А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

- У меня совещание.
Трубка забулькала отдаленным человеческим голосом, и Малюжкин, не положивший ее вовремя, стал слушать. Миша подмигнул Милице, считая, что дело сделано, а та подмигнула в ответ, ибо была довольна своей красотой.
– Да, - сказал вежливым голосом Малюжкин. - Конечно. В завтрашнем номере, товарищ Белосельский. Я сам этим займусь, лично... Я отлично понимаю. Наше упущение, товарищ Белосельский.
Голос в трубке все урчал, и понемногу лицо Малюжкина собиралось в обычные деловые морщины, а волосы, завернувшиеся было в тугие цыганские завитки, на глазах распрямлялись и ложились организованно по обе стороны пробора.
– Отразим, разумеется, будет сделано, - сказал он наконец и повесил трубку. - Вот, - сказал он, глядя на Милицу, и потрогал пальцем кончик носа. - Такие дела. Передовица идет о прополке. Ясно, Стендаль? О прополке, а не о подготовке школ. Со школами еще не горит. Наше упущение. Самим следовало догадаться. Позовите ко мне Степанова. Одна нога здесь, другая - там. Пусть захватит график прополки.
– Как же? - спросил Стендаль. - А статья?
– Да-да, - сказал Малюжкин. - Очень приятно было познакомиться. Всегда рад. Иди же, Стендаль! Время не ждет. В газете главное - сохранять спокойствие. Ясно?
В голосе Малюжкина была настойчивость. Стендаль не смог ослушаться. Вышел в коридор и нашел Степанова. Степанов задавал вопросы, касающиеся девушки, но Стендаль не отвечал.
– Пошли, - сказал он. - Передовую будете писать. Зайдите в отдел, возьмите данные по прополке. Одна нога здесь, другая - там. Так сказал шеф.
– Я же в самом деле омолодилась, - говорила Милица редактору, когда Стендаль вернулся в кабинет.
Малюжкин поднял на Стендаля обиженные глаза - его отвлекали от дела.
– Завтра чтобы быть на работе вовремя, - сказал он Мише.
– Но мне же Александр Сергеевич Пушкин стихи в альбом писал! - повторяла Милица. - Личные стихи. Только мне. И нигде их не печатали.
– Очень любопытно, - сказал Малюжкин. - Оставьте альбом, посмотрим. Поместим в рубрике «Из истории нашего края». Хорошо? Значит, по рукам. Молодцы, что стихи разыскали!
И Малюжкину, переключившемуся на прополку, казалось, что он хорошо обошелся с посетителями.
– Вы не волнуйтесь, мы стихов не затеряем, понимаем ценность, девушка.
– Вы звали? - спросил Степанов, глядя на Милицу Бакшт.
Малюжкин проследил за взглядом вошедшего сотрудника, что-то забытое шевельнулось в сердце, и он сказал:
– Сюда, Степанов, садись. Данные по прополке захватил? Звонили, надо срочно. Так что понимаешь...
– Ну, мы пошли, - сказал печально Стендаль.
– Конечно, конечно... - сказал Малюжкин, вожделенно глядя на графики в руке Степанова. Малюжкин любил газету и любил газетную работу. Обида прошла! - Не задерживайся! - крикнул он вслед Стендалю и забыл о нем.
Хлопнула дверь за посетителями. Колыхнулись тюлевые занавески на окне.
Степанов пожалел, что девушка ушла, в такую жару писать о прополке не хотелось. Хотелось на пляж. Он подвинул к себе раскрытый альбом в сафьяновом переплете. Почерк на желтоватой странице был знаком. Рядом той же рукой был нарисован профиль только что заходившей девушки.
– Это ее альбом? - спросил Степанов.
Малюжкин удивился, но ответил:
– Ее. Говорит, Пушкин писал. - И он хихикнул. - В «Красном знамени» все агрегаты простаивают, а в сводке завышают. А? Каковы гуси?..
Конечно, это был почерк Пушкина. Или изумительная совершенная подделка, которой место в музее Пушкина в Москве.
«Оставь меня, персидская княжна...» - прочел Степанов.
– «Оставь меня, персидская княжна...» - прочел он еще раз вслух.
– Потише, - предупредил Малюжкин. - Не отвлекайтесь стихами.
Степанов не слышал: он шевелил губами, разбирал строки дальше. Этого стихотворения он не знал. И никто не знал. Степанов был первым в мире пушкинистом, читающим стихотворение, которое начиналось словами: «Оставь меня, персидская княжна...»
– Это же открытие! - сказал он. - Мировой важности, надо писать в Москву. Завтра прилетит Андроников.
– Что вы, сговорились, что ли? - возмутился Малюжкин. - Давай по-товарищески, Степан. Кончим передовицу - звоним Андроникову, Льву Толстому, Пушкину, выпиваем по кружке пива - что угодно! Послушай начало: «Полным ходом идет прополка на полях колхозов нашего района». Не банально?
Но Степанов не слышал, так же как за несколько минут до этого Малюжкин перестал слышать и видеть Милицу Бакшт.
Степан Степанович Степанов был одержим Пушкиным. Он был одержим упорной надеждой узнать о великом поэте все и, изучая каждое слово, сказанное им, распорядок каждого дня его жизни, терпеливо ждал, когда судьба смилостивится и подарит ему открытие в пушкинистике, открытие случайное, находку, ибо закономерные открытия там уже все сделаны.
Прошло тридцать лет, с тех пор как Степан Степанов, отыскав на чердаке старого дома первое издание «Евгения Онегина», стал солдатом маленькой интернациональной армии пушкинистов. Степан Степанович постарел, обрюзг, страдал печенью, одышкой, похоронил жену, вырастил дочь Любу, и та уже выходит замуж, но открытие не давалось. Ни сам Пушкин, ни его родственники, ни друзья-декабристы не бывали в Великом Гусляре и не оставили там дневников, записных книжек и устных воспоминаний. Но Степанов искал, посещал забытые пыльные чердаки, за бешеные деньги покупал редкие издания, поддерживал переписку с Ираклием Андрониковым и пастором Грюнвальдом в Швейцарии, изучил два европейских языка, не продвинулся по службе, а открытие все медлило, не приходило.
И вот неизвестные строки Пушкина, сами, без всяких усилий со стороны Степанова, оказавшиеся перед ним.
Степанов грузно поднялся со стула, держа на вытянутой руке альбом в сафьяновом переплете, и подошел к окну, к свету, чтобы под солнцем убедиться в том, что счастье в самом деле посетило его, что одно из решающих открытий в пушкинистике второй половины двадцатого века сделано именно им.
– Сядь, - догнал его голос Малюжкина. - Послушай: «Однако в отдельных хозяйствах темпы прополки недостаточно высоки». Или, может, написать просто - «невысоки»? Или «низки»?
– Кто та девушка? - спросил Степанов.
– Какая девушка?
– Девушка, которая к тебе приходила. С Мишей Стендалем.
– Так ты у нее и спроси. Почему у меня? Не знаю я никакой девушки.
Малюжкин тоже был одержимым человеком. Он был одержим желанием сделать газету самой лучшей в области.
– Так, - сказал Степанов, стряхнул пепел с мятых брюк, с трудом стянул на обширном животе расстегнувшуюся пуговицу и, громко запев: «Оставь меня, персидская княжна...» - ушел из кабинета главного редактора, убыстряя шаги, протопал по коридору и выскочил на улицу.
Малюжкин посмотрел ему вслед и обиделся до слез.
29
Милица со Стендалем доплелись до пивного ларька, у которого под разноцветными пляжными зонтиками стояли шаткие столики с голубым пластиковым верхом.
Миша отстоял в очереди, поставил на столик две кружки с шапками теплой пены. Он был разочарован в жизни и в идеалах.
– Что же, не оценили нас? - спросила Милица.
– Я совершил тактическую ошибку, - сказал Стендаль, не зная еще, в чем она заключалась.
– Сначала я ему понравилась, - сказала Милица.
Стендаль пил пиво, морщился.
– Придется прямо в Москву, - сказал он. - И Великий Гусляр останется никому не известным, заштатным городком. И они будут кусать себе локти. Пускай кусают.
– Немного он все-таки прославился, - сказала Милица. - Я же здесь жила. - Она улыбалась. Она шутила, хотела развеселить Стендаля. - Все уладится, - сказала она.
– И никто не верит, - сказал Стендаль. - Даже в милиции Удалову не поверили. А мне в газете. Что мы, проходимцы, что ли? Вот Грубин побежал опыты ставить, чтобы ничего не упустить. И вы тоже не только о себе думаете. Ведь правда?
– Ага, - сказала прекрасная Милица. - Смотрите, тот смешной дядька бежит.
По площади бежал, вертел головой мягкий, колышущийся мужчина, голый череп которого выглядывал из войлочного венца серых волос, как орлиное яйцо из гнезда. У мужчины были толстые - актерские губы и нос римского императора времен упадка. Под мышкой он держал большой альбом. Весь он, от нечищеных ботинок, за что его журил Малюжкин, до обсыпанного пеплом пиджака, являл собой сочетание неуверенности, робости и фантастической целеустремленности.
– Мой альбом несет, - сказала Милица.
– Это Степан Степанов, - сказал Миша Стендаль. - Они спохватились. Они поняли и разыскивают нас. Сюда! - махал рукой Стендаль, призывая Степанова. - Сюда, Степан Степаныч!
Степанов протопал к столику. Очень обрадовался.
– А я вас ищу, - сказал он, придавливая к земле стул, - вернее, вашу спутницу. Я уж боялся, что не найду, что мне все почудилось.
– Вас Малюжкин все-таки прислал? - спросил утвердительным тоном Стендаль.
– Какой Малюжкин? Ни в коем случае. Он, знаете, резко возражал. Он не осознает. Девушка, откуда у вас этот альбом?
– Это мой альбом, - сказала Милица.
Степанов подвинул к себе кружку Стендаля, отхлебнул в волнении.
– А вы знаете, что в нем находится? - спросил Степанов, сощурив и без того маленькие глазки.
– Знаю, мне писали мои друзья и знакомые: Тютчев, Фет, Державин, Сикоморский, Пушкин и еще один из земской управы.
– Пушкин, говорите? - Степанов был строг и настойчив. - А вы его читали?
– Конечно. У вас, Мишенька, все в редакции такие чудаки?
– Если Степаныч не убедит главного, никто этого не сделает, - сказал Миша, в котором проснулась надежда.
– И не буду, - сказал Степанов. - А вы знаете, девушка, что это стихотворение нигде не публиковалось?
– А как же? - удивилась Милица. - Он же мне сам его написал. Сидел, кусал перо, лохматый такой, я даже смеялась. Я только друзьям показывала.
– Так, - сказал Степанов, задыхаясь, допивая стендалевское пиво. - А если серьезно? Откуда у вас, девушка, этот альбом?
– Объясни ему, - сказала Милица. - Я больше не могу.
– Альбом - это только малая часть того, что мы пытались втолковать Малюжкину, - сказал Стендаль, подвигая к себе кружку Милицы. - Дело не в альбоме.
– Не сходите с ума, - сказал Степанов, - дело именно в альбоме. Ничего не может быть важнее.
– Степан Степаныч, - сказал Стендаль, - вы же знаете, как я вас уважаю. Никогда не шутил над вами. Послушайте и не перебивайте. Вы только, пожалуйста, дослушайте, а потом можете звонить, если не поверите, в сумасшедший дом или вызывать «скорую помощь»...
Когда Стендаль закончил рассказ о чудесных превращениях, перед ним и Степановым стояла уже целая батарея пустых кружек. Их покупала и приносила Милица, которой скучно было слушать, которая жалела мужчин, была добра и неспесива. Продавщица уже привыкла к ней, отпускала пиво без очереди, и никто из мужчин, стоявших под солнцем, не возражал. И странно было бы, если бы возразил, - ведь раньше никто из них не видел такой красивой девушки.
– А альбом? - спросил Степанов, когда Миша замолчал.
– Альбом заберем в Москву. Как вещественное доказательство, - сказал Миша. - Как только соберем денег на билеты.
– К Андроникову?
– Там придумаем, может, и к Андроникову.
– Он его получит от меня, - сказал Степанов. - Я еду с вами.
– Как можно? - удивился Стендаль. - Неужели вы нам не верите?
– Я буду предельно откровенен, - сказал Степанов, поглаживая сафьяновый переплет. - Мне хотелось бы встретиться, чтобы развеять последние сомнения, с Еленой Кастельской. Имею честь быть с ней знакомым в течение трех десятилетий. Если она ваш рассказ подтвердит, сомнения отпадут.
– Вы ее можете не узнать, - сказал Стендаль, - ей сейчас двадцать лет. Как и мне.
– А я задам ей два-три наводящих вопроса. К примеру, кто, кроме нее, голосовал в прошлом году на депутатской комиссии за ассигнования на реставрацию церкви Серафима. Я тоже не лыком шит.
– Вы голосовали, - сказала Милица. - Пива еще хотите?
– Я, - сознался Степанов и очень удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258