Одних
милиция задержала, другие сами пришли или привели кого-то. И все эти люди
галдят, требуют, оправдываются, матерятся и наседают на дежурного по
отделу - краснолицего, с тройным подбородком, капитана:
"Товарищ капитан, я уже третий день не могу в этом хаосе отыскать
свою жену, встали в разные кассы и потерялись. Может, ее ограбили, может,
еще хуже... Помогите найти, прошу вас..."
"Паслюшай, дарагой! Три мешка урюк вез, мой урюк, нэпродажний.
Дэвочку такой бэленький, такой харошенький папрасил: пастереги, дарагой, в
туалэт схадить нужно. И что думаешь? Через дэсять минут пришел - нет
дэвушки, нет три мешка урюк, нет чемодана. Как такой дэвушка поднял три
мешка - не понимаю..."
"Я им говорю: я в Одессу везу польскую косметику, для подруг. А они
налетели - продай, продай! Я не хотела продавать, а они просят: у нас
поезд уходит, ты еще купишь, у вас в Одессе все есть, а у них в Норильске
ничего нет... Ну, ладно, мне жалко их стало. А тут старшина приходит:
"Спекуляция!"..."
Ясно, что среди такого бедлама, когда каждый час пропадают и теряются
чемоданы, дети, невесты, мужья и жены, к заявлению Айна Силиня о похищении
ее жениха и еще какого-то корреспондента тут отнеслись, как и ко всем
прочим: мол, ничего страшного, найдется жених, наверно, водку поехал
пить...
Не успели мы со Светловым представиться дежурному капитану, как перед
нами словно из-под земли вырастает Пшеничный. Он утомлен, худые щеки
ввалились, глаза красные от бессонницы, но по тому, как держится, движется
и отвечает на вопросы, чувствуется, что он тут уже, как рыба в воде.
- Давно ты здесь? - спрашиваю.
- Почти сутки, со вчерашнего вечера. Идемте, - слегка волоча левую
ногу, Пшеничный приводит нас в угловой кабинет, мы закуриваем и он
докладывает о том, что ему удалось за эти двадцать часов.
...Искать свидетелей налета на Белкина и Сашу Рыбакова нужно было
среди тех, кто изо дня в день толчется на вокзальной площади. Носильщики,
таксисты, милиционеры, лоточники и спекулянты всякой мелочью. Среди них и
провел эти двадцать часов Пшеничный. Методично, как утюг, он "пропахал"
каждый квадрат площади, допросил, опросил и вытащил на душевный разговор
десятки людей - от диспетчера до торговцев мороженым и цветами. Упорно
веря, что в мире всегда есть пара глаз, которая видела именно то, что,
казалось бы, никто не видел, и чья-то память, которая помнит именно то,
чего не помнят другие, - Пшеничный, как по цепочке, шел от человека к
человеку, от десятков "не знаю", "не помню", "не видел" и "не слышал", к
старику-носильщику, который сказал, что он-то сам не был в тот час на
площади, но слышал, как гадалка Земфира пугала своих детей: "Будешь плохо
просить, отдам в санитарную машину, пускай вас тоже увезут, как этих
психов!".
Пшеничный бросился искать гадалку Земфиру и выяснил, что пару часов
назад ее в очередной раз задержали дружинники и вместе с ее восемью детьми
увели в линейный отдел милиции. Ребятам с красными повязками не
понравилось, что вразрез с официальной пропагандой, обещающей скорейший
подъем народного хозяйства и общее благосостояние трудящихся, Земфира
предсказала каким-то солдатам "войну с бусурманами" и невозвратную дальнюю
дорогу в чужие страны. При этом цыганка советовала всем веселиться сейчас,
до войны, и взимала за совет "пятерку".
Пшеничный прибежал в линотдел милиции как раз в тот момент, когда
гражданку Земфиру Соколову после двухчасового допроса водворяли в КПЗ.
Оказалось, что осуществить это не так просто - помощника дежурного,
который пытался затолкнуть цыганку в камеру, окружили ее восемь детей,
дергали во все стороны, шарили по карманам, наседали на плечи, притворно
плакали и всерьез кусались.
Пшеничный увел цыганку в "ленинскую комнату" милиции и там допросил.
Земфира помнила случай ареста двух психов и подтвердила, что "санитаров"
было четверо, и что машина, куда они затолкали "сумасшедших", была
санитарной. Но примет "санитаров" она не вспомнила, как ни старалась. Зато
сказала:
- Когда эта "санитарка" ушла, один алкаш сказал: "Берут людей прямо
как в 37 году!".
- Кто этот алкаш?
- Я его не знаю, но вижу тут каждый день - к Лидке за пивом ходит.
Лидка, продавщица пивного ларька у пригородных касс, по приметам,
которые назвала цыганка, сразу назвала Пшеничному алкаша, который был ему
нужен. "Лев Палыч вам нужен, ясно. Он к трем подходит, как часы, каждый
день. Ждите". Пшеничный высидел час у пивного ларька и дождался высокого
пожилого блондина с бидоном для пива. Это и был Лев Павлович Синицын,
преподаватель Суриковского художественного института, постоянный Лидкин
клиент. Налив пивца в бидон и взяв сверх еще кружку пива, Синицын с
достоинством отошел с Пшеничным в сторонку.
- Чем могу служить?
Пшеничный объяснил. Лев Павлович, задумчиво оглаживая ладонью пивную
кружку стал неторопливо рассказывать. Да, он помнит тот день. У него тогда
отпуск начался, и он пришел за пивом в неурочное время, с утра, только
отстоял еще перед этим очередь за хамсой в рыбном магазине. И вот, когда
он шел с этой хамсой и пустым бидоном мимо очереди на такси к пивному
ларьку, он вдруг увидел странную картину: к хвосту очереди подкатил
санитарный "рафик", остановился, из него вышли двое санитаров в белых
халатах и еще двое без халатов и тут же набросились на двух молодых людей
и девушку. Девушка не то вырвалась и убежала, не то они ее сами выпустили
- этого Синицын не помнил, как не помнил номера машины, но зато он хорошо
помнит, что именно поразило его в этой сцене больше всего. Нет, вовсе не
то, что среди бела дня людей опять хватают и это похоже на 37 год - этому
что удивляться? - сказал Синицын с грустной улыбкой. - "история
повторяется сначала как трагедия, а потом как фарс", - нет, его поразило,
что одним из санитаров был бывший чемпион Европы по боксу в среднем весе
Виктор Акеев. Хотя, впрочем, подумал он после, а почему бы бывшему боксеру
и не пойти работать санитаром в дурдом?..
Задержав Синицына, Пшеничный позвонил мне, и теперь свидетель Синицын
- высокий пожилой блондин с бидоном пива - сидел передо мной и Светловым в
линейном отделе милиции.
- Вы уверены, что был именно Виктор Акеев? Как вы его узнали? -
спросил я, когда Синицын в моем присутствии повторил свой рассказ.
- Но, уважаемый, я же рисовальщик! - сказал Синицын. - Этот Акеев
четыре года назад - до того, как стать чемпионом, - целый семестр
позировал моим студентам. Я не только его лицо, я каждую его мышцу сто раз
рисовал. А впрочем... Ну, как вам сказать? Тогда я был в этом уверен. Хотя
он и был в темных очках и кепке, мне показалось, что это он. Но шут его
знает...
- Подождите, Лев Павлович! - встрепенулся Пшеничный, до этого момента
гордившийся Синицыным как своей находкой. - Вы же тогда не сомневались,
что это был Агеев?
- Нет, я и сейчас не сомневаюсь, но...
- Но что?
- Но все-таки странно, конечно: чемпион-санитар...
Мы отпускаем свидетеля, я забираю у Пшеничного справку на бригадира
проводников Долго-Сабурова, которую он получил в отделе кадров управления
Курской железной дороги, и отправляю своего настырного помощника спать.
Двадцатичасовой рабочий день просто валит с ног, хотя он не признается в
этом и просит нагрузить его каким-нибудь новым заданием. Но я просто
приказываю ему ехать домой. Он живет в пригороде, в Мытищах, и собирается
ехать домой электричкой, и я представляю, каково ему сейчас тащиться в
переполненном поезде, и командирую своего Сережу отвезти его домой.
Между тем Светлов уже названивает в ЦАБ - Центральное адресное бюро,
- чтобы выяснить домашний адрес Агеева, и через минуту меняется в лице:
- Что значит "находится в заключении"?
Потом он слушает, что там ему отвечают, кладет трубку и говорит мне:
- Этот Акеев год назад выписан из Москвы в связи с осуждением и
направлением в места заключения.
Вот тебе и рисовальщик! Похоже, что двадцатичасовая работа Пшеничного
в минуту летит прахом, хорошо еще, что он уже уехал спать. Да я и сам не
хочу в это поверить, звоню в первый отдел МВД СССР и получаю точную
справку:
Акеев Виктор Михайлович, 1942 года рождения, последнее место работы -
тренер секции бокса детской спортивной школы Ленинского района,
проживающий Ленинский проспект 70/11, квартира 156, осужден Ленинским
райнарсудом г.Москвы 24 января 1978 года по статьям 191-1 часть 2 и 206
часть 2 УК РСФСР к трем годам лишения свободы и отбывает наказание в
колонии усиленного режима УУ-121 в городе Котласе Архангельской области".
Итак, старый рисовальщик обознался, не может этот боксер одновременно
сидеть в котласском лагере усиленного режима и разгуливать по Москве в
одежде санитара. А побег из лагеря наверняка был бы отмечен в первом
спецотделе МВД.
Тем не менее, если считать не по потерям, а по прибылям, теперь мы
знаем, что один из "санитаров" похож на бывшего чемпиона Акеева и это,
конечно, поможет составить его портрет - фоторобот. Светлов с довольно
кислым лицом принимает мое предложение пройтись с этим портретом по
автобазам санитарных машин и больниц Москвы. Конечно, этого маловато для
поиска - какая-то санитарная машина и некто, похожий на боксера Акеева, но
что поделаешь, других данных у нас пока нет.
Без всякого вдохновения, скорее понуро, чем с надеждой, принимаемся
изучать справку на гр. Долго-Сабурова, бригадира проводников бригады N-56
направления "Москва - Средняя Азия", выданную отделом кадров Курской
железной дороги. И в графе его дежурства неожиданно натыкаемся на
любопытную деталь: "Поезд номер 37 "Москва - Ташкент", 26 мая в
сопровождении бригады N-56 отправился в очередной рейс из Москвы в 5.05
утра". Переглянувшись, берем у начальника линейного отдела расписание
поездов и убеждаемся: поезд N-37 проходит через платформу "Москворечье" в
5.30 утра. А в шесть пятнадцать железнодорожник-обходчик нашел возле
платформы труп Рыбакова!
Светлов даже присвистнул - вот так раз! Больше того, из этого же
графика работы бригада Долго-Сабурова уясняем, что 24 мая, в день
нападения на Белкина и Рыбакова на Курском вокзале, Долго-Сабуров в рейсе
не был, отдыхал в Москве между поездами. Это заставило нас со Светловым
еще раз переглянуться - мы теперь почти не разговаривали, только
обменивались взглядами. Правда, в день смерти старухи-тетки племянник,
судя по справке, находился далеко от Москвы, подъезжал к Актюбинску, и это
несколько охладило наше воображение.
- Вот что... - сказал, прищурясь, Светлов уже в отделе кадров
Управления Курской дороги, где мы листали личное дело этого
Долго-Сабурова. - Вот что... Он холост, живет один, приезжает только
послезавтра из Ташкента. Я бы пощупал его квартиру.
Мы оба понимали, что законных оснований для обыска нет, а все, чем
виноват Долго-Сабуров, - это то, что он племянник умершей старухи и что
поезд проходил через платформу "Москворечье" в ночь на 26 мая. Ну и что,
скажет надзирающий прокурор и отложит, не подписав, ордер на обыск.
17.30 и позже
17.30 мы со Светловым уже на Смоленской-Сенной, в доме, где на первом
этаже размещается кинотеатр "Стрела", а на восьмом этаже в двухкомнатной
квартире, оставшейся ему от умерших родителей, проживает Герман
Долго-Сабуров. Взяв понятыми сотрудников кинотеатра - администратора и
билетершу, которым все равно нечего делать во время сеанса, - я и Светлов
отжимаем замок на двери долго-сабуровской квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
милиция задержала, другие сами пришли или привели кого-то. И все эти люди
галдят, требуют, оправдываются, матерятся и наседают на дежурного по
отделу - краснолицего, с тройным подбородком, капитана:
"Товарищ капитан, я уже третий день не могу в этом хаосе отыскать
свою жену, встали в разные кассы и потерялись. Может, ее ограбили, может,
еще хуже... Помогите найти, прошу вас..."
"Паслюшай, дарагой! Три мешка урюк вез, мой урюк, нэпродажний.
Дэвочку такой бэленький, такой харошенький папрасил: пастереги, дарагой, в
туалэт схадить нужно. И что думаешь? Через дэсять минут пришел - нет
дэвушки, нет три мешка урюк, нет чемодана. Как такой дэвушка поднял три
мешка - не понимаю..."
"Я им говорю: я в Одессу везу польскую косметику, для подруг. А они
налетели - продай, продай! Я не хотела продавать, а они просят: у нас
поезд уходит, ты еще купишь, у вас в Одессе все есть, а у них в Норильске
ничего нет... Ну, ладно, мне жалко их стало. А тут старшина приходит:
"Спекуляция!"..."
Ясно, что среди такого бедлама, когда каждый час пропадают и теряются
чемоданы, дети, невесты, мужья и жены, к заявлению Айна Силиня о похищении
ее жениха и еще какого-то корреспондента тут отнеслись, как и ко всем
прочим: мол, ничего страшного, найдется жених, наверно, водку поехал
пить...
Не успели мы со Светловым представиться дежурному капитану, как перед
нами словно из-под земли вырастает Пшеничный. Он утомлен, худые щеки
ввалились, глаза красные от бессонницы, но по тому, как держится, движется
и отвечает на вопросы, чувствуется, что он тут уже, как рыба в воде.
- Давно ты здесь? - спрашиваю.
- Почти сутки, со вчерашнего вечера. Идемте, - слегка волоча левую
ногу, Пшеничный приводит нас в угловой кабинет, мы закуриваем и он
докладывает о том, что ему удалось за эти двадцать часов.
...Искать свидетелей налета на Белкина и Сашу Рыбакова нужно было
среди тех, кто изо дня в день толчется на вокзальной площади. Носильщики,
таксисты, милиционеры, лоточники и спекулянты всякой мелочью. Среди них и
провел эти двадцать часов Пшеничный. Методично, как утюг, он "пропахал"
каждый квадрат площади, допросил, опросил и вытащил на душевный разговор
десятки людей - от диспетчера до торговцев мороженым и цветами. Упорно
веря, что в мире всегда есть пара глаз, которая видела именно то, что,
казалось бы, никто не видел, и чья-то память, которая помнит именно то,
чего не помнят другие, - Пшеничный, как по цепочке, шел от человека к
человеку, от десятков "не знаю", "не помню", "не видел" и "не слышал", к
старику-носильщику, который сказал, что он-то сам не был в тот час на
площади, но слышал, как гадалка Земфира пугала своих детей: "Будешь плохо
просить, отдам в санитарную машину, пускай вас тоже увезут, как этих
психов!".
Пшеничный бросился искать гадалку Земфиру и выяснил, что пару часов
назад ее в очередной раз задержали дружинники и вместе с ее восемью детьми
увели в линейный отдел милиции. Ребятам с красными повязками не
понравилось, что вразрез с официальной пропагандой, обещающей скорейший
подъем народного хозяйства и общее благосостояние трудящихся, Земфира
предсказала каким-то солдатам "войну с бусурманами" и невозвратную дальнюю
дорогу в чужие страны. При этом цыганка советовала всем веселиться сейчас,
до войны, и взимала за совет "пятерку".
Пшеничный прибежал в линотдел милиции как раз в тот момент, когда
гражданку Земфиру Соколову после двухчасового допроса водворяли в КПЗ.
Оказалось, что осуществить это не так просто - помощника дежурного,
который пытался затолкнуть цыганку в камеру, окружили ее восемь детей,
дергали во все стороны, шарили по карманам, наседали на плечи, притворно
плакали и всерьез кусались.
Пшеничный увел цыганку в "ленинскую комнату" милиции и там допросил.
Земфира помнила случай ареста двух психов и подтвердила, что "санитаров"
было четверо, и что машина, куда они затолкали "сумасшедших", была
санитарной. Но примет "санитаров" она не вспомнила, как ни старалась. Зато
сказала:
- Когда эта "санитарка" ушла, один алкаш сказал: "Берут людей прямо
как в 37 году!".
- Кто этот алкаш?
- Я его не знаю, но вижу тут каждый день - к Лидке за пивом ходит.
Лидка, продавщица пивного ларька у пригородных касс, по приметам,
которые назвала цыганка, сразу назвала Пшеничному алкаша, который был ему
нужен. "Лев Палыч вам нужен, ясно. Он к трем подходит, как часы, каждый
день. Ждите". Пшеничный высидел час у пивного ларька и дождался высокого
пожилого блондина с бидоном для пива. Это и был Лев Павлович Синицын,
преподаватель Суриковского художественного института, постоянный Лидкин
клиент. Налив пивца в бидон и взяв сверх еще кружку пива, Синицын с
достоинством отошел с Пшеничным в сторонку.
- Чем могу служить?
Пшеничный объяснил. Лев Павлович, задумчиво оглаживая ладонью пивную
кружку стал неторопливо рассказывать. Да, он помнит тот день. У него тогда
отпуск начался, и он пришел за пивом в неурочное время, с утра, только
отстоял еще перед этим очередь за хамсой в рыбном магазине. И вот, когда
он шел с этой хамсой и пустым бидоном мимо очереди на такси к пивному
ларьку, он вдруг увидел странную картину: к хвосту очереди подкатил
санитарный "рафик", остановился, из него вышли двое санитаров в белых
халатах и еще двое без халатов и тут же набросились на двух молодых людей
и девушку. Девушка не то вырвалась и убежала, не то они ее сами выпустили
- этого Синицын не помнил, как не помнил номера машины, но зато он хорошо
помнит, что именно поразило его в этой сцене больше всего. Нет, вовсе не
то, что среди бела дня людей опять хватают и это похоже на 37 год - этому
что удивляться? - сказал Синицын с грустной улыбкой. - "история
повторяется сначала как трагедия, а потом как фарс", - нет, его поразило,
что одним из санитаров был бывший чемпион Европы по боксу в среднем весе
Виктор Акеев. Хотя, впрочем, подумал он после, а почему бы бывшему боксеру
и не пойти работать санитаром в дурдом?..
Задержав Синицына, Пшеничный позвонил мне, и теперь свидетель Синицын
- высокий пожилой блондин с бидоном пива - сидел передо мной и Светловым в
линейном отделе милиции.
- Вы уверены, что был именно Виктор Акеев? Как вы его узнали? -
спросил я, когда Синицын в моем присутствии повторил свой рассказ.
- Но, уважаемый, я же рисовальщик! - сказал Синицын. - Этот Акеев
четыре года назад - до того, как стать чемпионом, - целый семестр
позировал моим студентам. Я не только его лицо, я каждую его мышцу сто раз
рисовал. А впрочем... Ну, как вам сказать? Тогда я был в этом уверен. Хотя
он и был в темных очках и кепке, мне показалось, что это он. Но шут его
знает...
- Подождите, Лев Павлович! - встрепенулся Пшеничный, до этого момента
гордившийся Синицыным как своей находкой. - Вы же тогда не сомневались,
что это был Агеев?
- Нет, я и сейчас не сомневаюсь, но...
- Но что?
- Но все-таки странно, конечно: чемпион-санитар...
Мы отпускаем свидетеля, я забираю у Пшеничного справку на бригадира
проводников Долго-Сабурова, которую он получил в отделе кадров управления
Курской железной дороги, и отправляю своего настырного помощника спать.
Двадцатичасовой рабочий день просто валит с ног, хотя он не признается в
этом и просит нагрузить его каким-нибудь новым заданием. Но я просто
приказываю ему ехать домой. Он живет в пригороде, в Мытищах, и собирается
ехать домой электричкой, и я представляю, каково ему сейчас тащиться в
переполненном поезде, и командирую своего Сережу отвезти его домой.
Между тем Светлов уже названивает в ЦАБ - Центральное адресное бюро,
- чтобы выяснить домашний адрес Агеева, и через минуту меняется в лице:
- Что значит "находится в заключении"?
Потом он слушает, что там ему отвечают, кладет трубку и говорит мне:
- Этот Акеев год назад выписан из Москвы в связи с осуждением и
направлением в места заключения.
Вот тебе и рисовальщик! Похоже, что двадцатичасовая работа Пшеничного
в минуту летит прахом, хорошо еще, что он уже уехал спать. Да я и сам не
хочу в это поверить, звоню в первый отдел МВД СССР и получаю точную
справку:
Акеев Виктор Михайлович, 1942 года рождения, последнее место работы -
тренер секции бокса детской спортивной школы Ленинского района,
проживающий Ленинский проспект 70/11, квартира 156, осужден Ленинским
райнарсудом г.Москвы 24 января 1978 года по статьям 191-1 часть 2 и 206
часть 2 УК РСФСР к трем годам лишения свободы и отбывает наказание в
колонии усиленного режима УУ-121 в городе Котласе Архангельской области".
Итак, старый рисовальщик обознался, не может этот боксер одновременно
сидеть в котласском лагере усиленного режима и разгуливать по Москве в
одежде санитара. А побег из лагеря наверняка был бы отмечен в первом
спецотделе МВД.
Тем не менее, если считать не по потерям, а по прибылям, теперь мы
знаем, что один из "санитаров" похож на бывшего чемпиона Акеева и это,
конечно, поможет составить его портрет - фоторобот. Светлов с довольно
кислым лицом принимает мое предложение пройтись с этим портретом по
автобазам санитарных машин и больниц Москвы. Конечно, этого маловато для
поиска - какая-то санитарная машина и некто, похожий на боксера Акеева, но
что поделаешь, других данных у нас пока нет.
Без всякого вдохновения, скорее понуро, чем с надеждой, принимаемся
изучать справку на гр. Долго-Сабурова, бригадира проводников бригады N-56
направления "Москва - Средняя Азия", выданную отделом кадров Курской
железной дороги. И в графе его дежурства неожиданно натыкаемся на
любопытную деталь: "Поезд номер 37 "Москва - Ташкент", 26 мая в
сопровождении бригады N-56 отправился в очередной рейс из Москвы в 5.05
утра". Переглянувшись, берем у начальника линейного отдела расписание
поездов и убеждаемся: поезд N-37 проходит через платформу "Москворечье" в
5.30 утра. А в шесть пятнадцать железнодорожник-обходчик нашел возле
платформы труп Рыбакова!
Светлов даже присвистнул - вот так раз! Больше того, из этого же
графика работы бригада Долго-Сабурова уясняем, что 24 мая, в день
нападения на Белкина и Рыбакова на Курском вокзале, Долго-Сабуров в рейсе
не был, отдыхал в Москве между поездами. Это заставило нас со Светловым
еще раз переглянуться - мы теперь почти не разговаривали, только
обменивались взглядами. Правда, в день смерти старухи-тетки племянник,
судя по справке, находился далеко от Москвы, подъезжал к Актюбинску, и это
несколько охладило наше воображение.
- Вот что... - сказал, прищурясь, Светлов уже в отделе кадров
Управления Курской дороги, где мы листали личное дело этого
Долго-Сабурова. - Вот что... Он холост, живет один, приезжает только
послезавтра из Ташкента. Я бы пощупал его квартиру.
Мы оба понимали, что законных оснований для обыска нет, а все, чем
виноват Долго-Сабуров, - это то, что он племянник умершей старухи и что
поезд проходил через платформу "Москворечье" в ночь на 26 мая. Ну и что,
скажет надзирающий прокурор и отложит, не подписав, ордер на обыск.
17.30 и позже
17.30 мы со Светловым уже на Смоленской-Сенной, в доме, где на первом
этаже размещается кинотеатр "Стрела", а на восьмом этаже в двухкомнатной
квартире, оставшейся ему от умерших родителей, проживает Герман
Долго-Сабуров. Взяв понятыми сотрудников кинотеатра - администратора и
билетершу, которым все равно нечего делать во время сеанса, - я и Светлов
отжимаем замок на двери долго-сабуровской квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48