– Я чувствую себя сегодня на миллион баксов, Нат, – сказал он.
– Которые зеленые и сморщенные?
– Так говорили, когда я еще был мальчишкой, – сказал он с улыбкой, отставляя стакан.
– Да, и так будут говорить после нас. – Я пододвинул к себе стул. – Ты подумал еще раз относительно возможной продажи?
– Да.
– И какова твоя позиция?
– Прежняя.
– У меня была небольшая беседа с Гузиком.
Он прищурил глаза:
– Когда?
– В понедельник вечером, – сказал я. – Это была не моя инициатива – он послал за мной.
Я пересказал ему свой разговор с Гузиком, включая его утверждение, что покушение устроил Сигел и что он, Гузик, готов выложить двести тысяч долларов, если Джим захочет продать фирму. Я не стал, по определенной причине, говорить ему, что получил пятьсот зеленых лишь за согласие передать ему эту информацию.
– Двести тысяч – да это ж курам на смех, – сказал Джим, криво усмехнувшись.
– Действительно?
– Мой бизнес приносит ежегодно два миллиона дохода.
– Это в случае, если ты жив, – сказал я, стараясь не показать, насколько меня поразила названная им цифра, и пытаясь подсчитать, каков же его ежедневный доход.
– Почему бы тебе не назвать Гузику реальную цену? Ту, вокруг которой можно вести деловой разговор?
– Ты на чьей стороне?
– Главным образом на своей. Потом на твоей. Но уж никак не на стороне Гузика.
Джим засмеялся:
– По меньшей мере, ты хоть честный парень.
– Только никому не рассказывай об этом. Это плохо скажется на моем бизнесе.
– Как ты думаешь, «Грязный Палец» говорил правду? Ты можешь поверить тому, что это, – он показал здоровой левой рукой на свою перебинтованную правую, – результат работы этого сумасшедшего еврея?
– Сигела? Вполне. Это возможно.
– Ты разбираешься с этим?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты пытаешься выяснить, кто это сделал?
– По большему счету, нет. Я главным образом пытаюсь сделать все, чтобы ты остался жив. Я сотрудничаю с Друри, который делает все, чтобы найти наемных убийц.
– Ты думаешь, ему удастся завершить это дело?
– Кое-что уже сделано.
И я рассказал ему о моем визите в Бронзевилль и о свидетелях, которых «Пит-Двухстволка» нашел для Друри.
– Если стрелявшие являются парнями из Синдиката, – сказал Джим едва ли не торжествующе, – это станет доказательством того, что за всем этим стоит Гузик.
– Совсем не обязательно. В этом городе найдется достаточно людей, которые время от времени, так сказать, выполняют «отдельные» поручения Гузика.
– Тогда, если эти головорезы не из Чикаго, то, значит, за ними стоит не Гузик, а Сигел.
– Опять не совсем так. Фрэнк Нитти обычно нанимал для своих мокрых дел мастеров за пределами города – чтобы спутать карты.
– К черту все это, Нат! – Он ударил по кровати своей здоровой рукой. – У тебя есть какие-нибудь хорошие новости?
– Успокойся, Джим. Хорошая новость – это то, что ты жив. Хорошая новость, что Гузик хочет торговаться с тобой, а не убивать тебя.
– Это он так говорит.
– Нет, это его способ действия. Ты имеешь дело не с Риккой, Кампаной или Аккардо. Любимое оружие Гузика – деньги.
– Как я могу говорить о бизнесе с человеком, который пытался меня укокошить?
– Ты же не знаешь, что это подстроил именно он.
– Я не знаю, что именно он этого не делал. Выясни это.
– Что?
– Я хочу знать, кто за этим стоит? Работай вместе с Друри. Но веди и свое собственное расследование. У тебя есть свои контакты, связи. Выясни, кто – Гузик или Сигел – пытался меня убрать. Я заплачу тебе хорошие деньги.
– Я люблю, когда мне платят хорошие деньги. Но мне не нравится подобная работа. Джим, у меня есть шанс выйти сухим из воды, будучи твоим телохранителем. Но если я суну нос в дела Синдиката, я могу получить пулю в лоб.
На его скулах заходили желваки.
– Ты говорил, что считаешь лучшим для меня продать фирму. Хорошо, я всерьез об этом подумаю. Но я пойду на сделку лишь в том случае, если покушение на меня устроил полоумный ублюдок Сигел. Как я смогу доверять Гузику, если это его рук дело?
– Какая разница, кто из них нанял убийц? Гузик настроен сторговаться с тобой. Возможно, эти твои показания под присягой, эти твои так называемые «страховые полисы» сыграли свою роль.
Джим потер подбородок.
– Это может объяснить ситуацию. Сигела эти показания мало волнуют, там о его делишках ничего нет.
– Верно. И если Сигел – тот, кто хотел убрать тебя, то, продав свое дело Гузику, ты избавляешься от Сигела. У него не будет причины желать твоей смерти, каким бы сумасшедшим он ни был.
– К черту, Нат! Выясни это! Узнай, кто из этих ублюдков пытался меня убить. Пытался убить нас!
Я поднялся:
– Джим, своими разговорами я лишь огорчаю тебя. Я думаю, мне лучше уйти. Если я тебе понадоблюсь, я буду за дверью до полудня. Затем меня сменит мой человек.
Он смотрел на меня умоляющим взглядом. Такими же были и его слова:
– Нат... возьмись за это. В городе, в стране не найдется частного детектива, который бы знал этих ублюдков из Синдиката лучше, чем ты. Ты единственный, кто способен выполнить эту работу, дружище...
– Джим – ты мой друг и, более того, ты – мой клиент, и я делаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твою безопасность. На этом мои функции исчерпываются.
И я вышел из палаты. Даже будучи раненым, этот чертов ирландец мог взять измором кого угодно.
Я прошел в холл, где мы разговаривали с Пегги в прошлый понедельник, «стрельнул» сигарету у проходящего врача и закурил. Вообще-то я не курил. Вернувшись со службы на флоте, я бросил эту привычку, но время от времени у меня возникало сильное желание выкурить сигарету. Особенно в эти сумасшедшие дни.
Когда я встал, притушив сигарету, и уже собирался отправиться обратно к дверям палаты Гэйгена, ко мне подошел санитар, чернокожий парень лет двадцати.
– Вы один из тех детективов, которые охраняют мистера Рэйгена? – спросил он.
Я сказал ему, что да, я один из них.
– Я думаю, мне следует вам кое о чем рассказать.
– Давай, выкладывай, раз ты так думаешь. Он слегка откашлялся:
– О'кей. Вчера после работы мы играли в мяч недалеко от больницы, на Вентворт-авеню. Мы играли в софтбол. Потом я увидел этих двух мужчин, которые за мной пристально наблюдали. Я думал, что они смотрят, как мы играем в софтбол, но они главным образом смотрели на меня. У меня на груди был фирменный значок нашей больницы. – Он проглотил комок в горле.
– Продолжай, сынок.
– Ну вот. Один из них подошел ко мне и спросил, не работаю ли я в этой больнице. Я сказал ему, что работаю. Он задал мне несколько вопросов о здоровье мистера Рэйгена. Он сказал, что он репортер. И еще он спросил, где палата мистера Рэйгена. И я... я сказал ему.
– Он дал тебе денег, да?
Парень, глядя в пол, кивнул.
– Что ты ему сказал?
– То, что мистер Рэйген лежит на третьем этаже, рядом с запасным выходом.
– Как выглядели эти двое?
– Оба белые... У одного были темные волосы. Вьющиеся. У другого были очки и лысина. Оба они были такими... ну, здоровыми, что ли.
– Что они еще говорили, мальчик?
– Тот, у которого не было очков, стал задавать еще какие-то вопросы, но я сказал ему, что мне больше некогда разговаривать. Ночью я думал: а что, если они не из газеты? Они не были похожи на репортеров. Я почти не спал сегодня ночью.
– Ты рассказывал об этом кому-нибудь еще?
– Нет, сэр. Я слышал, что вы частный детектив, не полицейский. Поэтому я ждал вас. Я бы не хотел, чтобы с мистером Рэйгеном что-нибудь случилось, но я тоже не хочу попасть в какую-нибудь неприятную историю.
Я похлопал его по плечу:
– Молодец, что пришел ко мне.
– Мне не нужно от вас никаких денег, мистер.
– Хорошо, ну а теперь возвращайся на работу. Я спустился на второй этаж, к ближайшему телефону, и набрал номер домашнего телефона Друри. Его жена ответила, что он еще спит, и я сказал ей, чтобы она его не будила – я позвоню ближе к обеду. Затем я вернулся к дверям палаты Рэйгена и расположился на стуле напротив, рядом с дежурным полицейским. Он читал утреннюю «Трибюн». Я сказал ему, что он не должен отвлекаться, забрал у него газету и сам стал читать. Но из головы у меня не выходили те двое, о которых рассказал парень-санитар.
Около одиннадцати часов я обратил внимание на то, что полицейский, охранявший запасной выход, куда-то исчез.
– Где твой приятель? – спросил я у копа, стоявшего рядом со мной.
– Откуда мне знать? Может, вышел справить нужду?
– Я пойду к тому выходу и буду там, пока он не появится.
Я пошел туда и выглянул на улицу в окно. Внизу прогуливались в своих зеленых пижамах пациенты психиатрического отделения.
Приблизительно минут через десять один из них подошел к пожарной лестнице и стал взбираться по ней. За ним последовал другой.
Я вышел на балкон третьего этажа в тот самый момент, когда они взобрались на него, и сказал: «На этот этаж нельзя подниматься, приятели». И вдруг осознал, что смотрю на двух загорелых субъектов, у одного из которых были темные волнистые волосы, образовывавшие на лбу и висках форму клина, и удлиненное лицо, а у второго – круглое лицо, лысеющая голова и очки. На обоих были полосатые бледно-зеленые пижамы «психов». Я почувствовал сильное желание сделать им лоботомию черепа с помощью своего девятимиллиметрового пистолета, который я тут же выхватил из-за пазухи.
– Не двигаться, – сказал я, направив ствол в их сторону.
Они застыли, вытаращив на меня глаза. У парня с вьющимися волосами был крупный нос, черные густые брови, толстые губы, гнилые зубы и пара родинок на лице. Очкастый тоже не был Аполлоном, хотя черты его лица были более правильными.
– Поднимите свои вонючие лапы вверх, – сказал я, и они послушно это сделали.
Я знал их. Я имею в виду не то, что их внешность совпадала с описаниями свидетелей «Пита-Двухстволки» и парня-санитара. Я знал их до Вест-Сайду. Курчавого звали Дэви Финкель. Очкастый был Джозефом «Блинки» («Очкарик») Леонардом. Оба из Вест-Сайда, такие же, как и я. Впрочем, надеюсь, не совсем такие.
– О'кей, Дэви, – сказал я, обращаясь к Финкелю, – сделай один шаг вперед. – Левой рукой я быстро обыскал его. Зеленая пижама была надета поверх его обычной одежды. За пояс ремня был заткнут пистолет сорок пятого калибра. Я выхватил его и отбросил назад, на балконный пол.
– Шаг назад, – скомандовал я ему и кивнул его лысоватому приятелю: – Теперь ты, «Блинки».
Я разоружил и его. У него был довольно небольшой револьвер тридцать второго калибра, но с глушителем; его я также отбросил себе за спину.
– Что это вы, ребята, из скромных евреев-букмекеров вдруг решили превратиться в крутых наемных убийц?
– Почему бы тебе, Геллер, не отпустить нас с миром? – сказал Финкель. Его голос напоминал звук трущейся наждачной бумаги. – Ты выиграл этот раунд. О'кей?
– Мы не в обиде, – сказал «Блинки». Его голос был выше по тону, но таким же неприятным.
– Зато я в обиде. Вы, приятели, чуть не отправили меня на тот свет в понедельник.
Они замолкли, переглядываясь и посматривая на меня. Финкель глядел хмуро, у «Блинки» было просительное, заискивающее выражение лица.
– А сейчас мы все войдем туда, – сказал я, резко кивнув головой в сторону двери, ведущей в коридор третьего этажа Мейер Хауса. – Вы, приятели, пойдете впереди. И только, пожалуйста, без фокусов.
В этот момент прямо за их спиной на пожарной лестнице возникла тощая фигура пациента психиатрического отделения с бледным, дебильным лицом.
– Отсюда можно увидеть озеро? – спросил он, медленно произнося слова.
– Пожалуйста, – начал я, – здесь нельзя...
В ту же минуту Финкель схватил этого заморыша и резко толкнул его на меня. Меня отбросило назад, я ударился спиной об ограждение балкона, а Финкель с Леонардом, воспользовавшись моим минутным замешательством, рванули по пожарной лестнице вниз.
Я оттолкнул очумевшего душевнобольного и последовал за ними. У меня было оружие, но на балконных площадках каждого этажа находились пациенты психоотделения, и, когда Финкель и «Блинки» достигли земли, там тоже было полно этих несчастных в зеленых пижамах, поэтому я не мог стрелять в эту пару сукиных сынов, прятавшихся за спинами душевнобольных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45