Поэтому в течение всего этого часа Лена пыталась
выяснить, есть за ней слежка или нет и, по законам детективных романов, то
вдруг посреди улицы резко сворачивала назад, то кружила по магазинам, то,
проехав остановку на троллейбусе, вдруг спешно выскакивала на улицу, а то
просто сидела на Пушкинской площади, наблюдая за окружающими.
Никакой слежки она за собой не обнаружила и, успокаиваясь, решила
посоветоваться с Новиковым - как ей быть? Может быть, он вместо нее
подъедет к Вите на квартиру и предупредит об опасности? В 12. 30 Лена
взбежала по ступенькам Главтелеграфа на улице Горького и прошла налево, в
зал междугородних разговоров. Здесь возле третьей кабины и должен стоять
Новиков - живой и нагловатый, как все массажисты. Да вот и он. Но что это?
Увидев Лену издали, Новиков вдруг двинулся к выходу и, проходя мимо Лены и
не глядя на нее, сказал в сторону: "На тебе глаз, атас!". Не
останавливаясь, Лена подошла к стойке и, почти теряя сознание, спросила у
дежурной, можно ли ей позвонить в Котлас. "Шестнадцатая кабина, по
автоматике прямая связь", - сказала дежурная. Но Лена в Котлас звонить не
стала, что она может сказать сейчас отцу, а, чувствуя себя на грани
обморока, вышла на улицу.
Боже мой, что же ей делать? Чувствуя, что она сейчас разревется
просто здесь, на улице, Лена вошла в общественный туалет. Здесь, в женском
туалете в Проезде Художественного театра, шла обычная мелкая спекуляция
импортной косметикой и противозачаточными пилюлями. И это Лену чуть
успокоило. Эти девицы спокойно стоят тут и предлагают карандаш для век и
прочую польскую и французскую косметику и никто их не арестовывает.
Значит, тут-то хоть милиции нет, а те, кто следят за ней, остались,
видимо, снаружи. Лена стала в очередь к кабинкам. За ней, тяжело дыша,
заняла очередь толстая астматичка с двумя авоськами, полными мороженных
кур и докторской колбасы - явно три часа стояла за ними в очереди у
Елисеева, а следом за ней в туалет прибежала какая-то хипушница и, ни на
кого не глядя, привычно ринулась к какой-то спекулянтке и громко, не
стесняясь, спросила: "Гондоны есть с усиками? Только быстро! Меня клиент
ждет!".
Лена вошла в кабинку, села на унитаз и расплакалась. Вокруг шла
нормальная жизнь, вокруг спекулировали, стояли в очереди за курами и
колбасой, занимались проституцией и звонили по международным телефонам, и
только ей, именно ей не повезло! Из-за каких-то трех пакетов с морфием,
из-за каких-то трехсот рублей за ней следят и вот-вот арестуют. Что же ей
делать? Что? Лена развернула пакет с морфием. Две фабричные упаковки с
ампулами, в каждой по сто штук, а всего 200 ампул. Проще всего отправить
их в унитаз, но пройдут ли стеклянные ампулы в унитаз? Она зубами
разорвала картонные упаковки, ссыпала ампулы в ящик для туалетной бумаги,
что стоял рядом с унитазом (было противно возиться в этом ящике, полном
кровавых тампонов и бумаги, но Лена хотела, чтобы ампулы оказались на дне
ящика), а картонную упаковку она разорвала на мелкие кусочки и бросила в
унитаз. В дверь кабины уже стучали, Лена сказала: "Сейчас, сейчас!" - и
спустила воду. Выйдя из кабины, она тщательно вымыла руки, утерла
заплаканное лицо, подвела карандашом глаза, поправила прическу и
решительно пошла вверх по лестнице навстречу аресту. Черт с ним, пусть
теперь арестовывают, при ней уже нет никаких наркотиков, а ампулы, которые
лежат в ящике, - кто докажет, что их туда положила она, а не следующая или
предыдущая посетительница туалета?
Лена вышла на улицу и огляделась - ну, где они? пусть арестовывают!
Секретно Начальнику 2 отделения 3 отдела МУРа
подполковнику милиции тов. Светлову
РАПОРТ (Продолжение)
В течение часа, неоднократно меняя направление своего движения,
объект посетила Центральный телеграф, где выяснила возможность связаться с
Котласом, и женский общественный туалет в проезде Художественного театра.
Член группы наружного наблюдения старший лейтенант милиции М. Горелкина,
выдавая себя за проститутку и заняв соседнюю с объектом кабину в
общественном туалете, установила, что Смагина уничтожила в туалете 2
коробки морфия, ссыпав ампулы в мусорный ящик. Выйдя из туалета, объект
без видимой цели прошла по улице Горького, Манежу, Красной площади и
неожиданно была потеряна в ГУМе лейтенантом В. Свешниковой. С целью вновь
обнаружить Е.Смагину члены моей бригады блокировали все выходы из ГУМа.
Однако найти Смагину таким образом не удалось...
12 часов 52 минуты
Директор вагона-ресторана Ираклий Касьянович Голуб не открывал двери
минут семнадцать. Сначала, когда мы с полковником Марьямовым позвонили в
квартиру N-64 дома N-25 по улице Марии Ульяновой в Черемушкинском районе
Москвы, за дверью вообще никто не ответил и, похоже, Ираклий Голуб
действительно спал после длинного рейса в Среднюю Азию. Но потом, после
целого каскада наших настойчивых звонков, он наверняка проснулся; однако
еще минут десять изображал, будто не может очухаться со сна, найти ключ,
халат, туфли и т.д. Мы слышали поспешную суету за дверью и легко
представляли себе, что там происходит: увидев в глазок самого Марьямова -
начальника железнодорожной милиции - директор вагона-ресторана с перепугу
не знал, что ему раньше делать - прятать ценности, сжигать деньги или
выбрасывать в мусоропровод банки черной икры. По-моему, за эти
восемь-десять минут он сделал и то, и другое, и третье. Во всяком случае,
когда мы, наконец, вошли в квартиру, там пахло паленым, хотя окна были
открыты настежь.
- Долго гостей держишь за дверью, нехорошо! - сказал Голубу Марьямов.
- Знакомься, это мой друг, следователь по особо важным делам Шамраев Игорь
Иосифович. И приглашай нас в комнату, что ты держишь гостей в прихожей?
- Да, да, конечно! Проходите... - у Голуба, кроме грузинского имени,
был еще ярко выраженный кавказский акцент. В его деле, взятом из сейфов
ОБХСС при железнодорожной милиции, значилось, что фамилию свою Голуб
получил от матери-украинки, а имя от отца-грузина, погибшего в 44-м году
на Белорусском фронте. Таким образом, Ираклий Голуб был плодом настоящей
фронтовой любви, но, как ни странно, оказался чудовищным трусом. Нам даже
не пришлось показывать ему материалы, имеющиеся в ОБХСС, не пришлось
разворачивать агентурно-оперативное дело "по вагону-ресторану поезда номер
37 'Ташкент-Москва'". Достаточно Марьямову было только начать:
- Ираклий, вот какое дело. У нас на тебя давно есть сигналы -
спекуляция сервилатом, черной икрой, маслом, крупами, импортными
сигаретами. Из Москвы берешь дефицитные продукты - везешь в Среднюю Азию,
а обратно фрукты, зелень, овощи... Дать почитать? Или сразу о деле
поговорим, как друзья?
Наверно, Голуб решил, что мы пришли за взяткой. Он расстегнул
рубашку, спросил хрипло:
- Сколько?
- Что "сколько"? - не понял Марьямов.
А я не удержался, схохмил:
- Сколько вам могут дать, или сколько с вас взять?
- Взять... - хрипло сказал Голуб, и было видно невооруженным глазом,
как он мысленно оценивает нас с Марьямовым - за сколько можно от нас
откупиться. И он явно терялся в догадках.
Я сказал:
- Слушайте, Ираклий. Взяток мы не берем, а дать вам суд может от
восьми до пятнадцати лет по части третьей статьи девяносто второй! В какой
именно лагерь вас загонят, решит ГУИТУ. Но поскольку вы все время
работаете на юге, мы бы посоветовали товарищам из ГУИТУ, сидящим на
Большой Бронной, отправить вас куда-нибудь на север - в Потьму, Магадан,
Норильск..
Впрочем, это я перебрал, увлекся по инерции. Рассчитывали мы с
Марьямовым, что этого Голуба придется долго ломать, а он сказал сразу:
- Я понял, дорогой, все понял! Что от меня надо?
- Очень простая услуга. У вас есть друг - Герман Долго-Сабуров.
Сегодня мы сделаем так, будто вы его случайно встретили на улице или в
парикмахерской "Чародейка". И с вами будет один человек, наш сотрудник.
Вдвоем вы пригласите Долго-Сабурова куда-нибудь в ресторан пообедать. Вот
и все. Ваша задача - только уговорить его пойти с вами в ресторан, ничего
больше.
- Травить его будете? - деловито поинтересовался Голуб, и я уверен,
что если бы я сказал "да, надо его отравить", Голуб не отказался бы лично
подсыпать своему другу яд в котлету по-киевски, лишь бы самому не угодить
в тюрьму.
Через десять минут, побритый и одетый в легкий летний костюм, Ираклий
Голуб уже сидел в моей машине, и я связался по радиотелефону со Светловым:
- Везу сервировку для "племянника". Что у тебя с девочкой?
- Наконец! - отозвался Светлов. - Важные новости! "Племянника"
засекла железнодорожная милиция на Каланчевке. Он и сейчас там. На
тридцать четвертом пути стоят старые заброшенные вагоны. В одном из них у
него, похоже, тайник или склад, черт его знает. Он оттуда какие-то ящики
таскает в свой голубой пикап "Жигуленок".
- Что за ящики?
- Не знаю. Там близко не подойдешь, народ все время крутится,
железнодорожники, это же сортировочная. Но я что-нибудь придумаю.
- Только пусть его не трогают, не спугнут, - говорю я. - А что у тебя
с девочкой, со Смагиной?
- Представь себе, эти архаровцы потеряли ее в ГУМе! Но я приказал
директору ГУМа выбросить в продажу что-нибудь импортное для женщин и дать
объявление по радио. Ты бы видел, что там сейчас творится в 57 секции!
Дают французское нижнее белье и тени для век. Очередь в шестьсот человек!
Но наша Леночка молодец - стоит четыреста третьей. Пришла, как лунатик, но
стоит.
- Снова не потеряешь?
- Что ты! За ней в очереди четыре топтуна, уж теперь на потеряют, я
им головы оторву! Приезжай, решим, что делать дальше - дать ей купить
французские трусики или нет.
- Хорошо. Еду.
Конечно, был соблазн по дороге на Петровку тормознуть возле ГУМа и
самому посмотреть на эту Леночку Смагину. Но некогда, не до того сейчас, и
мы прямиком направляемся к Петровке, в дежурную часть Главного Управления
внутренних дел Москвы. Здесь нас ждет Светлов.
13 часов 40 минут
Дежурная часть московской милиции и, следовательно, МУРа находится в
трехэтажном здании, расположенном в тылу знаменитой Петровки, 38. Мало кто
знает, что этот упрятанный в Средне-Каретном переулке дом, бывший когда-то
флигелем старинного особняка, - теперь штаб текущей оперативной работы
всей московской милиции.
На первом этаже - комнаты отдыха дежурных следователей, проводников
розыскных собак и других специалистов, сутками дежурящих "по городу". В
ожидании приказа: "Дежурный следователь, на выезд!" - здесь можно и
прикорнуть, и поиграть в шахматы и в карты. Впрочем, особенно не
отдохнешь, в Москве ежеминутно что-то где-то происходит. Кто-то режет
жену, кто-то попадает под машину, где-то грабят сберкассу, - и поэтому на
первом этаже дежурной части московской милиции динамик внутреннего радио
не отдыхает:
- Дежурный следователь, на выезд!
Новенькие милицейские "Волги" и импортные полицейские "Мерседесы",
оборудованные по последнему слову криминально-розыскной техники, мчатся по
Москве к месту происшествия, включив слепящие фары и воющие сирены...
Но главные службы Дежурной части, ее, так сказать, мозг, - на втором
этаже. Здесь - Дежурный по городу, Дежурный по МУРу, их заместители и
офицеры оперативной службы. В их распоряжении - светящаяся во всю стену
карта Москвы, и на электронных пультах такие же, только поменьше, карты
районов Москвы, и здесь же все средства коммуникаций - телефоны,
телевизоры, радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
выяснить, есть за ней слежка или нет и, по законам детективных романов, то
вдруг посреди улицы резко сворачивала назад, то кружила по магазинам, то,
проехав остановку на троллейбусе, вдруг спешно выскакивала на улицу, а то
просто сидела на Пушкинской площади, наблюдая за окружающими.
Никакой слежки она за собой не обнаружила и, успокаиваясь, решила
посоветоваться с Новиковым - как ей быть? Может быть, он вместо нее
подъедет к Вите на квартиру и предупредит об опасности? В 12. 30 Лена
взбежала по ступенькам Главтелеграфа на улице Горького и прошла налево, в
зал междугородних разговоров. Здесь возле третьей кабины и должен стоять
Новиков - живой и нагловатый, как все массажисты. Да вот и он. Но что это?
Увидев Лену издали, Новиков вдруг двинулся к выходу и, проходя мимо Лены и
не глядя на нее, сказал в сторону: "На тебе глаз, атас!". Не
останавливаясь, Лена подошла к стойке и, почти теряя сознание, спросила у
дежурной, можно ли ей позвонить в Котлас. "Шестнадцатая кабина, по
автоматике прямая связь", - сказала дежурная. Но Лена в Котлас звонить не
стала, что она может сказать сейчас отцу, а, чувствуя себя на грани
обморока, вышла на улицу.
Боже мой, что же ей делать? Чувствуя, что она сейчас разревется
просто здесь, на улице, Лена вошла в общественный туалет. Здесь, в женском
туалете в Проезде Художественного театра, шла обычная мелкая спекуляция
импортной косметикой и противозачаточными пилюлями. И это Лену чуть
успокоило. Эти девицы спокойно стоят тут и предлагают карандаш для век и
прочую польскую и французскую косметику и никто их не арестовывает.
Значит, тут-то хоть милиции нет, а те, кто следят за ней, остались,
видимо, снаружи. Лена стала в очередь к кабинкам. За ней, тяжело дыша,
заняла очередь толстая астматичка с двумя авоськами, полными мороженных
кур и докторской колбасы - явно три часа стояла за ними в очереди у
Елисеева, а следом за ней в туалет прибежала какая-то хипушница и, ни на
кого не глядя, привычно ринулась к какой-то спекулянтке и громко, не
стесняясь, спросила: "Гондоны есть с усиками? Только быстро! Меня клиент
ждет!".
Лена вошла в кабинку, села на унитаз и расплакалась. Вокруг шла
нормальная жизнь, вокруг спекулировали, стояли в очереди за курами и
колбасой, занимались проституцией и звонили по международным телефонам, и
только ей, именно ей не повезло! Из-за каких-то трех пакетов с морфием,
из-за каких-то трехсот рублей за ней следят и вот-вот арестуют. Что же ей
делать? Что? Лена развернула пакет с морфием. Две фабричные упаковки с
ампулами, в каждой по сто штук, а всего 200 ампул. Проще всего отправить
их в унитаз, но пройдут ли стеклянные ампулы в унитаз? Она зубами
разорвала картонные упаковки, ссыпала ампулы в ящик для туалетной бумаги,
что стоял рядом с унитазом (было противно возиться в этом ящике, полном
кровавых тампонов и бумаги, но Лена хотела, чтобы ампулы оказались на дне
ящика), а картонную упаковку она разорвала на мелкие кусочки и бросила в
унитаз. В дверь кабины уже стучали, Лена сказала: "Сейчас, сейчас!" - и
спустила воду. Выйдя из кабины, она тщательно вымыла руки, утерла
заплаканное лицо, подвела карандашом глаза, поправила прическу и
решительно пошла вверх по лестнице навстречу аресту. Черт с ним, пусть
теперь арестовывают, при ней уже нет никаких наркотиков, а ампулы, которые
лежат в ящике, - кто докажет, что их туда положила она, а не следующая или
предыдущая посетительница туалета?
Лена вышла на улицу и огляделась - ну, где они? пусть арестовывают!
Секретно Начальнику 2 отделения 3 отдела МУРа
подполковнику милиции тов. Светлову
РАПОРТ (Продолжение)
В течение часа, неоднократно меняя направление своего движения,
объект посетила Центральный телеграф, где выяснила возможность связаться с
Котласом, и женский общественный туалет в проезде Художественного театра.
Член группы наружного наблюдения старший лейтенант милиции М. Горелкина,
выдавая себя за проститутку и заняв соседнюю с объектом кабину в
общественном туалете, установила, что Смагина уничтожила в туалете 2
коробки морфия, ссыпав ампулы в мусорный ящик. Выйдя из туалета, объект
без видимой цели прошла по улице Горького, Манежу, Красной площади и
неожиданно была потеряна в ГУМе лейтенантом В. Свешниковой. С целью вновь
обнаружить Е.Смагину члены моей бригады блокировали все выходы из ГУМа.
Однако найти Смагину таким образом не удалось...
12 часов 52 минуты
Директор вагона-ресторана Ираклий Касьянович Голуб не открывал двери
минут семнадцать. Сначала, когда мы с полковником Марьямовым позвонили в
квартиру N-64 дома N-25 по улице Марии Ульяновой в Черемушкинском районе
Москвы, за дверью вообще никто не ответил и, похоже, Ираклий Голуб
действительно спал после длинного рейса в Среднюю Азию. Но потом, после
целого каскада наших настойчивых звонков, он наверняка проснулся; однако
еще минут десять изображал, будто не может очухаться со сна, найти ключ,
халат, туфли и т.д. Мы слышали поспешную суету за дверью и легко
представляли себе, что там происходит: увидев в глазок самого Марьямова -
начальника железнодорожной милиции - директор вагона-ресторана с перепугу
не знал, что ему раньше делать - прятать ценности, сжигать деньги или
выбрасывать в мусоропровод банки черной икры. По-моему, за эти
восемь-десять минут он сделал и то, и другое, и третье. Во всяком случае,
когда мы, наконец, вошли в квартиру, там пахло паленым, хотя окна были
открыты настежь.
- Долго гостей держишь за дверью, нехорошо! - сказал Голубу Марьямов.
- Знакомься, это мой друг, следователь по особо важным делам Шамраев Игорь
Иосифович. И приглашай нас в комнату, что ты держишь гостей в прихожей?
- Да, да, конечно! Проходите... - у Голуба, кроме грузинского имени,
был еще ярко выраженный кавказский акцент. В его деле, взятом из сейфов
ОБХСС при железнодорожной милиции, значилось, что фамилию свою Голуб
получил от матери-украинки, а имя от отца-грузина, погибшего в 44-м году
на Белорусском фронте. Таким образом, Ираклий Голуб был плодом настоящей
фронтовой любви, но, как ни странно, оказался чудовищным трусом. Нам даже
не пришлось показывать ему материалы, имеющиеся в ОБХСС, не пришлось
разворачивать агентурно-оперативное дело "по вагону-ресторану поезда номер
37 'Ташкент-Москва'". Достаточно Марьямову было только начать:
- Ираклий, вот какое дело. У нас на тебя давно есть сигналы -
спекуляция сервилатом, черной икрой, маслом, крупами, импортными
сигаретами. Из Москвы берешь дефицитные продукты - везешь в Среднюю Азию,
а обратно фрукты, зелень, овощи... Дать почитать? Или сразу о деле
поговорим, как друзья?
Наверно, Голуб решил, что мы пришли за взяткой. Он расстегнул
рубашку, спросил хрипло:
- Сколько?
- Что "сколько"? - не понял Марьямов.
А я не удержался, схохмил:
- Сколько вам могут дать, или сколько с вас взять?
- Взять... - хрипло сказал Голуб, и было видно невооруженным глазом,
как он мысленно оценивает нас с Марьямовым - за сколько можно от нас
откупиться. И он явно терялся в догадках.
Я сказал:
- Слушайте, Ираклий. Взяток мы не берем, а дать вам суд может от
восьми до пятнадцати лет по части третьей статьи девяносто второй! В какой
именно лагерь вас загонят, решит ГУИТУ. Но поскольку вы все время
работаете на юге, мы бы посоветовали товарищам из ГУИТУ, сидящим на
Большой Бронной, отправить вас куда-нибудь на север - в Потьму, Магадан,
Норильск..
Впрочем, это я перебрал, увлекся по инерции. Рассчитывали мы с
Марьямовым, что этого Голуба придется долго ломать, а он сказал сразу:
- Я понял, дорогой, все понял! Что от меня надо?
- Очень простая услуга. У вас есть друг - Герман Долго-Сабуров.
Сегодня мы сделаем так, будто вы его случайно встретили на улице или в
парикмахерской "Чародейка". И с вами будет один человек, наш сотрудник.
Вдвоем вы пригласите Долго-Сабурова куда-нибудь в ресторан пообедать. Вот
и все. Ваша задача - только уговорить его пойти с вами в ресторан, ничего
больше.
- Травить его будете? - деловито поинтересовался Голуб, и я уверен,
что если бы я сказал "да, надо его отравить", Голуб не отказался бы лично
подсыпать своему другу яд в котлету по-киевски, лишь бы самому не угодить
в тюрьму.
Через десять минут, побритый и одетый в легкий летний костюм, Ираклий
Голуб уже сидел в моей машине, и я связался по радиотелефону со Светловым:
- Везу сервировку для "племянника". Что у тебя с девочкой?
- Наконец! - отозвался Светлов. - Важные новости! "Племянника"
засекла железнодорожная милиция на Каланчевке. Он и сейчас там. На
тридцать четвертом пути стоят старые заброшенные вагоны. В одном из них у
него, похоже, тайник или склад, черт его знает. Он оттуда какие-то ящики
таскает в свой голубой пикап "Жигуленок".
- Что за ящики?
- Не знаю. Там близко не подойдешь, народ все время крутится,
железнодорожники, это же сортировочная. Но я что-нибудь придумаю.
- Только пусть его не трогают, не спугнут, - говорю я. - А что у тебя
с девочкой, со Смагиной?
- Представь себе, эти архаровцы потеряли ее в ГУМе! Но я приказал
директору ГУМа выбросить в продажу что-нибудь импортное для женщин и дать
объявление по радио. Ты бы видел, что там сейчас творится в 57 секции!
Дают французское нижнее белье и тени для век. Очередь в шестьсот человек!
Но наша Леночка молодец - стоит четыреста третьей. Пришла, как лунатик, но
стоит.
- Снова не потеряешь?
- Что ты! За ней в очереди четыре топтуна, уж теперь на потеряют, я
им головы оторву! Приезжай, решим, что делать дальше - дать ей купить
французские трусики или нет.
- Хорошо. Еду.
Конечно, был соблазн по дороге на Петровку тормознуть возле ГУМа и
самому посмотреть на эту Леночку Смагину. Но некогда, не до того сейчас, и
мы прямиком направляемся к Петровке, в дежурную часть Главного Управления
внутренних дел Москвы. Здесь нас ждет Светлов.
13 часов 40 минут
Дежурная часть московской милиции и, следовательно, МУРа находится в
трехэтажном здании, расположенном в тылу знаменитой Петровки, 38. Мало кто
знает, что этот упрятанный в Средне-Каретном переулке дом, бывший когда-то
флигелем старинного особняка, - теперь штаб текущей оперативной работы
всей московской милиции.
На первом этаже - комнаты отдыха дежурных следователей, проводников
розыскных собак и других специалистов, сутками дежурящих "по городу". В
ожидании приказа: "Дежурный следователь, на выезд!" - здесь можно и
прикорнуть, и поиграть в шахматы и в карты. Впрочем, особенно не
отдохнешь, в Москве ежеминутно что-то где-то происходит. Кто-то режет
жену, кто-то попадает под машину, где-то грабят сберкассу, - и поэтому на
первом этаже дежурной части московской милиции динамик внутреннего радио
не отдыхает:
- Дежурный следователь, на выезд!
Новенькие милицейские "Волги" и импортные полицейские "Мерседесы",
оборудованные по последнему слову криминально-розыскной техники, мчатся по
Москве к месту происшествия, включив слепящие фары и воющие сирены...
Но главные службы Дежурной части, ее, так сказать, мозг, - на втором
этаже. Здесь - Дежурный по городу, Дежурный по МУРу, их заместители и
офицеры оперативной службы. В их распоряжении - светящаяся во всю стену
карта Москвы, и на электронных пультах такие же, только поменьше, карты
районов Москвы, и здесь же все средства коммуникаций - телефоны,
телевизоры, радио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48