы - огромными. Я выжимал из Инскиппа не один визгливый крик боли
из-за стоимости этой затеи и должным образом эти крики игнорировал,
продолжая подготовку. В петле-то предстояло оказаться моей шее, а не его, и
я ограждал все ставки, какие мог, чтобы гарантировать свое выживание. Но
разработка даже самого совершенного плана в конечном итоге приходит к
завершению, последние детали утрясаются, отдаются финальные команды. И
барашка ведут на бой. База! И вот я, явившийся нагим в этот мир, сижу в
баре межсистемного лайнера "Кзинеттава"; передо мной стоит стакан со
спиртным, в пальцах стиснута сигара. Объявление о том, что через час мы
приземлимся на Клизанде, я слушал нагим - фигурально выражаясь, конечно.
Потребовались сила воли и крепкая самодисциплина, чтобы заставить себя
оставить дома все предметы незаконного характера. За всю свою жизнь я
никогда этого не делал. Никаких минибомб, газовых капсул, пальцевых
буравчиков, подслушивающих устройств. Ничего. Нет даже отмычки, которая
всегда была закреплена на ногте большого пальца моей правой ноги. Или... Я
скрипнул зубами, подумав об этом, и посмотрел по сторонам. Сидящие за
столами с решительным видом налегали на не облагаемое налогами спиртное, и
никто не смотрел на меня. Вытащив бумажник, я коснулся его верхнего шва. И
ощутил некоторую жесткость.
Память - вещь обоюдоострая: она и открывает и затуманивает. Мое
собственное подсознание боролось против меня. Только мой разум испытывал
какой-то энтузиазм относительно высадки на Клизанде без каких-либо
незаконных предметов. Я сильно сжал бумажник определенным образом, и
крошечная, но невероятно прочная отмычка упала на мою ладонь. Произведение
искусства. Я повосхищался ею, а затем поднял свой стакан в знак прощания.
По пути назад в свою каюту я бросил ее в мусоросборник. Она полетит дальше
вместе с кораблем, в то время как я высажусь на этой исключительно
негостеприимной планете. Все доклады и опросы показывали, что на Клизанде
живут самые придирчивые таможенники во всей вселенной. Контрабанду попросту
нельзя было провезти туда. Поэтому я и не пытался. Я был всего лишь тем,
кем я был на вид. Коммивояжером, представителем фирмы "Фанциолетто-Мушуар
Лимитед", производящей самое убийственное оружие. Фирма существовала, и я
был ее представителем, и никакое самое тщательное расследование не могло
доказать обратное. Пусть попробуют!
Они попробовали. Высадка на Клизанд смахивала на оформление в тюрьму.
Я и кучка других сошедших скатились по трапу в серое помещение зловещего
вида. Мы сбились в кучку под оком бдительных и основательно вооруженных
охранников и стали ждать.
Привезли наш багаж и свалили поблизости. Ничего не происходило, пока
трап не был убран и корабль не отбыл. И тогда нас начали вызывать по
одному. Я оказался не первым и был рад этой возможности изучить местные
типажи. Все они были безразличны к нам - топали сапогами, перебирали свое
оружие, держа подбородки высоко поднятыми. У них у всех мундиры были одного
цвета, который на первый взгляд - и ошибочно - можно было принять за очень
невоенный оттенок карминового, пурпурно-красного. Но я очень быстро
сообразил, что это был почти точный цвет крови, полуартериальной - голубой,
полувенозной - розовой. Достаточно мерзкий цвет, и было трудно удержаться
от того, чтобы периодически на него не поглядывать. Все охранники были
здоровенными парнями с выпирающими челюстями и свинячьими глазками. На них
были шлемы из черного фибергласа со зловещими черными забралами и
прозрачными лицевыми щитками, которые могли опускаться и подниматься.
Каждый имел при себе гауссовку - многоцелевое и особо смертоносное оружие.
Его мощные батареи накапливали впечатляющий заряд. Когда нажимали на спуск,
в стволе генерировалось сильное магнитное поле, разгоняющее снаряд до
скорости, не уступающей скорости снаряда любого другого оружия с
реактивными патронами. Но гауссовка имела то превосходство, что обладала
более высокой скорострельностью, была абсолютно бесшумной и стреляла любыми
снарядами, от отравленных иголок до разрывных пуль. Корпус получал рапорты
об этом оружии, но мы никогда не видели ни одного образца. Я запланировал
как можно скорее исправить эту ошибку.
- Пас Ратунков! - крикнул кто-то, и я шевельнулся, оживая, так как
вспомнил, что так зовут меня по легенде. Я замялся, колеблясь, и один из
охранников, топая и чеканя шаг, подошел ко мне. Уверен, что он приделал к
каблукам металлические набойки для увеличения милитаристического эффекта. Я
поймал себя на том, что жду, когда сам получу пару таких сапог. Клизанд
начинал мне нравиться.
- Вы - Пас Ратунков?
- Он самый, сэр, к вашим услугам, - ответил я на его родном языке,
предусмотрительно сохраняя иностранный акцент.
- Заберите свой багаж. Идите за мной.
Он развернулся, а я имел безрассудство окликнуть его.
- Но, сэр, чемоданы слишком тяжелы, чтобы унести их все сразу.
На этот раз он пронзил меня холодным взглядом, не предвещающим ничего
хорошего, и с намеком поправил свое оружие - гауссовку.
- Тележка, - буркнул он наконец и ткнул пальцем в противоположный
конец тюремного двора.
Я покорно пошел за тележкой. Это была моторизованная
тележка-платформа, катившаяся на маленьких колесах. Я быстро погрузил на
нее свои чемоданы и поискал взглядом своего гида. Он стоял у открытой
двери, а палец его теперь был даже ближе к спусковому крючку, чем раньше.
Электромотор завыл на высшей скорости, и я галопом понесся за этой штукой к
двери. Началась проверка. Как легко это сказать. Звучит так же просто, как:
"Я бросил атомную бомбу, и она жахнула". Это была самая детальная и самая
тщательная проверка, какие я когда-либо проходил, и я был счастлив, что
первым нашел ту самую отмычку. В антисептической комнате с белыми стенами
ждало десять человек. Шестеро взялись за мой багаж, в то время как
оставшаяся четверка взялась за меня. Первое, что оно сделали, это оставили
меня в чем мать родила и бросили под флюороскоп. Спустя несколько секунд
они уже совещались над крупным снимком пломб в моих зубах. Было единогласно
решено, что одна из них подозрительно велика и имеет несколько необычную
форму. Появился набор зубоврачебных инструментов зловещего вида, и они в
миг единый эту пломбу извлекли. Покуда зуб снова заполняли цементом - отдам
им должное, весьма квалифицированно, - старую пломбу долбанули
спектроскопом. Они не выглядели ни разочарованными, ни ликующими, когда
оказалось, что это обычный металлический сплав, используемый дантистами.
Обыск продолжался. Пока они зондировали мою нежно-розовую личность, один из
инквизиторов произвел пачку документов. Большая часть их представляла
псиграммы, отправленные после моего заявления относительно высадки. Они
связались с фирмой "Фанциолетто-Мушуар Лимитед", моими работодателями, и
получили все подробности, касающиеся моей работы. Хорошо, что все это было
законным. Я правильно ответил на все вопросы, вставив неуместные звуки
только дважды, когда физическое изучение касалось чувствительных мест. Эта
часть проверки, похоже, прошла хорошо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30