Марджи ждет меня внизу. Мы собирались сегодня вечером с друзьями собраться у Рикардо.
Если бы он был моим сыном, я бы отлупил его. Однако она, с неожиданной для ее полноты грациозностью выскользнув из моих объятий, похлопала его по щеке и сказала:
– Ты молодец, что пришел с нами, Дэнни. Не беспокойся, твой папа обязательно выздоровеет.
Дэнни сжал обеими руками ее руку и, постаравшись придать своему голосу больше теплоты, произнес:
– Я знаю, мама, с ним будет все в порядке. Он старый крепкий боец. Им не удастся его сломить.
Она широко улыбнулась ему, и он, тоже улыбнувшись, махнул ей рукой и направился по коридору к лифту. Джим, казалось, выглядел обескураженным этой сценой. Даже два копа, охранявшие вход в операционную, переглянулись.
– Он хороший студент, – сказала она мне с улыбкой, ее лицо светилось гордостью и счастьем. – Он когда-нибудь станет известным адвокатом, мистер Геллер.
– Не сомневаюсь, миссис Рэйген.
– Я надеюсь, что его отец доживет до этих дней.
– Я тоже, миссис Рэйген. Я очень сожалею, что не сумел сегодня сделать свою работу как следует. Мне очень жаль, что я не смог предотвратить его ранение.
Она улыбнулась мне сочувственно и нежно похлопала по щеке – так, как только что похлопала своего сына. Ни он, ни я не заслужили этого.
Я показал ей и Джиму-младшему приготовленную в отдельном крыле больничную палату. Она села в кресло, Джим взгромоздился на письменный стол, и я рассказал им о мерах безопасности, которые я уже предпринял и еще только собирался предпринять, выразив надежду, что они воспользуются услугами своего семейного врача.
– Я уверен, что доктор Граф будет рад помочь, – сказал Джим-сын.
– Кроме того, доктор Снэйден тоже в городе, – торопливо произнесла миссис Рэйген, посмотрев на сына, который кивнул в подтверждение ее слов. – Он был нашим врачом в Майами на протяжении нескольких лет. – Она посмотрела на меня и зачем-то добавила: – У нас там есть свой дом.
– Как долго Снэйден собирается пробыть в городе?
– Он хочет найти себе работу где-нибудь в Калифорнии, – сказал Джим. – В Майами у него дела складывались не совсем удачно: некоторые из его пациентов перебрались на Западное побережье. Сам он оттуда, там у него есть дом. Он мне сказал, что пробудет в Чикаго несколько месяцев, улаживая свои дела.
– Прекрасно. Это удача. Если он и ваш второй врач будут работать вместе, это позволит нам держать под своим контролем процесс выздоровления мистера Рэйгена. Я хочу, чтобы в эту палату было допущено лишь строго ограниченное число доверенных лиц, включая медиков.
Миссис Рэйген благодарно улыбнулась мне; это была милая, хорошая улыбка, несмотря на обильный грим на ее лице.
– Мистер Геллер, – сказала она. – Я могу понять, почему моя племянница влюблена в вас.
Ее слова заставили меня покраснеть, наверное, впервые за последние десять лет.
– Да? Я об этом ничего не знаю, – сказал я.
– Так же, как и я, – произнес за моей спиной твердый и в то же время мелодичный голос.
Я повернулся и увидел Пегги Хоган, которая стояла в дверях. Ее фиалковые глаза были красными от слез, а подбородок подрагивал. На ней было темно-голубое платье в белый цветочек.
Она проскользнула мимо меня, подошла к своей тете и, положив ей руку на плечо, сказала несколько успокоительных слов; она также улыбнулась и кивнула Джиму. Затем она повернулась ко мне и сказала:
– Давай поговорим в холле.
Я последовал за ней. Мы прошли по коридору в холл. Там было несколько стульев и диванов. Но мы не стали садиться.
– Я очень сердита на тебя, – сказала она; ее нижняя губа дрогнула. – Ты обещал мне, что больше не будешь выполнять опасную работу. Ты говорил, что все это в прошлом.
– Так случилось, что... я был вынужден взяться за это задание.
– В тебя стреляют на улице, ты стреляешь в ответ!
– Ты, помнится, говорила, что жизнь не должна быть скучной.
– Я была глупой девчонкой. Меня привлекала опасность.
– Возможно, в этом и есть мой мужской шарм.
Она притянула меня к себе и крепко обняла.
– Нат, Нат, – повторяла она, всхлипывая. Боже, она плакала! Что это могло означать?
Она чуть отстранилась, продолжая обнимать меня, и взглянула мне в лицо. Веснушки на переносице придавали ее лицу детское выражение.
– Я очень испугалась за тебя, когда узнала обо всем этом.
– Как ты узнала?
– Луи Сапперстейн. Он позвонил.
– Зачем ему нужно было звонить тебе?
– Он звонил не мне, а тебе, но застал меня. Я ждала тебя. В отеле «Мориссон». У нас сегодня с тобой юбилей. Ты помнишь?
У нее были ключи от номера.
– О, черт возьми. У меня вылетело это из головы из-за всего этого...
– Ничего. Разреши мне обнять тебя. – И она снова обняла меня.
Я сильно прижал ее к себе. От нее исходил аромат. Это был не запах пудры. Это были духи «Шанель №5». Я их сам купил ей.
Я взглянул на нее:
– Пег, что хотел Луи?
– Он сказал, что нашел того парня, который тебе был нужен.
– Тендлара?
– Да, кажется. Кто он?
– Парень, который работает у меня. Вернее, работал. Что еще сказал Луи?
– Он сказал, что сидит на этом парне.
Я улыбнулся:
– Хорошо. Что еще?
– Он просил передать тебе, что этот парень чувствует себя не в своей тарелке и нуждается в специальном лекарстве. – Тут лицо Пегги выразило недоумение. – Еще он просил передать тебе, чтобы ты был готов накормить этого парня... здесь я не совсем поняла... Какой-то рыбой.
Я засмеялся. Мне было все понятно. Я собирался позвонить и вызвать в больницу кого-нибудь из своих людей вместо себя.
– Ты не собираешься находиться рядом с моим дядей? – спросила Пег.
– Я не могу это делать двадцать четыре часа в сутки, Пег... но я постараюсь, чтобы с ним ничего не случилось.
– Тебе это не удалось сегодня днем. Не так ли?
– Ты осуждаешь меня за это?
– Нет. – Она вновь прижалась ко мне. – Я чуть не умерла от страха, когда услышала... Я так волновалась за тебя, за дядю Джима. Он для меня много сделал, Нат.
– Кто я, по-твоему, отбивная печенка?
Она поцеловала меня. Страстно и продолжительно.
– Я не почувствовала вкуса отбивной печенки, – сказала она.
– Я тоже, – ответил я и поцеловал ее в ответ.
Она отступила на шаг, поправила платье и спросила:
– Это сделали те самые гангстеры? Да?
– Скорее всего.
– Что мы теперь будем делать?
– Я буду пытаться делать все, чтобы с твоим дядей больше ничего не случилось – в ближайшем будущем. А затем попробую убедить его продать свою фирму им.
Ее фиалковые глаза потемнели.
– Уступить им?
– Да, уступить. А что еще?
Она потрясла кулаком.
– Ты должен бороться с ними. Так же, как дядя Джим!
– Да, как дядя Джим, который после нескольких переливаний крови лежит в операционной с раздробленной ключицей и искалеченной рукой.
Она покачала головой:
– Я не верю, что это говоришь ты. Я уверена, что ты хочешь найти тех, кто стрелял в дядю Джима, кто пытался убить тебя! Разве ты не считаешь, что они должны быть отданы в руки правосудия?
– О каком правосудии ты говоришь? Они купили всех полицейских, во всяком случае большинство из них.
– Я не знаю... так не должно быть. Мы должны что-то предпринять.
– Тебе ничего не нужно предпринимать, все, что ты можешь, это оказать моральную поддержку своим родственникам. Я же буду делать свою работу, пытаться обеспечить безопасность твоего дяди.
Она, вздохнув, пожала плечами:
– Ты, наверное, прав.
– Но ты разочарована во мне.
– Нет. Совсем нет.
– А как насчет твоей просьбы, чтобы я не брался за опасную работу?
– Здесь другое дело. Здесь личное. Здесь речь идет о нашей семье.
– Все это разговоры.
– Я лишь хочу от тебя... мы... неужели мы не сможем ничего предпринять?!
– Я же не Гэри Купер, милая. Да и кто может сказать про себя, что он Гэри Купер?
– Гэри Купер, – сказала она, слегка надув губы.
– Я так не думаю, – сказал я. – Мне кажется, его настоящее имя Фрэнк.
Это вызвало у нее улыбку; она приблизилась ко мне и снова обняла. Тут к нам подошел Джим.
– Папа уже в своей палате, – сказал он. Его лицо было бледным. Видимо, на него сильно подействовал вид израненного отца. – Он очнулся и хочет видеть мистера Геллера.
Я отправился туда. Маленькая комната была заполнена людьми. Эллен Рэйген стояла у кровати, держа левую руку своего мужа, в то время как ему в вену вливали раствор плазмы, пытаясь таким образом вдохнуть жизнь в этого маленького бледного ирландца. Эту процедуру выполняла медсестра, в то время как врач что-то писал, сидя за письменным столом. Он взглянул на нас и сказал:
– Попрошу всех выйти, включая миссис Рэйген. Мы сейчас будем давать пациенту кислород.
– Дайте мне одну минуту, доктор, чтобы переговорить со своим другом, – сказал Джим, слегка кивнув мне головой.
– Минуту, не больше, – сказал врач, выходя вместе со всеми из палаты, где остались медсестра и мы с Джимом.
– На этот раз они попытались убить меня, дружище, – сказал он. И я впервые за многие годы увидел в его глазах страх. – Я, видимо, конченый человек.
– Нет, совсем нет, – сказал я и кратко рассказал ему о предпринятых мною мерах предосторожности.
Он улыбался, прищурив глаза, пока я посвящал его в свои планы.
– Ты сможешь защитить мою семью? – спросил он.
– Можешь в этом не сомневаться. Я привлеку всех своих людей для этого.
– Храни тебя Бог, храни тебя Бог.
– Что это за заявление, переданное тобой в прокуратуру штата?
– Я думал, что оно послужит предупреждением этим негодяям.
– Не думаю, что это сработает, Джим.
– Должно, должно. Они знают, что я дал письменное показание под присягой.
– Письменное показание?
– Я дал одну копию Серителле! Остальные находятся у меня в сейфе.
– О чем там идет речь, Джим?
Он улыбнулся своей скупой улыбкой:
– Обо всем. Я назвал все имена, дружище. Все грязные делишки, о которых я так или иначе знаю. А я знаю не так уж мало. Эти показания своего рода мой страховой полис.
– Тем не менее это не сработало.
Он мрачно посмотрел на меня:
– Вот этого-то я и не могу понять... Если я умру, если они прикончат меня здесь, на больничной кровати, эти бумаги будут отправлены федеральным властям!
– О'кей, Джим, о'кей. Но пока не говори об этом никому – ни газетчикам, ни особенно полицейским.
– Я же сказал, «федеральным властям». Не так ли?
– Да, и я думаю, для этого настанет подходящее время. Коп, который собирается вести это расследование, один из самых честнейших – Билл Друри, – и он ненавидит Гузика, возможно, даже больше, чем ты. Он наш союзник. Однако он один против всех. Когда будешь иметь с ним дело, помни, что ему приходится действовать во враждебном окружении в своей собственной организации.
– Значит, ты думаешь, я должен посвятить во все это и Друри?
– Думаю, да. А когда ты немного окрепнешь, мы найдем кого-нибудь и на федеральном уровне.
– Ты знаешь, им все равно не удастся сломить меня, Нат. Я не уступлю.
– Расслабься, Джим.
– Если они убьют меня, мои компаньоны, моя семья продолжат мой бизнес. Они могут убить еще кого-нибудь, но все равно в моей организации найдутся парни, которые продолжат борьбу. Я не раз говорил своим сыновьям: если мы будем стоять плечом к плечу, они не смогут одолеть нас.
– О'кей, Джим. Ты не возражаешь, если мы поговорим об этом позже?
– Ты знаешь, что они мне сказали, Нат?
– Нет. Что они сказали?
– Что первая сотня лет всегда самая трудная. – И этот шестидесятипятилетний сукин сын подмигнул мне.
Глава 5
Один из детективов моего агентства по фамилии О'Тул появился чуть позже девяти вечера, чтобы подменить меня. О'Тул, худой, высокий мужчина, был чуть старше меня. В начале 80-х годов я работал вместе с ним в отделе полиции по борьбе с кражами. Я доверял ему.
Я оставил Пегги с ее тетей, спустился на первый этаж главного здания и вышел на улицу. Стоял необычный для второй половины июня прохладный вечер. Слева от меня была статуя самого Майкла Риза, приземистого человека с усами, о котором я не имел ни малейшего представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Если бы он был моим сыном, я бы отлупил его. Однако она, с неожиданной для ее полноты грациозностью выскользнув из моих объятий, похлопала его по щеке и сказала:
– Ты молодец, что пришел с нами, Дэнни. Не беспокойся, твой папа обязательно выздоровеет.
Дэнни сжал обеими руками ее руку и, постаравшись придать своему голосу больше теплоты, произнес:
– Я знаю, мама, с ним будет все в порядке. Он старый крепкий боец. Им не удастся его сломить.
Она широко улыбнулась ему, и он, тоже улыбнувшись, махнул ей рукой и направился по коридору к лифту. Джим, казалось, выглядел обескураженным этой сценой. Даже два копа, охранявшие вход в операционную, переглянулись.
– Он хороший студент, – сказала она мне с улыбкой, ее лицо светилось гордостью и счастьем. – Он когда-нибудь станет известным адвокатом, мистер Геллер.
– Не сомневаюсь, миссис Рэйген.
– Я надеюсь, что его отец доживет до этих дней.
– Я тоже, миссис Рэйген. Я очень сожалею, что не сумел сегодня сделать свою работу как следует. Мне очень жаль, что я не смог предотвратить его ранение.
Она улыбнулась мне сочувственно и нежно похлопала по щеке – так, как только что похлопала своего сына. Ни он, ни я не заслужили этого.
Я показал ей и Джиму-младшему приготовленную в отдельном крыле больничную палату. Она села в кресло, Джим взгромоздился на письменный стол, и я рассказал им о мерах безопасности, которые я уже предпринял и еще только собирался предпринять, выразив надежду, что они воспользуются услугами своего семейного врача.
– Я уверен, что доктор Граф будет рад помочь, – сказал Джим-сын.
– Кроме того, доктор Снэйден тоже в городе, – торопливо произнесла миссис Рэйген, посмотрев на сына, который кивнул в подтверждение ее слов. – Он был нашим врачом в Майами на протяжении нескольких лет. – Она посмотрела на меня и зачем-то добавила: – У нас там есть свой дом.
– Как долго Снэйден собирается пробыть в городе?
– Он хочет найти себе работу где-нибудь в Калифорнии, – сказал Джим. – В Майами у него дела складывались не совсем удачно: некоторые из его пациентов перебрались на Западное побережье. Сам он оттуда, там у него есть дом. Он мне сказал, что пробудет в Чикаго несколько месяцев, улаживая свои дела.
– Прекрасно. Это удача. Если он и ваш второй врач будут работать вместе, это позволит нам держать под своим контролем процесс выздоровления мистера Рэйгена. Я хочу, чтобы в эту палату было допущено лишь строго ограниченное число доверенных лиц, включая медиков.
Миссис Рэйген благодарно улыбнулась мне; это была милая, хорошая улыбка, несмотря на обильный грим на ее лице.
– Мистер Геллер, – сказала она. – Я могу понять, почему моя племянница влюблена в вас.
Ее слова заставили меня покраснеть, наверное, впервые за последние десять лет.
– Да? Я об этом ничего не знаю, – сказал я.
– Так же, как и я, – произнес за моей спиной твердый и в то же время мелодичный голос.
Я повернулся и увидел Пегги Хоган, которая стояла в дверях. Ее фиалковые глаза были красными от слез, а подбородок подрагивал. На ней было темно-голубое платье в белый цветочек.
Она проскользнула мимо меня, подошла к своей тете и, положив ей руку на плечо, сказала несколько успокоительных слов; она также улыбнулась и кивнула Джиму. Затем она повернулась ко мне и сказала:
– Давай поговорим в холле.
Я последовал за ней. Мы прошли по коридору в холл. Там было несколько стульев и диванов. Но мы не стали садиться.
– Я очень сердита на тебя, – сказала она; ее нижняя губа дрогнула. – Ты обещал мне, что больше не будешь выполнять опасную работу. Ты говорил, что все это в прошлом.
– Так случилось, что... я был вынужден взяться за это задание.
– В тебя стреляют на улице, ты стреляешь в ответ!
– Ты, помнится, говорила, что жизнь не должна быть скучной.
– Я была глупой девчонкой. Меня привлекала опасность.
– Возможно, в этом и есть мой мужской шарм.
Она притянула меня к себе и крепко обняла.
– Нат, Нат, – повторяла она, всхлипывая. Боже, она плакала! Что это могло означать?
Она чуть отстранилась, продолжая обнимать меня, и взглянула мне в лицо. Веснушки на переносице придавали ее лицу детское выражение.
– Я очень испугалась за тебя, когда узнала обо всем этом.
– Как ты узнала?
– Луи Сапперстейн. Он позвонил.
– Зачем ему нужно было звонить тебе?
– Он звонил не мне, а тебе, но застал меня. Я ждала тебя. В отеле «Мориссон». У нас сегодня с тобой юбилей. Ты помнишь?
У нее были ключи от номера.
– О, черт возьми. У меня вылетело это из головы из-за всего этого...
– Ничего. Разреши мне обнять тебя. – И она снова обняла меня.
Я сильно прижал ее к себе. От нее исходил аромат. Это был не запах пудры. Это были духи «Шанель №5». Я их сам купил ей.
Я взглянул на нее:
– Пег, что хотел Луи?
– Он сказал, что нашел того парня, который тебе был нужен.
– Тендлара?
– Да, кажется. Кто он?
– Парень, который работает у меня. Вернее, работал. Что еще сказал Луи?
– Он сказал, что сидит на этом парне.
Я улыбнулся:
– Хорошо. Что еще?
– Он просил передать тебе, что этот парень чувствует себя не в своей тарелке и нуждается в специальном лекарстве. – Тут лицо Пегги выразило недоумение. – Еще он просил передать тебе, чтобы ты был готов накормить этого парня... здесь я не совсем поняла... Какой-то рыбой.
Я засмеялся. Мне было все понятно. Я собирался позвонить и вызвать в больницу кого-нибудь из своих людей вместо себя.
– Ты не собираешься находиться рядом с моим дядей? – спросила Пег.
– Я не могу это делать двадцать четыре часа в сутки, Пег... но я постараюсь, чтобы с ним ничего не случилось.
– Тебе это не удалось сегодня днем. Не так ли?
– Ты осуждаешь меня за это?
– Нет. – Она вновь прижалась ко мне. – Я чуть не умерла от страха, когда услышала... Я так волновалась за тебя, за дядю Джима. Он для меня много сделал, Нат.
– Кто я, по-твоему, отбивная печенка?
Она поцеловала меня. Страстно и продолжительно.
– Я не почувствовала вкуса отбивной печенки, – сказала она.
– Я тоже, – ответил я и поцеловал ее в ответ.
Она отступила на шаг, поправила платье и спросила:
– Это сделали те самые гангстеры? Да?
– Скорее всего.
– Что мы теперь будем делать?
– Я буду пытаться делать все, чтобы с твоим дядей больше ничего не случилось – в ближайшем будущем. А затем попробую убедить его продать свою фирму им.
Ее фиалковые глаза потемнели.
– Уступить им?
– Да, уступить. А что еще?
Она потрясла кулаком.
– Ты должен бороться с ними. Так же, как дядя Джим!
– Да, как дядя Джим, который после нескольких переливаний крови лежит в операционной с раздробленной ключицей и искалеченной рукой.
Она покачала головой:
– Я не верю, что это говоришь ты. Я уверена, что ты хочешь найти тех, кто стрелял в дядю Джима, кто пытался убить тебя! Разве ты не считаешь, что они должны быть отданы в руки правосудия?
– О каком правосудии ты говоришь? Они купили всех полицейских, во всяком случае большинство из них.
– Я не знаю... так не должно быть. Мы должны что-то предпринять.
– Тебе ничего не нужно предпринимать, все, что ты можешь, это оказать моральную поддержку своим родственникам. Я же буду делать свою работу, пытаться обеспечить безопасность твоего дяди.
Она, вздохнув, пожала плечами:
– Ты, наверное, прав.
– Но ты разочарована во мне.
– Нет. Совсем нет.
– А как насчет твоей просьбы, чтобы я не брался за опасную работу?
– Здесь другое дело. Здесь личное. Здесь речь идет о нашей семье.
– Все это разговоры.
– Я лишь хочу от тебя... мы... неужели мы не сможем ничего предпринять?!
– Я же не Гэри Купер, милая. Да и кто может сказать про себя, что он Гэри Купер?
– Гэри Купер, – сказала она, слегка надув губы.
– Я так не думаю, – сказал я. – Мне кажется, его настоящее имя Фрэнк.
Это вызвало у нее улыбку; она приблизилась ко мне и снова обняла. Тут к нам подошел Джим.
– Папа уже в своей палате, – сказал он. Его лицо было бледным. Видимо, на него сильно подействовал вид израненного отца. – Он очнулся и хочет видеть мистера Геллера.
Я отправился туда. Маленькая комната была заполнена людьми. Эллен Рэйген стояла у кровати, держа левую руку своего мужа, в то время как ему в вену вливали раствор плазмы, пытаясь таким образом вдохнуть жизнь в этого маленького бледного ирландца. Эту процедуру выполняла медсестра, в то время как врач что-то писал, сидя за письменным столом. Он взглянул на нас и сказал:
– Попрошу всех выйти, включая миссис Рэйген. Мы сейчас будем давать пациенту кислород.
– Дайте мне одну минуту, доктор, чтобы переговорить со своим другом, – сказал Джим, слегка кивнув мне головой.
– Минуту, не больше, – сказал врач, выходя вместе со всеми из палаты, где остались медсестра и мы с Джимом.
– На этот раз они попытались убить меня, дружище, – сказал он. И я впервые за многие годы увидел в его глазах страх. – Я, видимо, конченый человек.
– Нет, совсем нет, – сказал я и кратко рассказал ему о предпринятых мною мерах предосторожности.
Он улыбался, прищурив глаза, пока я посвящал его в свои планы.
– Ты сможешь защитить мою семью? – спросил он.
– Можешь в этом не сомневаться. Я привлеку всех своих людей для этого.
– Храни тебя Бог, храни тебя Бог.
– Что это за заявление, переданное тобой в прокуратуру штата?
– Я думал, что оно послужит предупреждением этим негодяям.
– Не думаю, что это сработает, Джим.
– Должно, должно. Они знают, что я дал письменное показание под присягой.
– Письменное показание?
– Я дал одну копию Серителле! Остальные находятся у меня в сейфе.
– О чем там идет речь, Джим?
Он улыбнулся своей скупой улыбкой:
– Обо всем. Я назвал все имена, дружище. Все грязные делишки, о которых я так или иначе знаю. А я знаю не так уж мало. Эти показания своего рода мой страховой полис.
– Тем не менее это не сработало.
Он мрачно посмотрел на меня:
– Вот этого-то я и не могу понять... Если я умру, если они прикончат меня здесь, на больничной кровати, эти бумаги будут отправлены федеральным властям!
– О'кей, Джим, о'кей. Но пока не говори об этом никому – ни газетчикам, ни особенно полицейским.
– Я же сказал, «федеральным властям». Не так ли?
– Да, и я думаю, для этого настанет подходящее время. Коп, который собирается вести это расследование, один из самых честнейших – Билл Друри, – и он ненавидит Гузика, возможно, даже больше, чем ты. Он наш союзник. Однако он один против всех. Когда будешь иметь с ним дело, помни, что ему приходится действовать во враждебном окружении в своей собственной организации.
– Значит, ты думаешь, я должен посвятить во все это и Друри?
– Думаю, да. А когда ты немного окрепнешь, мы найдем кого-нибудь и на федеральном уровне.
– Ты знаешь, им все равно не удастся сломить меня, Нат. Я не уступлю.
– Расслабься, Джим.
– Если они убьют меня, мои компаньоны, моя семья продолжат мой бизнес. Они могут убить еще кого-нибудь, но все равно в моей организации найдутся парни, которые продолжат борьбу. Я не раз говорил своим сыновьям: если мы будем стоять плечом к плечу, они не смогут одолеть нас.
– О'кей, Джим. Ты не возражаешь, если мы поговорим об этом позже?
– Ты знаешь, что они мне сказали, Нат?
– Нет. Что они сказали?
– Что первая сотня лет всегда самая трудная. – И этот шестидесятипятилетний сукин сын подмигнул мне.
Глава 5
Один из детективов моего агентства по фамилии О'Тул появился чуть позже девяти вечера, чтобы подменить меня. О'Тул, худой, высокий мужчина, был чуть старше меня. В начале 80-х годов я работал вместе с ним в отделе полиции по борьбе с кражами. Я доверял ему.
Я оставил Пегги с ее тетей, спустился на первый этаж главного здания и вышел на улицу. Стоял необычный для второй половины июня прохладный вечер. Слева от меня была статуя самого Майкла Риза, приземистого человека с усами, о котором я не имел ни малейшего представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45