Каждый день я бывал в Мейер Хаус, где находился Рэйген; круглосуточное дежурство я поручил О'Тулу и Пелитеру, которых иногда подменял Сапперстейн. Полиция постоянно держала там трех своих людей. Один коп патрулировал Лейк-Парк-авеню, второй охранял выход у пожарной лестницы, а третий находился вместе с моими людьми в коридоре. Мы вполне ладили с этими копами, так как сами в свое время служили в чикагской полиции. Однако это, конечно, не значило, что мы им всецело доверяли. Запасной выход имел площадки на каждом этаже Мейер Хауса: это были своего рода небольшие балконы, обсаженные цветами и другими декоративными растениями. Во вторник утром я заметил каких-то людей в светло-зеленых полосатых пижамах, которые околачивались на балконах.
– Что, черт побери, это значит? – спросил я дежурившего там полицейского. – Почему здесь болтаются посторонние?
– Да что с них взять, с этих несчастных придурков? – ответил коп.
Как выяснилось, это были пациенты психиатрического отделения. Первый этаж больницы Майкл Риз был отдан под психиатрическое отделение в 1939 году. Некоторым его пациентам разрешалось прогуливаться в огороженном дворе Мейер Хауса, где они сидели в шезлонгах или ходили вдоль забора, за которым пролегала Лейк-Парк-авеню. Большинство из них были совершенно невменяемы.
Я был с этим немного знаком: во время войны мне самому какое-то время пришлось провести в психиатрическом отделении военного госпиталя.
– Ладно, пускай они себе гуляют, – сказал я. – Но если ты увидишь кого-нибудь постороннего на балконах – сразу гони его оттуда, а на балконе этого этажа вообще никого не должно быть, пусть это будет хоть сам Фрейд или его любимый пациент. Иначе я тебя тут же сдам Друри.
– О'кей, мистер Геллер.
С Друри я разговаривал каждый день, интересуясь, как продвигается расследование. Выяснилось, что зеленый грузовик был угнан в марте. ФБР прислало своих людей, чтобы снять отпечатки пальцев, но результатов это пока никаких не дало. Так же ничего не удалось узнать о сером «седане» с номерами штата Индиана. Очевидцы не могли запомнить, какие на нем были цифры. «Пит-Двухстволка» сумел отыскать еще одного свидетеля – парнишку, торговавшего газетами (возможно, как раз того, у которого я покупал газеты, чтобы обмотать Рэйгену раненую руку). Друри приезжал в Бронзевилль, чтобы побеседовать с этим парнишкой, и остался весьма доволен. В начале следующей недели все четверо должны были отправиться в центральный полицейский участок, чтобы опознать подозреваемых на фотографиях.
Без особого успеха завершилась для Друри попытка фронтальной атаки на Синдикат. Гузик, Серителла и другие были отпущены на все четыре стороны после серии допросов. Серителла, правда, был в сильном замешательстве после того, как Друри в понедельник в полночь, взяв несколько десятков полицейских, окружил его дом. Это событие получило большой резонанс в прессе, назвавшей его, бывшего сенатора, члена городского комитета Республиканской партии, другом гангстеров, кем он и был на самом деле.
Впрочем, в отличие от Гузика, он согласился пройти тест на детекторе лжи, твердо заявив, что не причастен к покушению на Рэйгена.
В это же время мэр города Келли распорядился применить суровые меры против местных дельцов игорного бизнеса, в первую очередь против букмекеров. Шеф полиции назвал эту кампанию «сильнейшим ударом по игорному бизнесу» в городе. Я был готов поручиться, что эта акция продлится неделю, максимум две.
Семья Рэйгенов в течение всего этого времени в полном составе, включая трех замужних дочерей, навещала больного. Правда, миссис Рэйген начиная со среды вынуждена была прекратить свои визиты к мужу: она слегла с гипертоническим кризом во вторник вечером после звонка неизвестного, который сказал: «Передай своему старику, чтобы он заканчивал со своим бизнесом, иначе увидишь его в гробу». Врач запретил Эллен вставать с постели и отвечать на телефонные звонки.
Пегги перестала ходить в офис и находилась рядом с тетей, выполняя роль сиделки. Нам удалось поговорить всего лишь несколько раз, да и то в основном по телефону, хотя сегодня, в субботу, у нас была юбилейная дата.
Джим Рэйген-младший в отсутствие отца взял дела фирмы в свои руки, но все равно находил время ежедневно бывать в больнице.
Он по-прежнему тяжело переносил случившееся, но старался в присутствии отца не показывать виду; тот наверняка бы не одобрил подобного малодушия. Медицинский персонал Майкл Риз, так же как и два семейных врача Рэйгенов, помогали мне не пускать посторонних в палату к больному. В местном отделении ФБР мы заявили, что будем держать с ним связь, предупредив, чтобы они нам не звонили и что мы позвоним сами, когда будет необходимо.
Все эти дни Джеймсу Рэйгену давали сильные успокоительные средства, а также кислород, и он в основном находился в состоянии сна. Наконец в пятницу врачи сочли его состояние вполне удовлетворительным, чтобы начать трехчасовую операцию, в ходе которой они одну за другой извлекли пули из его правой руки и плеча.
В пятницу объявился Мики Мак Брайд. Артур Мики Мак Брайд был в свое время партнером Джима Рэйгена в «Континентэл Пресс», а сейчас работал в кливленлдском филиале этой фирмы.
Я никогда раньше не встречался с ним, он же, по его словам, много слышал обо мне от Джима.
– Джим очень высокого мнения о вас, – сказал он, тряся мне руку.
Он был очень маленького роста, может быть, чуть выше известного актера-карлика Мики Руни. У него было круглое лицо с мешками под глазами и светло-каштановые седеющие волосы. Он носил затемненные очки. Этот ирландец чем-то походил на Гузика, но выглядел моложе его. Видно, он любил хорошо одеваться: на нем был золотисто-коричневый в «елочку» костюм и красный галстук-бабочка.
– Он мне также рассказывал о вас, – сказал я, вежливо улыбаясь ему.
Джиму Мики Мак Брайд нравился, но я интуитивно почувствовал к нему неприязнь. Он был чересчур приветлив для человека, с которым мы совершенно не были знакомы.
– Вы приятель Несса, не так ли?
– Да, – ответил я.
Он махнул рукой в сторону Кливленда:
– Это делает ему честь. Думаю, что он меня недолюбливает. – Мики широко улыбнулся, округлив свои толстые щеки: он был похож в этот момент на старенького гнома. – Ему не нравится, что я получаю законный доход от игорного бизнеса. Сам он, кажется, сейчас тоже открыл какое-то свое дело.
– Думаю, вы не совсем в курсе того, чем он занимается в настоящее время.
– Возможно, возможно. – Он поцокал языком. – Ужасно, что произошло с Джимом, ужасно. Смогу я с ним сегодня поговорить?
– Я не знаю. Ему сейчас делают еще одну операцию.
– Он смелый парень. Выступить против Гузика и его компании!
– Что вы думаете по этому поводу?
– Должен ли он продать фирму или нет? Я не могу советовать Джиму в этом деле. Свою долю в «Континентэле» я продал несколько лет назад.
– Ваш сын, кажется, управляет филиалом фирмы в Кливленде?
– Да.
– Но он не полностью отдается бизнесу?
– Он сейчас студент колледжа, мистер Геллер. Юридический факультет в университете в Майами. Но в будущем ему надо будет думать о том, чем заняться.
– Вы действительно хотите, чтобы ваш сын и дальше оставался в бизнесе, связанном с информацией о скачках и бегах, после всего, что произошло с Джимом?
– Мистер Геллер, служба информации о бегах и скачках существует почти шестьдесят лет. За все это время Джим – первый, кого попытались убрать, да и то неудачно. Судя по всему, с ним будет все о'кей. Зато я знаю десятки адвокатов, которые были убиты за последние сорок лет. Черт возьми, моего парня может убить кирпич, упавший с крыши. Жизнь – это игра случая, мой друг.
– Все верно. Но вы, мистер Мак Брайд, кажется, не хотите участвовать в этой игре, если говорить о том, чем занимается Джим.
– Зовите меня Мики. Это дело Джима, мистер Геллер. Я не босс, не владелец фирмы. Если Джим хочет противостоять Джейку Гузику, то, значит, он сильнее меня.
– А почему бы вам не посоветовать ему продать фирму?
– Я думаю, вы знаете Джима, мистер Геллер, – сказал Мак Брайд, и его улыбка стала неприятной и отталкивающей – такой, какую я и ожидал от него в конце концов увидеть. – Вы думаете, этот упрямый ирландец будет слушать меня только потому, что я его обучил всем азам его бизнеса? Если вы позволите, я пойду выкурю сигару. Ненавижу эти больничные запахи. А вы? – И Мак Брайд, повернувшись, пошел по коридору.
Позже в этот день он разговаривал с Джимом. Но я не знаю, о чем они говорили. Что касается меня, то я с понедельника мало виделся с Джимом. А в те минуты, когда мне удавалось перекинуться с ним парой слов, речь в основном шла о том, какие меры я предпринимаю для его безопасности. Врачи советовали не очень тревожить его, и я считал, что еще рано сообщать ему о предложении Гузика.
Утром в субботу я выехал из офиса на нашей служебной машине. Сначала я двигался по Стейт-стрит, а затем свернул на боковые улицы, иначе я бы не пробился через многолюдную толпу участников негритянского фестиваля Бад Билликенс, которые начинали собираться на 29-й улице, откуда должно было начаться праздничное шествие. Бад Билликенс был мифическим героем, выдуманным журналистами негритянской газеты «Чикаго Дефендер» – чем-то вроде чернокожего Санта-Клауса. Сегодня как раз должна была состояться праздничная процессия, на которой обычно присутствовало чуть ли не все черное население Чикаго.
Я прибыл в больницу в восемь часов, сменив осоловевшего Уолта Пелитера, который был на дежурстве с полуночи, и впервые встретил доктора Снэйдена. Он был семейным врачом Рэйгенов в Майами, а сейчас находился в Чикаго. Вместе с нынешним семейным врачом Рэйгенов – доктором Графом – он занимался сейчас лечением Джима.
Это был худой, загорелый мужчина лет сорока пяти в очках с толстыми стеклами, которые неестественно увеличивали его глаза.
– Не знаю, как нам до сих пор не удалось встретиться, – сказал я, пожимая ему руку. – Я проводил здесь почти все вечера.
– А я бываю здесь в основном днем, – сказал он, слегка улыбнувшись. Он был похож на человека, который не часто улыбается.
– Вы знаете, у меня такое ощущение, что мы с вами где-то раньше встречались.
– Мы встречались очень давно, мистер Геллер, в Майами.
Я щелкнул пальцами.
– Вы были одним из врачей Сермака?
– Все верно, – сказал он. – Я был личным врачом мэра Сермака в Майами. Жалею, что не смог сделать для него больше.
– Пути Господни неисповедимы. Как, по-вашему, идут дела у Джима? Он пожал плечами:
– Трудно сказать. Вчера он хорошо перенес операцию. Он будет владеть правой рукой лучше, чем можно было ожидать. Однако ему предстоит еще несколько операций по пересадке кожи. Я думаю, Джиму придется провести здесь как минимум несколько месяцев.
Это означало, что детективному агентству А-1 предстояли еще долгие дни круглосуточных дежурств. С другой стороны, Джим был миллионером, и на счет агентства исправно поступали деньги.
– Вы думаете, он сегодня достаточно хорошо себя чувствует, чтобы я смог с ним поговорить?
– Он сейчас сидит на кровати и пьет сок. Я думаю, он будет рад видеть вас, мистер Геллер.
– Спасибо, доктор. Я желаю, чтобы с Джимом у вас все прошло удачнее, чем с покойным мэром.
– Я постараюсь, – сказал он, усмехнувшись. – С другой стороны, насколько я помню, вы были телохранителем мэра Сермака. Скажите, все ваши клиенты в конце концов получают пулевые ранения, как в нашем случае?
– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал я с понимающей улыбкой и вошел в палату.
Джим на самом деле сидел на кровати, потягивая через пластиковую трубочку апельсиновый сок. Он выглядел несколько осунувшимся, но на его щеках уже играл слабый румянец. Я подумал, что это результат нескольких переливаний крови, которые ему сделали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45