Едкий запах горящей смолы раздражал ноздри. Несмотря на бушующее пламя, казалось, в церкви был сквозняк: дым вырывался в образовавшуюся в крыше дыру и огонь затягивал через окна холодный воздух. Тяга была отличной. Светящиеся угли дождем посыпались на пол, а несколько догоравших под крышей бревен, похоже, были готовы упасть в любой момент. До этого Филип сначала беспокоился за своих монахов, затем за имущество монастыря, а теперь он в первый раз испугался за себя и никак не мог решиться войти в этот пылающий ад.
Но чем дольше он медлил, тем больше становилась опасность, и, если бы он слишком долго думал об этом, присутствие духа окончательно покинуло бы его. Подобрав подол сутаны и крикнув Ремигиусу: «За мной!» – он ринулся вперед. Он бежал, петляя между горевшими на полу деревянными обломками и ежеминутно ожидая, что на него обрушится балка. Он бежал, чувствуя, как замирает сердце, и стараясь не закричать от напряжения. Наконец он добрался до бокового придела на другой стороне здания.
На мгновение он остановился. Здесь было безопасно, ибо боковые приделы имели каменные сводчатые потолки. Рядом стоял Ремигиус. Наглотавшись дыма, Филип задыхался и кашлял. Чтобы пересечь поперечный неф, потребовалось всего несколько мгновений, но это время показалось ему длиннее, чем полуночная месса.
– Мы погибнем! – заорал Ремигиус.
– Господь нам поможет, – отозвался Филип и подумал: «Тогда почему же мне так страшно?»
Но сейчас было неподходящее время для богословия.
Из поперечного нефа, держась поближе к боковому приделу, они повернули в алтарь. Филип почувствовал жар, исходивший от весело горевших на хорах скамеек, и его пронзила боль утраты: это были очень дорогие, покрытые чудесной резьбой скамьи. Однако он заставил себя выкинуть их из головы и, сосредоточившись на своей главной задаче, бросился в дальний конец алтаря.
Гробница святого стояла в середине восточной стены церкви и представляла собой массивное каменное сооружение на невысоком постаменте. Филип и Ремигиус должны были поднять каменную крышку, опустить ее рядом с гробницей, вытащить гроб и под падающими обломками крыши отнести его в боковой придел. Филип посмотрел на Ремигиуса. Выпученные зеленые глаза помощника приора от страха сделались совсем круглыми. Стараясь не показывать охватившего его ужаса, Филип крикнул: «Берись за один конец, а я – за другой!» – и, не дожидаясь ответа, подлетел к гробнице. Ремигиус – за ним.
Они встали друг против друга, ухватились за каменную крышку и рванули ее вверх.
Крышка даже не шелохнулась.
Филип понял, что ему надо было взять с собой несколько монахов. Но было уже слишком поздно: если бы он побежал за подмогой, то обратно они, возможно, просто не прошли бы. И все же он не мог бросить здесь святые мощи. С минуты на минуту могла рухнуть балка и раздавить гробницу, и тогда бы гроб сгорел, а прах развеялся по ветру – это было бы страшным святотатством и огромной потерей для собора.
Филипа осенило. Зайдя сбоку гробницы, он жестом приказал Ремигиусу встать рядом с ним, затем опустился на колени и, подставив обе руки под нависавший край крышки, изо всех сил стал его поднимать. Ремигиус последовал его примеру. Крышка подалась. Они медленно приподняли ее. Затем, продолжая поднимать, они осторожно встали с колен и наконец последним усилием опрокинули ее по другую сторону гробницы. Упавшая на пол каменная крышка раскололась надвое.
Филип заглянул внутрь. Гроб был в хорошем состоянии: дерево прекрасно сохранилось, и лишь железные ручки слегка потускнели. Филип и Ремигиус наклонились и с разных сторон взялись за ручки. Затем они на несколько дюймов приподняли гроб, но он оказался гораздо тяжелее, чем можно было ожидать, и через минуту Ремигиус, не выдержав, опустил его.
– Мне это не под силу – я ведь старше тебя, – проговорил он.
Филип подавил в себе желание нагрубить ему. Гроб, очевидно, был обит свинцом. Но теперь, когда они разбили крышку гробницы, он остался вовсе не защищенным.
– Подойди сюда! – крикнул Филип Ремигиусу. – Попробуем поставить его вертикально.
Ремигиус обошел гробницу и встал рядом с Филипом. Они довольно легко подняли одну сторону гроба. Но тут Филип понял, что в результате изголовье оказалось внизу и поэтому теперь святой стоял вверх ногами, за что Филип мысленно попросил у него прощения. Все это время вокруг них падали горящие головешки. Каждый раз, когда несколько искр попадало на сутану Ремигиуса, он неистово принимался по ним колотить, пока они не исчезали, и при каждом удобном случае исподволь озирался на горящую крышу. Филип видел, что храбрость этого человека быстро улетучивалась.
Они приставили гроб к внутренней стороне гробницы и стали осторожно заваливать его. Наконец изголовье оторвалось от пола и гроб накренился и закачался на каменной стенке гробницы, затем они потихоньку опустили другой его конец на землю. После этого они перевернули его еще раз, с тем чтобы он встал правильно – крышкой вверх. «Должно быть, – подумал Филип, – святые мощи кувыркаются в гробу, как игральные кости в стакане. Я еще никогда не совершал подобного святотатства, но в данном случае ничего больше не придумаешь».
Встав по одну сторону гроба, они взялись за ручки, приподняли его и поволокли в сторону относительно безопасного бокового придела. Его окованные железом углы оставляли на утрамбованном земляном полу небольшие бороздки. Они уже почти добрались до бокового придела, когда целая секция крыши с горящими бревнами и расплавленным свинцом рухнула прямо на то место, где стояла уже пустая гробница святого Адольфа. От оглушительного удара задрожал пол, а каменная гробница разлетелась на мелкие кусочки. Отскочившая балка, пролетев в нескольких дюймах от Филипа и Ремигиуса, ударилась о гроб, выбив его из их рук.
– Да это работа дьявола! – истерически заорал Ремигиус и бросился прочь.
Филип и сам уж готов был убежать. Если в эту ночь здесь промышлял дьявол, страшно сказать, что еще могло случиться. Сам Филип никогда не видел дьявола, но от людей, видевших его, слышал множество историй. Однако он твердо сказал себе: «Монахи для того и существуют, чтобы противостоять Сатане, а не бежать от него». Он с тоской взглянул на боковой придел, затем собрал волю в кулак, взялся за ручки гроба и стал тянуть.
Он вытащил гроб из-под упавшей на него балки. Дерево, из которого он был сделан, имело вмятину и слегка треснуло, но не раскололось. Филип оттащил его еще подальше. Вокруг посыпался дождь мерцающих углей. Он взглянул вверх. Что за двуногая фигура кривляется на крыше? Или то просто вьется струйка дыма? Он снова опустил голову и увидел, что загорелся подол его сутаны. Упав на колени, он руками начал сбивать пламя, прижимая к земле горящую ткань, и огонь тотчас потух, а затем он услышал зловещий звук – то ли то стонало измученное дерево, то ли это был бешеный, издевательский смех беса. «Святой Адольф, спаси меня», – вздохнул он и снова взялся за ручки гроба.
Дюйм за дюймом двигал он неподъемный ящик. На какое-то время дьявол оставил его в покое, а сам он старался не поднимать головы – на демонов лучше не смотреть. Наконец он добрался до бокового придела и почувствовал себя в относительной безопасности. Боль в спине заставила его разогнуться.
До ближайшей двери, которая находилась в южном поперечном нефе, было еще очень далеко. Филип не был уверен, что сможет дотащить до нее гроб прежде, чем крыша окончательно рухнет. Возможно, именно на это и рассчитывал дьявол. Едва Филип взглянул на почерневшую балку крыши, как за ней снова метнулась в дыму двуногая фигурка. «Он знает, что мне это не под силу», – мелькнуло у него в голове. Он в отчаянии посмотрел вдоль прохода бокового придела, борясь с соблазном бросить святого и бежать, чтобы спасти свою жизнь, и вдруг увидел три вполне материальные, из плоти и крови, фигуры, спешащие ему на помощь, – брат Милиус, Белобрысый Катберт и Том Строитель. Его сердце радостно забилось, и внезапно он почувствовал, что вовсе не уверен, действительно ли он видел на крыше дьявола.
– Слава Богу! – воскликнул он и, что было совсем необязательно, добавил: – Помогите мне.
Том Строитель метнул оценивающий взгляд на горящую крышу. Никаких демонов он там не увидел, однако сказал:
– Надо торопиться.
Взявшись за углы гроба, они подняли его на плечи. Даже вчетвером они удерживали его с большим трудом.
– Вперед! – скомандовал Филип, и, согнувшись под тяжелой ношей, они поспешили к выходу.
– Подождите, – крикнул Том, когда они дошли до южного трансепта. Дорогу им преграждали пылающие куски дерева, а сверху беспрестанно падали все новые и новые горящие обломки. Филип всматривался в разрывы между этими небольшими кострами, пытаясь наметить маршрут. В это время со стороны западного фасада церкви до них начал доноситься нарастающий гул, который постепенно перерос в настоящий грохот.
– Такая же ненадежная, как и другая, – сказал Том.
– Что? – в ужасе закричал Филип.
– Да юго-западная башня.
– О нет!
Грохот стал еще сильнее. Потрясенный, Филип увидел, что весь западный фасад церкви, казалось, сдвинулся на целый ярд, словно рука Господня ударила по нему. Больше десяти ярдов крыши с такой силой низверглось в неф, что затряслась земля, а затем юго-западная башня начала рассыпаться и наконец, словно горный обвал, рухнула в церковь.
Шок парализовал Филипа. На его глазах разваливалась его церковь. Даже если бы он нашел деньги, потребовались бы годы, чтобы все это восстановить. Что же теперь делать? Как дальше жить? Неужели это был конец Кингсбриджского монастыря?
Покачнувшийся на плече гроб вывел его из паралича – это остальные трое двинулись вперед. Филип шел, не разбирая дороги. Том прокладывал путь в лабиринте огня. Сверху на гроб упала горящая головешка и, никого не задев, скатилась на пол. Минуту спустя они добрались до двери и вышли на прохладный ночной воздух.
Филип был настолько опустошен потерей церкви, что даже не почувствовал облегчения от того, что опасность миновала. Все четверо быстро обогнули крытую галерею и прошли в арку. Когда они оказались достаточно далеко от горящего здания. Том сказал: «Хватит», и они опустили гроб на замерзшую землю.
Филипу потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться. Приходя в себя, он понял, что не должен терять голову, ведь он был приором и отвечал за все, что случилось. С чего начать? Может быть, разумнее прежде всего убедиться, что все монахи живы и здоровы? Он сделал еще один глубокий вдох, затем расправил плечи и сказал:
– Катберт, ты останься здесь охранять гроб. Остальные пойдут со мной.
Он повел их задворками кухни, затем они прошли между мельницей и пивоварней, а там через лужайку направились к дому для приезжих. Монахи, семейство Тома и почти все жители деревни стояли небольшими группами и, уставившись широко раскрытыми глазами на пылающую церковь, тихонько разговаривали. Прежде чем заговорить, Филип оглянулся и тоже посмотрел на нее. Зрелище было удручающее. Весь западный фасад превратился в груду камней; из того, что осталось от крыши, вырывались гигантские языки пламени.
Филип отвел взор.
– Все здесь? – крикнул он. – Если кому-то кажется, что кого-нибудь нет, пусть назовет имя.
– Белобрысый Катберт, – раздался чей-то голос.
– Он сторожит святые мощи. Кто-нибудь еще?
Больше никого не оказалось.
– На всякий случай сосчитай монахов, – сказал Филип Милиусу. – Должно быть сорок пять, включая тебя и меня. – Зная, что Милиусу можно было доверять, он выбросил эту проблему из головы и повернулся к Тому. – Твои все здесь?
Том кивнул и показал рукой на стоящих возле стены дома для приезжих женщину, взрослого сына и двух малышей. Маленький мальчик испуганно глядел на Филипа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193