А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 



Глава 5. Выстрелы на Песчаной косе
Что может остановить журналиста, я имею в виду профессионала, то
есть, простите за нескромность, себя самого, - так вот, - что может
остановить журналиста, если он уже "загорелся темой"? Я взял у Изи
какие-то старые спортивные сатиновые трусы, вылинявшую майку и домашние
тапочки и, переодевшись, в таком затрапезном виде поехал трамваем в
Арменикенд, в сторону Дворца культуры им. Гагарина. Там, сойдя с трамвая,
я легко нашел заросший кустарником тенистый сквер, в котором Сашка Шах
навестил Мосола в день появления Лины в Баку.
Скверик был пуст, только какие-то русские голопузые пятилетние малыши
возились тут с двумя сцепившимися жуками. Но я не отчаивался. Огляделся.
За сквером были видны так называемые "хрущобы" - пятиэтажные коробки с
прежде разноцветными, а теперь одинаково вылинявшими балконами. В моем
наряде - в этой вылинявшей майке и сатиновых трусах, - я вполне мог сойти
за местного, и спросил у одного из пацанов:
- Тебя как зовут? Сережей?
- Нет, я - Алик, - ответил он мне удивленно.
- А фамилия?
- Красавин...
- А в каком доме ты живешь?
- А вон там, - показал он на одну из хрущоб.
- А большие ребята тут бывают?
- Это которые анашу курят? - деловито спросил другой мальчишка.
- Да.
- Они потом придут, после обеда.
- А где они живут? В этих домах?
- Нет, они не с наших домов, - сказал Алик Красавин.
Этого было достаточно. Я тоже считал, что Мосол и его компания не
могут жить именно в этих домах, так близко от своей "горки", где они курят
анашу и колются опиумом. Иначе каждый из них был бы на глазах у своих
родителей. Не зря же Сашка Шах жил на Мельничной, а "горку" себе выбрал у
Сабунчинского вокзала, это пять остановок трамваем от дома. И, значит,
вряд ли они тут знают всех...
Я сел на скамейку в тени деревьев и стал ждать. Не могу сказать, что
это было утомительно. Стоял удивительный летний день, несколько
жарковатый, но здесь, в тени деревьев и пышных олеандровых кустарников,
вымахавших выше человеческого роста, было нежарко, обласкивающе-спокойно.
По-моему, я даже задремал, когда услышал позади себя, в кустах:
- Тащи баян, баян давай!
- Там какой-то хмырь сидит...
- Да хрен с ним! Не тяни резину! Зажигай!
Я не двигался, сидел, не меняя позы, будто и в самом деле сплю.
Чиркнула спичка у меня за спиной, и после паузы снова голоса:
- Ну что ты?! Дай я сам... И курнуть дай, курнуть!
Медовато-тягуче-пряный запах гашиша потянулся изза кустов и
неожиданно для самого себя я громко, даже я бы сказал - оглушительно
громко - чихнул.
За кустами раздался смех. Я повернулся. Густые олеандры скрывали от
меня тех, кто там хохотал, но безусловно они смеялись надо мной, над этим
громким "А-а-пчхи!", и я - была не была! - шагнул сквозь кустарник к ним.
На крохотной, в три квадратных метра поляне, в плотном окружении кустов,
кружком сидели пятеро мальчишек. 13, 14 и 15 лет. Азербайджанцы, армяне,
русские. Худющий, с тонкими руками мальчишка лет 14-ти сидел, закатив
рукав рубашки, одна рука выставлена прямо перед собой со сжатым кулаком и
вздутыми синими венами, а второй рукой он держал шприц с мутно-беловатым
раствором опиума, и толстой иглой старался попасть себе в вену возле
локтя. Но от частых уколов вена остекленела, выскальзывала из-под иглы, а
он все ловил ее и ловил, ковыряясь иглой в своем теле, и от этого алая
струя крови медленно катилась по руке и каплями падала с локтя на землю.
Но ни мальчишка, ни ребята не обращали на это внимания. Они даже на меня
почти не обратили внимания, только один поднялся мне на встречу, а
остальные неотрывно смотрели, как колется их приятель и жадно курили одну
закрутку анаши на всех.
- Дай пошабить, пошабить дай! - нетерпеливо потянул губы к этой
мастырке тот, который кололся. Ему дали - вложили мастырку в губы, он
жадно затянулся, и будто успокоившись, вдруг проткнул вену шприцем, вобрал
в шприц кровь из вены, а затем откинул голову, прикрыл глаза и стал
медленно выжимать эту смесь своей крови и опиума себе в вену. Я видел, что
при этом не только он, но и все остальные испытывают какое-то общее, почти
физическое облегчение, словно и они наравне с ним получают в эту секунду
наркотик.
- В чем дело? - сказал мне тот, кто поднялся навстречу, - крепкий
шестнадцатилетний азербайджанец с жестко вьющимися волосами.
- Пошабить дадите? - спросил я.
- А ты откуда?
- Вообще, из Москвы. А тут в гостях, у брательника. Красавина знаешь?
Вон в том доме. Джинсы нужны кому-нибудь? Американские...
- Фарцуешь, что ли?
- Ну... - почти подтвердил я.
Между тем шприц, который они между собой называли "баяном", перешел к
другому мальчишке, и он достал из кармана так называемый "чек" - кусочек
полиэтиленовой пленки с жирновато-бурым пятнышком опиума, снял это
пятнышко лезвием ножа, прокалил над спичкой, ссыпал в шприц и развел
обыкновенной водой из кружки. Затем несколько раз с силой сжал кулак левой
руки, накачивая кровь в вену, и поднес иглу шприца к сгибу в локте. Я
видел, что этот сгиб весь в красных точках уколов, как у Фулевого.
- Так, как насчет джинсов? - спросил я у ребят, но им, конечно, было
не до джинсов, кто-то лениво сказал:
- Это Мосола надо спросить...
И они потеряли ко мне интерес, и тот, кто допрашивал меня, Рамиз,
взял шприц и тоже стал готовиться к уколу.
Я сел рядом на камень. Наверно что-то в моем лице было напряженное,
потому что один из них спросил:
- Ты что, никогда не видел?
- А у вас там "двигаются", в Москве? - спросил другой.
- Еще как! - за меня ответил кто-то. И предложил мне: - Секку
замешаем? Бабки есть?
Я играл в секку один раз в жизни, на Ямальском полуострове, когда в
двухстах километрах от Диксона, в крохотном ненецко-рыбацком поселке Новый
Порт шесть суток пережидал с летчиками нелетную погоду, зимний тундровый
буран. Мы тогда варили семерную уху из обского мускуна, нельмы и осетра,
пили спирт и играли во все карточные игры, какие только знали. Теперь это
пригодилось. У меня было при себе восемь рублей, и мы тут же сели играть с
теми, кто не кололся, а только курил гашиш, или, как они говорили, "план".
Я решил, что очерк о бакинских наркоманах так и начнется: "Главному
бухгалтеру 'Комсомольской правды'. Прошу оплатить следующие расходы по
командировке: проиграно в карты - 8 руб. 40 копеек, пропито - 6 рублей 12
копеек, потрачено на наркотики - 23 рубля и порваны при "отрыве" от
участкового милиционера брюки стоимостью в 16 рублей." А затем пойдет
подробное, почти час за часом описание нашего времяпрепровождения - я
почти двое суток провел в компании этих ребят, играл в секку, курил с ними
гашиш, слонялся по улицам, удирал от милиции, бил водяные автоматы с
газированной водой, продал кому-то свои джинсы за 30 рублей... Я
насмотрелся и на то, как колются, и на то, как они "мажут" часы в трамваях
и срезают лезвием задние карманы покупателей в очередях за маслом и
гречневой крупой. Слоняясь с этими ребятами, я легко выяснил их биографии
и привычки, скажем, все они практически целыми днями ничего не ели,
экономя деньги для покупки наркотиков, а сосущие позывы голода утоляли
каким-нибудь дешевым кусочком сладкой халвы или шербета. Но не только
будни этой жизни интересовали меня. Я хотел выяснить, откуда берут
наркотики все эти Толики Хачмасы, Ариф Зеленый, Магомед Гоголь и другие
торговцы, почти открыто сбывающие гашиш и опиум в самых разных районах
Баку. Но, как ни странно, никто из этих ребят не задавал себе вопроса: а
как это организовано - сбыт наркотиков? Налицо была профессиональная сеть
сбыта, но ограниченность этих одурманенных наркотиками ребят не позволяла
им заглянуть дальше своей мастырки анаши и "баяна" с опиумом.
Я же тешил себя надеждой выйти через торговцев наркотиками на Зиялова
(в адресном столе города Баку мне официально сообщили, что Олег и Анна
Зияловы выписались из Баку шесть лет назад и местонахождение их
неизвестно), но все мои попытки сблизиться с Толиком Хачмасом, Магомедом
Гоголем или еще с кем-нибудь из торговцев наркотиками никакого не дали
результата - они резко, почти враждебно, обрывали мой каждый вопрос,
каждую пробу разговориться или даже вообще задержаться возле них дольше
минуты. Взял мастырку - иди! Купил морфий - отваливай! Они даже
пританцовывали на месте от нетерпения побыстрей избавиться от клиента -
так, будто уже с час или полтора не могут сбегать в туалет помочиться...
Была еще надежда на встречу с Мосолом и Генералом. Имя Генерала
ребята вообще не упоминали, а когда удалось навести ребят на разговор о
нем, выяснилось, что последнее время они его не видят, был даже слух, что
его посадили, но Мосол сказал им, что это треп, Просто Генерал занят
другими делами. А Мосол, говорили они, тоже ишак - втюрился в какую-то
девку, выслеживает ее и уже неделю не появляется в скверике...
Мосол появился на третий день, под вечер. Это был худощавый,
жилистый, крепкий, с умными острыми глазами парень не старше семнадцати
лет. Несмотря на летнюю жару, он был в пиджаке советского производства,
джинсах и кедах. Шагнув через кусты, за которыми мы играли в секку, он
одним взглядом окинул всех и тут же спросил про меня:
- Это кто?
- Наш, - ответил ему Рамиз, тасуя карты. - Из Москвы, фарца. Он с
нами уже три дня ходит.
- Ладно. Дай курнуть и кончай эту секку, - приказал Мосол Рамизу. -
Ты мне нужен. И ты, Сикун.
Рамиз и Сикун были, пожалуй, самыми крепкими ребятами в этой
компании. Взяв у кого-то мастырку с анашой, Мосол сделал несколько
затяжек, потом откинулся на траву, сказал мечтательно и хвастливо:
- Все! Сегодня мы делаем этого Шаха!..
Я напрягся, но он не подал вида, продолжал играть в эту дурацкую
секку. Мосол докурил, взглянул на часы. Ребята - Рамиз и Сикун - молча
смотрели на него, ждали приказаний.
- Рано еще... - сказал Мосол с явной досадой. - В семь часов
электричкой поедем на песчаную косу. Это их место, я засек. Завтра они
уезжают, только вот им! - он сделал неприличный жест. - Сестра! Сегодня
будет ему сестра, этому Шаху!
Он лежал, сощурив узко глаза и сжав губы. Потом рывком встал,
распорядился:
- Пошли! Засадить надо винца! Чтоб веселей было эту сестру на хор
поставить.
И увел Рамиза и Сикуна.
Через пару минут я зевнул, безразлично отодвинул карты и сказал:   -
Ладно. Надоело... Пойду посплю, что ли...
Выскочив на улицу, я голоснул первой попавшейся машине, какому-то
частному "Москвичу". В Баку, как и в Москве, почти любой частник готов
заменить вам такси.
- Приморский бульвар!
- Деньги есть? - спросил у меня водитель.
- Есть, есть! Поехали!
- Пожар, что ли?
- Почти.
Минут через пять мы доехали до дома Изи Котовского.
Я увидел, что его синий "Жигуленок" стоит во дворе, и бегом взбежал
на четвертый этаж. Изи не было дома, но под ковриком меня, как всегда,
ждал ключ от двери. Я вбежал в квартиру, бросился к телефону. На часах
было без четверти семь. Конечно, Сашки не было дома! Телефон не отвечал.
Я открыл Изин письменный стол, пошарил в ящике. Все автомобилисты
обычно имеют вторые ключи от машины и держат их где-нибудь в "тайном
месте". У Изи местом для всех вещей был письменный стол, там лежало все -
от лекарств до отверток и плоскогубцев. Вывалив содержимое ящика на пол, я
обнаружил ключи от его машины. Спешно переодевшись в нормальные брюки и
рубашку, я прихватил деньги, редакционное удостоверение и выскочил из
квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48