Толпа высыпала из трактира на улицу и понесла мальчика-епископа в крохотную лачугу вдовы Поллы на набережной. Та чуть не упала со смеху, лицо ее еще больше раскраснелось, когда она узнала, кто сделает сегодня за нее всю работу.
Эндрю и Ремигиус уже тащили тяжелую корзину с грязным бельем из дома вдовы на берег. Первый скинул крышку с корзины, а Ремигиус с отвращением, кончиками пальцев, вытащил чью-то нижнюю рубаху. Какая-то молодуха нахальным голосом крикнула из толпы:
– Осторожно, брат Ремигиус, это моя сорочка!
Лицо Ремигиуса залило краской, и собравшиеся дружно рассмеялись. Оба монаха с усердием принялись за дело, а из толпы нескончаемым потоком понеслись одобряющие возгласы и шутливые советы. Салли заметила, что Эндрю вскоре весь взмок и, похоже, был уже сыт по горло, а Ремигиус, судя по выражению на его лице, был вполне доволен собой.
* * *
Огромный и тяжелый железный шар свисал на цепи с деревянной перекладины и раскачивался, словно петля на виселице, завязанная палачом. К шару был привязан прочный канат, переброшенный через шкив, установленный на вертикальной стойке. Он спускался до земли, где его держали двое рабочих. Когда они тянули на себя веревку, шар поднимался и оттягивался назад, пока не упирался в шкив. Цепь в этот момент натягивалась горизонтально вдоль перекладины.
За работой наблюдало большинство жителей Ширинга.
Вот рабочие отпустили веревку, шар, прочертив в воздухе дугу, с грохотом ударил в стену церкви, да так сильно, что стена содрогнулась, а Уильям почувствовал, как задрожала под ногами земля. Он вдруг представил себе на мгновение, как велит приковать Ричарда как раз к тому месту, куда сейчас нацеливали шар. Я раздавлю его, как муху, подумал он.
Рабочие снова натянули веревку. У Уильяма перехватило дыхание, когда железный шар оказался в верхней точке. Веревку бросили, шар вновь описал дугу и на этот раз проломил стену, оставив в ней огромную дыру.
Толпа зааплодировала.
Да, изобретение было остроумным.
Уильям испытывал необычайный душевный подъем, видя, как продвигаются дела на площадке, где он задумал поставить новую церковь. Но сегодня его занимали более важные заботы. Он поискал глазами епископа Уолерана и нашел его рядом с Альфредом Строителем. Подойдя к ним, он отвел Уолерана в сторону.
– Ну что, пришел человек?
– Должен был, – ответил епископ. – Идем ко мне.
Они пересекли рыночную площадь.
– Ты привел свое войско? – спросил Уолеран.
– Конечно. Двести человек. Ждут в лесу, сразу за городом.
Оба вошли в дом. Уильям почувствовал запах вареного окорока, и у него потекли слюнки, хотя ему явно было не до еды. Большинству людей сейчас было не до разносолов, все питались скудно, но Уолеран упорно стоял на своем: голод никак не должен был сказаться на его образе жизни. По правде говоря, ел он всегда немного, но любил, чтобы все лишний раз заметили, как он богат и могуществен, несмотря ни на какие неурожаи.
Городской дом епископа ничем особенным не выделялся: узкий фасад, зал при входе, позади – кухня; за домом небольшой двор с выгребной ямой, ульями и загоном для свиней. Уильям облегченно вздохнул, увидев, что в зале их ждет монах.
– Здравствуй, брат Ремигиус, – обратился к нему Уолеран.
– Здравствуй, мой господин. День добрый, лорд Уильям.
Граф с интересом разглядывал монаха. Он был весь какой-то дерганый, но выражение лица было самонадеянное, даже надменное, голубые глаза выпирали из орбит. Что-то в его облике было Уильяму знакомым, впрочем, все монахи с выбритой макушкой были в Кингсбридже на одно лицо. Он давно слышал о нем как о доносчике епископа в стане приближенных приора Филипа, но говорил с ним впервые.
– Что ты можешь мне сообщить? – спросил граф.
– Есть кое-что, – ответил Ремигиус.
Уолеран скинул свою отороченную мехом накидку и подошел к огню согреть руки. Слуга принес горячее самбуковое вино в серебряных бокалах. Уильям взял один, отпил немного согревающей жидкости и ждал, пока слуга уйдет.
Уолеран тоже сделал маленький глоток и тяжелым взглядом уставился на Ремигиуса. Как только слуга вышел, Уолеран сказал, обращаясь к монаху:
– Ты придумал какой-нибудь предлог, чтобы уйти из монастыря?
– Нет, – ответил Ремигиус.
Уолеран привычно вскинул бровь.
– Я больше туда не вернусь, – дерзко продолжил монах.
– Как же так?
Ремигиус глубоко вздохнул:
– Ты же строишь собор здесь, в Ширинге.
– Ну, не собор, а церковь.
– Но она станет со временем кафедральным собором, ты ведь так задумал?
Уолеран помедлил и сказал:
– Ну, допустим, что ты прав.
– А собором правит капитул из монахов или каноников.
– Ну и?..
– Я хочу быть приором.
Ну что ж, подумал Уильям, это справедливо.
– И ты так уверен, что получишь здесь место, – резко начал Уолеран, – что посмел покинуть Кингсбридж, не получив разрешения от Филипа и даже не придумав уважительной причины?
Ремигиус почувствовал себя не в своей тарелке. Уильяму даже стало немного жаль старика: когда на Уолерана накатывало такое презрительное отношение к собеседнику, любой мог потерять голову.
– Надеюсь, я поступил не слишком самонадеянно, – сказал Ремигиус.
– Так ты сможешь навести нас на Ричарда?
– Да.
Уильям, возбужденный, воскликнул:
– Молодчина! Где же он?
Ремигиус молча посмотрел на Уолерана.
– Ну же, Уолеран, – засуетился граф, – дай ты ему место, Христа ради!
Но епископ все еще медлил. Уильям знал, что тот терпеть не мог, когда его подгоняли. Наконец Уолеран сказал:
– Хорошо. Ты будешь приором.
– Ну а теперь говори: где Ричард? – не унимался Уильям.
Ремигиус по-прежнему не сводил глаз с епископа.
– С сегодняшнего дня?
– С этого часа.
Ремигиус, довольный, повернулся к Уильяму:
– Монастырь – это не просто церковь и спальни для монахов. Ему нужны земли, свои фермы, церкви, платящие десятину.
– Скажи мне, где искать Ричарда, и получишь пять деревень с их приходскими церквами. Для начала, – сказал Уильям.
– Понадобятся еще кое-какие льготы...
– Ты все получишь, – вступил Уолеран, – не бойся.
– Ну, давай же, монах! – наседал Уильям. – Меня за городом дожидается целая армия. Где прячется Ричард?
– Есть такое местечко, называется Каменоломня Салли, чуть в сторону от дороги на Винчестер.
– Знаю! – Уильям едва сдержал себя, чтобы не взвыть от радости. – Это заброшенная каменоломня. Туда больше никто не суется.
– Да, помню, – сказал Уолеран. – Оттуда уже многие годы не возят камень. Что ж, неплохое укрытие, и ни за что не догадаешься, пока не наткнешься на него.
– Но это еще и прекрасная ловушка, – злорадно произнес Уильям. – С трех сторон стены настолько выработаны, что стали почти отвесными. Никто не сможет спастись. А пленники мне не нужны. – Возбуждение его росло по мере того, как он рисовал в своем воображении сцену кровавой бойни. – Я уничтожу их всех до одного. Передавлю, как цыплят в курятнике.
Оба слуги Господа с удивлением смотрели на него.
– Ну что, не нравится такая картинка, брат Ремигиус? – с презрением в голосе спросил Уильям. – А у тебя, мой господин епископ, что, желудок свело при мысли о крови? – По их лицам граф видел, что попал в точку. Они были великими интриганами, эти святые отцы, но, когда дело доходило до крови, предпочитали полагаться на таких решительных людей, как он. – Я знаю, вы будете молиться за меня, – усмехнулся Уильям и вышел из комнаты.
Лошадь его была привязана на дворе, великолепный вороной жеребец, который, правда, не мог сравниться с его боевым конем, доставшимся Ричарду. Уильям ловко вскочил в седло и умчался из города. По дороге он постарался подавить свое возбуждение, чтобы на холодную голову обдумать план боя.
Интересно, размышлял он, сколько же всего этих оборванцев скрывается в Каменоломне Салли? Во время набегов их было никак не меньше сотни, а то и больше, а ведь многие еще оставались в лесу. Значит, сотни две как минимум, а то и все пять. Уильям мог собрать и большие силы. Надо было продумать, как лучше использовать свое преимущество. Первое и главное – это внезапность. Второе – оружие; разбойники были вооружены дубинами и кувалдами, лишь немногие из них имели топоры, а настоящего боевого оружия у них не было. Но главным преимуществом Уильяма было то, что его люди были все на лошадях. У этих бандитов лошадей почти не было, а если бы и были, они вряд ли успели бы оседлать их, когда внезапно налетит Уильям. А чтобы внести еще большую панику в ряды разбойников, он решил послать на отвесные стены каменоломни своих лучников; те незадолго до нападения главных сил должны будут обстрелять лагерь сверху.
Главным же Уильям считал не дать уйти живым ни одному человеку из стана противника, по крайней мере до тех пор, пока Ричард не будет пленен или убит. Для этого он решил выставить внешнее оцепление из самых надежных своих людей, которые не дали бы ускользнуть ни одной живой душе.
Уолтер с рыцарями и воинами ждал его на том же месте, где Уильям оставил их несколько часов назад. Все они рвались в бой, предвкушая легкую победу. Немного погодя они уже неслись рысью по дороге в сторону Винчестера.
Уолтер держался рядом со своим хозяином, не произнося ни слова. Это было главным его достоинством – он умел в нужный момент молчать. Уильям давно заметил: большинство людей лезли к нему с разговорами, даже когда говорить было не о чем. Возможно, так они пытались скрыть свою тревогу или беспокойство. Уолтер ни о чем не беспокоился, он слишком хорошо знал своего господина и доверял ему во всем.
Уильям испытывал смешанное чувство предвкушения легкой победы и смертельного страха. Сеять смерть было единственным делом, которым он овладел в совершенстве, и в то же время он каждый раз рисковал своей жизнью в этих жестоких схватках. Но на сей раз ему предстояло нечто не совсем обычное. Сегодня у него наконец появилась возможность уничтожить человека, пятнадцать лет не дававшего ему спокойно спать по ночам.
Ближе к полудню они остановились в довольно большой деревне, где наверняка должен был быть трактир. Уильям купил для своих людей хлеба и пива, а те смогли напоить лошадей. Перед тем как отправиться дальше в путь, он ненадолго собрал всех рыцарей и объяснил, как действовать дальше.
Проехав еще около двух миль, они свернули с дороги на Винчестер. Тропа, по которой они пробирались, была едва видимой, и Уильям ни за что бы не заметил ее, если бы специально не присматривался. Дальше стало немного легче различать направление: дорожка намного расширилась, местами до четырех-пяти ярдов, и по краям ее рос только мелкий кустарник.
Лучников Уильям выслал вперед и, чтобы дать им немного оторваться, приостановил ненадолго движение основных сил. Стоял ясный январский день, и голые деревья не мешали пробиваться холодному солнечному свету. Уильям уже давно не был в каменоломне и не мог сказать точно, сколько еще оставалось пути. Но, отклонившись примерно на милю от главной дороги, он стал понемногу замечать следы присутствия людей: примятую траву, поломанный кустарник, взбитую множеством ног грязь.
Нервы его были натянуты, как тетива лука. Судя по тому, что чаще стали попадаться кучи конского помета, мусор, оставленный людьми, они приближались к лагерю разбойников. Здесь, глубоко в лесу, те были настолько уверены в своей безопасности, что не проявляли уже ни малейшей осторожности. Теперь у Уильяма не оставалось никаких сомнений: бандиты были в двух шагах от него. Вот-вот должен был начаться бои.
До лагеря было рукой подать. Уильям напряг слух: в любую минуту лучники могли начать обстрел, и тогда поднимутся страшные крики и ругань, раненые будут биться в агонии, кони ржать от испуга.
Тропа вывела на широкую поляну, и Уильям увидел ярдах в двухстах впереди въезд в Каменоломню Салли. Стояла подозрительная тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193