- Василь Николаевич! - дернул вахтер еще раз штанину светлых и хорошо
отутюженных брюк.
Знакомое цыганское лицо Кождаева выглянуло из-за стола и, увидев
меня, Кождаев, удивленно вскинул черные брови.
- Какими судьбами, дорогой?!
Через минуту я уже сидел за столом комиссии, в числе бывших именитых
звезд цирка, а теперь профессоров циркового училища. Было странно слышать,
как бывших знаменитых клоунов, наездников и жонглеров, чьи имена были
знакомы мне по цирковым афишам моей молодости, тут называли
"профессорами", особенно это было смешно в применении к Кождаеву - его
снова, как на Птичьем рынке, величали "профессором" и при этом хитро, с
улыбкой косил на меня свои черные, с огоньком глаза.
Вслед за юным скрипачом-жонглером Шиманским выступили Надя и Оля
Цурюпа - две близняшки-гимнастки, потом Иван Урема - смешно, как
чебурашка, мальчишка-клоун, за ним - Борис Нежданный, фокусник с картами и
теннисными шариками. Две из этих фамилий - Урема и Цурюпа - показались мне
знакомыми на слух, я с недоумением взглянул на профессора Кождаева. Он
буквально расхохотался мне в лицо, даже хлопнул рукой по плечу:
- Вспомнили?
Теперь я действительно вспомнил. Урема и Цурюпа пятнадцать лет назад
были притчей во языцех московского МУРа. Урема был талантливым
медвежатником, вскрывал сейфы в сберкассах, а Цурюпа -
красавчиком-альфонсом, в две минуты способным "закадрить", "склеить",
"зафаловать" или, попросту говоря, соблазнить любую, даже самых строгих
правил дамочку. Наутро дамочка звонила в милицию и в ужасе заявляла, что у
нее пропали драгоценности, деньги, столовое серебро и золото. При этом ни
одна из них не показывала, что в эту ночь сама привела к себе в квартиру
мужчину.
- Угадали! - смеясь, говорил мне в своем кабинете кождаев. - Это те
самые Цурюпа и Урема. Только дети, конечно. Я их забираю из того мира в
этот. Всем своим талантливым дружкам, бывшим, конечно, пишу письма, чтобы
слали мне своих детей. А они часто и не знают, где их дети. Так что
кой-кого я сам разыскиваю. Смотрите...
Он открыл сейф, вытащил узкий длинный ящик.
- Моя картотека! - сказал он гордо. - Как в МУРе. По именам и
кличкам.
- А Генерала у тебя там нет? - спросил я.
- Генерал? Знаю одного Генерала. Только он бездетный и умер шесть лет
тому назад в Темиртау на рудниках. Кравцов его фамилия. Бездетных у меня в
картотеке нет.
- Нет, - сказал я. - Это другой. Вот, почитай.
И положил ему на стол рукопись Белкина, первые две главы. Пока он
читал, я с интересом листал его картотеку - тут были знакомые,
полузнакомые и незнакомые имена, фамилии и клички, а рядом значились
адреса их детей, возраст, данные об их способностях и даты получения от
них писем и ответов. Я с уважением взглянул на бывшего "Цыгана" и
"Профессора Птичьего рынка". Тихо, без рекламы и пафоса он делает большое
и доброе дело, какой-нибудь Белкин написал бы об этом звонкий очерк в
"Комсомолке" или "Юности"...
Кождаев закрыл последнюю страницу белкинской рукописи и взглянул на
меня.
- Продолжение есть?
- Нет, но будет.
- Вы знаете, тут все клички выдуманы, и в Баку я никогда не был, все
руки не доходили. И вообще тут есть какая-то туфта, как в кино. Но вот эта
история с конкурсом на то, кто больше снимет часов... Я думаю, что это -
Сало, он же - Старшой. Как он мазал часы - никто не мазал, и как он
подличал - никто не подличал в нашем деле. Сажать пацанов на иглу, чтоб
они на него работали - это на него очень похоже. Я даже не удивлюсь, если
он же и торговлю наркотиками там организовал, чтоб и с другого бока на
своей же шпане наживаться.
- Как он выглядит?
- Да он никак не выглядит. Такой - безликий. Как вот тут описано.
Правда, тут у него зубы металлические, этого я не помню, но, может быть,
он вставил, я его двенадцать лет не видел. Паскуда! Тут за каждого пацана
воюешь, а он их пачками на иглу сажает!
- Ты думаешь, что Генерал и этот тип с металлическими зубами - одно
лицо?
- Конечно!..
Через двадцать минут я был на Петровке, 38, в кабинете Светлова.
Вдвоем с капитаном Ласкиным мы перебрали брошенные Ожерельевым на диван
папки розыскных дел, и уже в двадцатой папке в графе "Клички, прозвища,
под которыми совершал преступления", наткнулись: "Старшой, Сало, Пахан,
Курево.".
Тут же взглянули на первые графы подколотой к обложке статистической
карточки: "Гридасов Семен Яковлевич, 1926 года рождения, четырежды судим
за воровство и разбой по ст.ст. 144 и 146 УК РСФСР. Рост 1м. 72 см. Глаза
голубые, волосы белесые, телосложение - среднее, особые приметы - передние
зубы металлические. 17 мая 1973 года совершил побег из колонии особого
режима N-402-77 Иркутской области. Местонахождение - неизвестно".

Тот же день, понедельник, 4 июня, после 21.00
РУКОПИСЬ ЖУРНАЛИСТА БЕЛКИНА (продолжение)
Глава 3. КПЗ
Итак, меня арестовали на Бакинском аэродроме из-за этого дурацкого
гроба с опиумом.
Что чувствует человек в тот миг, когда его арестовывают? Первое
желание - выдернуть плечо из-под руки милиционера, освободиться и
крикнуть: "Вы с ума сошли? Да вы знаете, кто я?!". И тут же - руку в
карман пиджака, достаешь красную книжечку "Комсомольская правда", где
сверху еще значится золотыми буквами "ЦК ВЛКСМ", и все - человек меняется
в лице, любой милиционер берет под козырек. О, сила красной книжки! Она
открывает двери закрытых цековских буфетов и пляжей, начальственных
кабинетов, билетных касс, спецраспределителей, гостиниц, складов и даже -
женские сердца! Человек с красной книжкой - с хорошей цековской красной
книжкой - может все: пригласить девушку с Дом журналиста или в Дом кино на
закрытый просмотр зарубежного фильма, получить путевку в закрытый дом
отдыха, достать мясо в Елисеевском магазине, купить импортные шмотки в
сотой секции ГУМа, получить столик в любом ресторане, курить "Марлборо" и
пить "Скотч-виски" из редакционного буфета, нарушать правила вождения
автомобиля и даже послать к такой-то матери постового милиционера! Все
можно под прикрытием хорошей цековской красной книжки. Но в тот момент,
когда бакинский милиционер взял меня за локоть и сказал с акцентом: "Ви
арэстованы", я вдруг с ужасом понял, что спасительная красная книжка,
волшебная палочка-выручалочка, вместе со всеми документами, блокнотами
памирской командировки, электробритвой и еще какой-то мелочью осталась в
руках Ани Зияловой и ее брата, которых уже, как говорится, след простыл с
аэродрома. А я в затасканной ковбойке, нестиранных джинсах и грязных кедах
- сразу превратился в заурядную личность, в плебея.
Я оглянулся на багажное отделение.
- Послушайте, у меня там рюкзак в багаже... - пробовал я втолковать
милиционеру.
- Ладно, ладно, иди! - грубо толкнул он меня сторону дежурной
"раковой шейки" - закрытого, занавешенного милицейского микроавтобуса, в
котором возят задержанных и арестованных.
- Да подождите! - рванулся я. - Я - корреспондент из Москвы! Из
"Комсомольской правды"!
- Документы есть?
Документы в сумке, пропали. Но может быть, они их бросили...
- Пропали! - передразнил он. - На себя посмотри! Жулик ты, а не
корреспондент! Опиум возишь! Контрабандист! Давай, давай, лезь в машину,
меньше разговаривай!..
Да, без красной книжки, без редакционного удостоверения и паспорта я
вдруг почувствовал себя голым и безоружным, я сразу стал простым
человеком, никем и ничем. И когда он просто взашей, как ничто, как быдло,
толкнул меня в "раковую шейку", я вдруг остро почувствовал, как страшно,
как опасно быть простым человеком...
Но затем, через несколько минут, уже когда автобусик тронулся и через
решетку в крохотном заднем окне я увидел, что меня везут с аэродрома в
город, я успокоился и даже с интересом взглянул сам на себя. В конце
концов все выяснится, а пока - я попал в неплохое приключение. Прекрасная
тема для газетного очерка или репортажа. В голове тут же возникли варианты
газетных заголовков: "Гроб без покойника", "Летающие наркотики", "Репортаж
из тюремной камеры" - о, от такого материала вся редакция закачается, а в
"Литературке" или в "Известиях" лопнут от зависти!
Все-таки они идиоты, подумал я о милиции. Вместо того, чтобы
блокировать дороги и ловить Зиялова с его прекрасной сестрой (черт побери,
неужели она на пару с братом занимается перевозкой наркотиков?!), так вот,
вместо того, чтобы ловить Зиялова, перекрыть дороги, блокировать
железнодорожную станцию и морской порт, допросить грузчиков, изъять
багажные документы на этот гроб и так далее - вместо всех этих срочных
мер, доступных пониманию даже такого невежды в уголовных делах, как я, они
арестовали первого попавшегося человека, везут черт-те куда, теряют время.
Пропал мой рюкзак, впрочем, его-то, этот рюкзак, они, наверное, арестуют,
поскольку кому же его выдадут без багажной квитанции? Но вот сумка, сумка
с документами накрылась...
Да, так, арестантом, я еще не въезжал в Баку... Вот уже Черный город
- предместье Баку с низкокрышими домами, олеандрами вдоль улиц и
трамвайными путями. Сейчас будет Сабунчинский вокзал, тут рядом, в трех
кварталах, живет моя бабушка, хорошо, что я не дал телеграмму о приезде, а
то было бы сейчас паники в доме! Свернули направо - значит, везут в
городскую милицию как раз напротив моей школы на улице Кецховели.
Потрясающе! Гордость школы, выпускник 10-Б класса, работающий нынче в
Москве, в "Комсомольской правде", приезжает к воротам родной школы в
милицейском воронке, и его под конвоем ведут в городское управление
милиции, и дежурный капитан, малограмотный азербайджанец, заполняет первый
протокол задержания:
- Фамилия? Имя?
- Гарин Андрей.
- Где живешь?
- В Москве, - отвечаю, чуть передразнивая его акцент.
- В Москве живешь, а наркотики из Ташкента в Баку возишь! Что у нас
тут, своих наркотиков не хватает?
А он - ничего, с чувством юмора, этот капитан.
- А что у вас, много наркотиков? - спрашиваю.
Он смотрит на меня, пропускает вопрос мимо ушей, говорит лениво:   -
Документы.
- Документы на аэродроме остались, в сумке. Я просил милиционера
поискать... - я еще не выбрал, как себя вести: выдавать Зиялова или не
выдавать, все-таки школьный приятель и его сестра, в которую я втюрился с
первого взгляда, но с другой стороны - как я буду выкручиваться с этим
гробом, если не скажу, что его владелец - мой знакомый, зачем же я полез
тащить этот гроб?
Но пока я обдумывал, сразу мне требовать какое-нибудь начальство,
чтобы доказать, что я - это я, корреспондент всесоюзной газеты, или
наоборот потянуть резину, поиграться в арест, чтобы потом красочней
описать его в репортаже, все решилось само собой:
- Где работаешь? - спросил капитан.
- В "Комсомольской правде".
- Что такое - "в Комсомольской правде"? - не понял он. - Артель
такая?
- Газета! - психанул я. - Ты газеты читаешь?
Капитан встал, медленно, будто лениво, подошел ко мне и вдруг почти
без замаха коротким ударом врезал мне по уху так, что я не устоял на
ногах, упал на грязный, в окурках, пол дежурной комнаты. Как?! За что? По
какому праву? - оглушенный, держась за голову, я поднялся на ноги, а он
сказал, уже садясь на свое место:
- Еще раз скажешь мне "ты" - совсем голову оторву. Понял? В своей
Москве будешь наркотики продавать. Не у нас!
Теперь я молча смотрел на него, запоминая все:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48