– Если вас благословил сам архиепископ, зачем вам понадобились эти балаганные сарацины?
Эдвард, похоже, немного смутился.
– Джек придумал это, – ответил Рейнольд. – Но я, признаюсь, не вижу в этом ничего страшного. Ты, конечно, не сомневаешься в подлинности Мадонны, Филип?
– Называйте меня «отец», – резко ответил приор. – То, что вы служите у архиепископа, не дает вам права говорить на равных со старшим. А на ваш вопрос я отвечаю: «Да, сомневаюсь». И не собираюсь устанавливать ее в пределах собора до тех пор, пока не буду убежден, что это святое создание.
– Но деревянная скульптура плачет, – сказал Рейнольд. – Какого еще чуда ты хочешь?
– То, что слезы ее ничем не объяснить, еще нельзя считать чудом. Превращение воды в лед тоже необъяснимо, но никто не считает это сверхъестественным.
– Архиепископ был бы очень разочарован, если бы ты отказался дать кров Мадонне. Ему пришлось выдержать целое сражение с аббатом Сюжером, чтобы тот не забрал ее себе, в Сен-Дени.
Филип почувствовал, что ему пытаются угрожать. Молодому Рейнольду придется потрудиться, чтобы запугать меня, подумал приор. И примирительным тоном сказал:
– Я уверен, что архиепископ согласится со мной, если я, прежде чем принять Мадонну, предприму кое-какие шаги, чтобы выяснять ее истинное происхождение.
Какое-то движение возле их ног привлекло внимание Филипа. Он посмотрел вниз и увидел знакомого калеку. Несчастный, волоча за собой ноги, полз по полу по направлению к статуе. Но как он ни старался, путь ему везде преграждали толпившиеся вокруг Мадонны прихожане. Филип сделал шаг в сторону, освобождая ему проход. Сарацины тем временем делали все, чтобы не дать людям прикоснуться к статуе, но калека не обращал внимания на их запреты. Его рука потянулась вперед. Обычно в таких случаях Филип не позволял кому бы то ни было дотрагиваться до святых реликвий, но, поскольку до сих пор сомневался в чудодейственности статуи, не стал ему препятствовать. Калека дотронулся до края деревянного платья... и издал восхищенный крик:
– Я чувствую! Чувствую! – Все взоры обратились на него. – Чувствую, как силы возвращаются ко мне! – голосил убогий.
Филип недоверчиво смотрел на него: он знал, что последует дальше. Человек согнул одну ногу, потом другую. Толпа дружно охнула. Калека протянул руку, кто-то дал ему свою, и он с усилием, встал на ноги.
Раздался всеобщий восхищенный стон.
– Попробуй, пройдись! – выкрикнули из толпы.
Все еще держась за руку своего помощника, человек сделал первый робкий шаг, за ним второй... Вокруг царила гробовая тишина. На третьем шаге он споткнулся, прихожане испуганно вскрикнули, но он удержался на ногах и пошел дальше под одобрительные выкрики, прошел через весь неф и, сделав еще несколько шагов, побежал. Когда он выбежал из ворот церкви, толпа взорвалась ликованием в рванулась за ним.
Филип посмотрел на обоих священников: Рейнольд, пораженный, застыл на месте, у Эдварда по щекам катились слезы. Конечно, они не могли участвовать в этом представлении, подумал приор. Он повернулся к Джеку и разгневанно произнес:
– Как ты посмел устраивать подобные фокусы?!
– Фокусы? Какие фокусы?
– Этот человек впервые появился в наших краях два дня назад. Раньше его никто здесь не видел. А еще через день-другой он исчезнет с полными карманами твоих денег, и ищи ветра в поле. Я знаю, как делаются подобные вещи, Джек. Ты, к сожалению, не первый, кто пытается придумать такие чудеса. Этот несчастный тоже ведь рыбак из Уорегама.
По виноватому виду Джека было понятно, что Филип попал в точку.
– Джек, я же говорила тебе: не надо этого делать, – сказала Алина.
Священников словно громом сразило: они все поняли. Рейнольд вышел из себя:
– Ты не имел права! – захлебываясь, кричал он Джеку.
Филип тоже разозлился. В глубине души он до последнего надеялся, что Мадонна окажется действительно чудотворной и он с ее помощью сможет возродить и собор, и город. Но его надеждам не суждено было сбыться. Он обвел взглядом маленькую приходскую церковь. Всего несколько прихожан остались стоять возле статуи.
– На этот раз ты зашел слишком далеко, – сказал приор, обращаясь к Джеку.
– Слезы настоящие, здесь нет никакого трюка, – ответил юноша. – А вот с калекой я ошибся, признаю.
– Это было больше чем ошибка. – Филип был зол. – Когда люди узнают правду, они потеряют всякую веру в любые чудеса.
– А зачем им знать правду?
– Потому что я должен буду объяснить свой отказ установить статую в соборе. А о другом решении не может быть и речи, я не принимаю эту Мадонну.
– Я думаю, твое решение поспешное, – сказал Рейнольд.
– Когда мне нужно будет узнать твое мнение, молодой человек, я непременно обращусь к тебе, – отрезал Филип.
Рейнольд замолк, а Джек не унимался:
– Ты уверен, что имеешь право лишать своих людей Мадонны? Посмотри на них. – Он показал на горстку прихожан возле статуи. Среди них была вдова Мег. Она стояла на коленях перед статуей, и по щекам у нее текли слезы. Джек, конечно, не знает, дошло до Филипа, что она потеряла всю семью во время трагедии в церкви, которую строил Альфред. Ее переживания тронули сердце Филипа, и он подумал о том, что Джек, может быть, и прав, в конце концов. Зачем отнимать у людей веру? Потому что это нечестно, твердо ответил он сам себе. Они поверили в эту статую только из-за того, что у них на глазах свершилось подстроенное чудо. Филип почувствовал, как сжалось сердце.
Джек опустился на колени подле Мег и спросил:
– Почему ты плачешь?
– Она немая, – ответил ему Филип.
И тут Мег заговорила:
– Мадонна страдала, как и я. Она понимает.
Филип потерял на мгновение дар речи.
– Ну, видишь? – сказал Джек. – Статуя облегчает ей страдания. Куда ты смотришь, Филип?
– Она немая, – снова проговорил приор. – Уже больше года от нее никто слова не слышал.
– Это правда! – сказала Алина. – Мег онемела после того, как под обломками крыши погибли ее муж и сыновья.
– Но эта женщина... – Джек был изумлен. – Она же только что...
Рейнольд был совсем сбит с толку:
– Ты хочешь сказать... что это чудо? Настоящее чудо?
Филип посмотрел на Джека. Тот был поражен не меньше других. Никакого надувательства здесь не могло быть.
Приор чувствовал необычайное волнение, его слегка трясло. Он видел, как Господь только что своей рукой сотворил чудо.
– Ну хорошо, Джек, – начал он неуверенно. – Хотя ты и сделал немало, чтобы подорвать доверие к Плачущей Мадонне, Господь, похоже, намерен творить чудеса вместе с ней.
Джек не находил слов.
Филип отвернулся и подошел к Мег. Он взял ее за руки и помог подняться.
– Господь излечил тебя, Мег, – сказал приор дрожащим голосом. – Теперь ты сможешь начать жизнь заново. – Он вспомнил, что посвятил свою проповедь притче об Иове. В памяти всплыли его собственные слова: "И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние... " Он тогда сказал жителям Кингсбриджа, что и к ним Господь отнесется так же. Странно, подумал Филип, глядя на сиявшее от восторга заплаканное лицо Мег, может быть, это и есть начало.
* * *
Буря возмущения поднялась на собрании капитула, когда Джек рассказал о своих планах строительства собора.
Филип предупреждал его, что надо быть готовым к неприятностям. Он, конечно, заранее просмотрел все чертежи, которые Джек как-то утром принес показать ему. Они оба долго разглядывали их при ярком солнечном свете, и приор наконец сказал:
– Знаешь, Джек, по-моему, это будет самая красивая церковь в Англии. Но убедить в этом монахов будет очень нелегко.
Джек еще со времен послушничества знал, что Ремигиус со своими дружками постоянно противился всем предложениям Филипа, хотя с тех пор, как приор победил Ремигиуса на выборах, прошло уже восемь лет. И хотя остальные братья редко были на их стороне, сейчас Филип испытывал некоторые опасения: очень смелый замысел Джека мог прийтись не по вкусу сторонникам Ремигиуса. Но ничего другого не оставалось: надо было показать им чертежи и постараться убедить их. Без согласия и единодушного одобрения членами капитула Филип не мог приступить к строительству.
На следующий день Джека пригласили на собрание капитула, и он показал свои чертежи. Он расставил их на скамье, прислонив к стене, и монахи сгрудились вокруг, рассматривая и изучая. Они поначалу шепотом обсуждали детали, но потом разошлись настолько, что их тихие споры превратились в настоящий гвалт. Джек пребывал в унынии: тон был явно неодобрительный, на грани раздражения. Противники проекта и его сторонники наперебой, с криками, убеждали друг друга в своей правоте.
Филип, не выдержав, призвал всех успокоиться. Милиус задал заранее заготовленный вопрос:
– А откуда взялись такие странные островерхие арки?
– Это новшество. Так теперь строят во Франции, – ответил Джек. – Я уже в нескольких церквах видел такие. Стрельчатые арки намного прочнее. С ними церковь может получиться гораздо выше. Наш неф станет самым высоким в Англии.
Джек заметил, что идея им понравилась.
– Окна слишком большие, – сказал кто-то.
– Толстые стены совсем ни к чему, – продолжал Джек. – И во Франции это доказали. Здание поддерживается крепкими простенками. А что до больших окон, то это просто захватывающее зрелище. В Сен-Дени аббат Сюжер застеклил их цветными стеклами с рисунками. И церковь сразу наполнилась воздухом и светом.
Некоторые монахи согласно закивали. «Может быть, еще не все потеряно и мне все-таки удастся склонить их на свою сторону?» – подумал Джек.
Но тут слово взял Эндрю:
– Два года назад ты был послушником среди нас. Тебя подвергли наказанию за оскорбление приора, но ты бежал. И вот теперь вернулся и учишь нас, как нам строить церковь.
Прежде чем Джек смог произнести хоть слово, вмешался молодой монах:
– Ты не о том говоришь, брат Эндрю. Мы сейчас обсуждаем план собора, а не прошлое Джека.
Послышались выкрики, несколько человек заговорили одновременно. Филип сделал им знак успокоиться и велел Джеку отвечать на вопрос.
Тот ожидал нечто подобное и был внутренне готов.
– В наказание за мой грех я совершил паломничество в Сантьяго-де-Компостелла, отец Эндрю, и, надеюсь, Плачущая Мадонна, которую я принес вам, послужит мне прощением за совершенные мной проступки, – кротко сказал он. – Мне не суждено быть монахом, но, думаю, я смогу послужить Господу иначе: я буду строить для него.
Монахи, похоже, были довольны.
Но Эндрю, однако, еще не закончил.
– Сколько тебе лет? – спросил он, хотя наверняка знал ответ.
– Двадцать.
– Это слишком мало, чтобы стать мастером-строителем.
– Все здесь знают меня еще с тех пор, когда я был совсем ребенком. – С того дня, когда я сжег вашу старую церковь, подумал Джек и почувствовал себя виноватым. – Я учился у настоящего мастера. Вы видели мои работы. Еще послушником я помогал приору Филипу и Тому Строителю. Я покорно прошу братьев судить меня по моим делам, а не по возрасту.
Эти слова Джек заранее заучил. Правда, при слове «покорно» он понял, что слегка ошибся: монахи все до одного знали, что, при всех других положительных качествах, покорным его никак нельзя было назвать.
Эндрю не преминул воспользоваться оплошностью Джека.
– Покорно? – сказал он, и лицо его стало наливаться краской. Эндрю старательно разыгрывал гнев. – А что же ты тогда три месяца назад, в Париже, объявил всему свету, что тебя уже назначили мастером-строителем?
Монахи снова возмущенно зашумели. Джек тяжело вздохнул и подумал про себя: как, черт возьми, этот Эндрю пронюхал о моей уловке? Наверняка Рейнольд или Эдвард успели сболтнуть.
Он попытался оправдаться.
– Я думал привлечь в Кингсбридж тамошних умельцев, – сказал он слабеющим голосом. – От них будет много пользы здесь. И не важно, кто станет мастером. Я надеюсь, моя самоуверенность не принесет вреда никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193