Оказывается, это было не так уж сложно. Теперь тебе осталось научить меня стрелять из всех видов оружия и отправлять шифровки... И еще, - задержался он у двери. В глазах его появился холодок, а в голосе металлические нотки, - слушать будешь в моем кабинете. Прошу тебя не выносить диктофон даже в приемную. Через два часа приду, и мы обсудим, как действовать дальше...
Было видно, что он с удовольствием обошелся бы без Реброва, но очень боялся сделать какой-то неверный шаг, неправильно оценить ситуацию. А возможно, Алексей считал, что еще не все идеи по организации новой шумной кампании выжал из Виктора.
Ребров предупредил как всегда с опозданием прибежавшую на работу раскрасневшуюся Люсю, что будет выполнять важное поручение Большакова и поэтому никто не должен его тревожить, даже Садиров, и заперся в начальственном кабинете. Из своей сумки он достал магнитофон и начал переписывать пленку, одновременно прослушивая ее.
Еще когда Виктор продумывал свой план, он был уверен, что если запись разговора между Большаковым и Шелестом и попадет ему в руки, то на очень короткий срок и в каком-нибудь неудобном месте. Поэтому он подготовил все необходимое, чтобы скопировать ее, и постоянно таскал с собой магнитофон. И то, что ему пока удавалось точно предугадывать развитие событий, вселяло серьезные надежды на окончательный успех.
2
Вероятно, Большаков включил диктофон на запись еще в машине, когда подъехал к банку "Московский кредит". Во всяком случае вначале слышались какие-то непонятные звуки, топот ног, хлопанье дверей, обрывки фраз, вопросы охраны. Потом кто-то сказал: "Владимир Петрович вас ждет".
Сначала Большаков и Шелест минут пять обменивались приветствиями и шутками, болтали о всяких пустяках и вообще вели себя как старые, добрые друзья, обращаясь друг к другу на "ты". И только потом они перешли к делу.
По тому, как четко излагал детали Большаков, чувствовалось, что он сам уже проникся идеей Виктора и прилично поломал над ней голову, хотя времени у него было в обрез. Алексей даже добавил кое-что от себя. Скажем, говоря о финансовой стороне дела, он заметил, что даже минимальная поддержка региональных предприятий из средств фонда наверняка подтолкнет многих открыть счета в банке Шелеста. Таким образом, в результате всей этой кампании у "Московского кредита" может резко вырасти число клиентов. Но главное, налаживание тесных связей с промышленными генералами и региональной властью открывает колоссальные политические перспективы.
- Твои бывшие коллеги из правительства, - говорил он, - будут думать, что, затевая всю эту кампанию с общероссийским движением и с фондом, мы всего лишь хотим слегка заработать. Такое желание для них вполне понятно. Кстати, они тоже не останутся внакладе. Но во всем этом проекте есть еще один, более глубокий пласт, который будет работать на наше будущее, расширять наши связи по всей стране.
После того как Большаков закончил, на какое-то время наступила тишина. Потом послышалось что-то вроде глубокого вдоха, и Шелест своим мягким голосом, со свойственной ему иронией, произнес:
- Проще говоря, ты предлагаешь мне под видом помощи структурной перестройке предприятий выбить у правительства деньги, чтобы потом начать на них собственную игру? Естественно, подкормив из этих же средств людей и в правительстве, и в регионах, и в парламенте...
Очевидно, в его интонациях Большакову что-то не понравилось, потому что он сухо уточнил:
- Ты видишь какие-то изъяны в этой схеме или тебя мучает моральный аспект?
- Нет-нет, - тут же откликнулся Шелест, - идея настолько простая и настолько наглая, что она вполне может сработать. И она действительно актуальна: демократы и в самом деле явно задержались в своем развитии. Это пора исправлять, если нам не безразлично будущее демократии в России. Ирония и пафос так перемешивались в его интонациях, что порой трудно было понять: шутит он или говорит серьезно. - Кстати, подобные проекты меня всегда вдохновляют. Это как покер, где, блефуя, ты можешь за две двойки взять миллион! - В конце рабочего дня Шелест позволил себе расслабиться.
- Тогда что тебя смущает?
- То, что придется обманывать хозяина.
- Кого? - не понял Большаков.
- Премьера, - пояснил Шелест. - Мы его так называли с коллегами в правительстве. Я ему многим обязан. Если бы в свое время он меня не прикрыл, то я имел бы сейчас немало проблем. Хотя в том случае хозяин преследовал и личные интересы: ему просто не хотелось лишнего шума, который бы бросил тень на все правительство. Как бы там ни было, - резко закруглил он экскурс в прошлое, видимо решив, что и так сказал слишком много, - мне очень рискованно делать подобные вещи за спиной премьера: узнает прихлопнет одной левой... Но... с хозяином, - засмеялся Шелест, - вообще ничего не получится. Он по натуре - медведь и попытается все подмять под себя. Тогда мы у него будем пешками. Поэтому... - он опять хмыкнул, придется его все-таки обманывать.
- А это удастся?
- Посмотрим... У меня прямо сейчас родился один любопытный вариант. Я попытаюсь использовать свои связи в президентской администрации и частично подключить ее к созданию фонда. Тогда перед премьером можно будет представить дело так, что в окружении президента уже думают о будущих выборах и потихоньку начинают налаживать контакты с промышленными генералами, с губернаторами, а чтобы это не очень бросалось в глаза, как раз и нужен относительно независимый фонд... Хотя, конечно, чтобы нас не обвинили в разбазаривании государственных средств, придется к отбору инвестиционных проектов привлечь, скажем, Министерство экономики, организовать для прикрытия какие-то конкурсы. Ну и прочую ерунду... Но это уже не составит труда...
Далее Большаков и Шелест говорили о том, кого было бы целесообразно втянуть в эту кампанию. По их мнению, уже на первом этапе к пропагандистской работе надо подключить не только депутатов, но и известных экономистов, руководителей крупных предприятий, научных учреждений, общественных деятелей. Обсудили они и какой бюрократический аппарат нужно будет создать для реализации проекта.
Беседа затянулась, к тому же это были всего лишь предварительные прикидки, поэтому Ребров не стал переписывать пленку до конца. Тем более что существовала опасность неожиданного возвращения Большакова.
Но Алексей, как и обещал, вернулся в свой кабинет в перерыве между заседаниями. Первым делом он забрал кассету и, пряча ее в сейф, спросил:
- Ну что ты обо всем этом думаешь?
- По-моему, ты вытянул выигрышный билет. Побывав в правительстве, этот человек привык играть по-крупному, и тебе в любом случае будет очень полезно поработать вместе с ним. Конечно, люди масштаба Шелеста всегда занимаются одновременно несколькими подобными проектами, но то, что наша идея ему понравилась, - однозначно. Ясно, что Шелест готов работать с тобой, иначе не стал бы высказываться так откровенно.
Виктор подумал, что вместо "откровенно", он вполне мог бы сказать "цинично". О создании общероссийского движения и фонда - как средства не только заработать, но и решить какие-то свои политические задачи, - Шелест рассуждал, как о чем-то обыденном, с легким презрением к бывшим коллегам из правительства, к журналистам, к миллионам людей, которые должны были покорно проглотить все, что они с Большаковым собирались им приготовить. Но именно это как раз и необходимо было Реброву.
В тот вечер, когда Виктор узнал, что Большаков хочет от него избавиться, он, как никогда четко, понял одну вещь: у него остается последний шанс, чтобы рассчитаться со своими обидчиками. А главное, из-за нехватки времени он должен был рассчитаться со всеми сразу - и с Шелестом, и с Большаковым.
Задача осложнялась еще и тем, что Реброву так и не удалось собрать достаточно документов, чтобы заинтересовать следственные органы многими темными эпизодами из жизни бывшего вице-премьера. Их не хватало даже для убедительной статьи. Он не мог сослаться на слова насмерть перепуганного и до сих пор скрывавшегося на Северном Кавказе Георгия Дзгоева, а те жалкие документы, которые Виктор получил от помощника директора Заборского металлургического комбината, не способны были лишить Шелеста сна даже на одну ночь.
Именно поэтому Ребров решил сам инициировать какую-нибудь кампанию, куда он мог бы втянуть своих обидчиков. А потом, наблюдая за событиями как бы изнутри и накопив достаточное количество неопровержимых фактов, интересных наблюдений, написать об их цинизме, о масштабах воровства, о реальных мотивах поступков этих людей. И магнитофонная кассета была в данном случае настоящим подарком. Хотя ее одной, конечно, было недостаточно.
Единственное, что не давало покоя Виктору, - это моральный аспект задуманной им комбинации. В тот праздничный вечер, наблюдая за фейерверком и в очередной раз прослушивая кассету, он вновь и вновь задавался вопросом: есть ли у него право искусственно ставить людей в невыгодную ситуацию, а потом использовать это? Но, в конце концов, Ребров решил, что ни Шелеста, ни Большакова он не заставляет делать ничего такого, что было бы им не свойственно.
3
Наблюдая жизнь Государственной думы изнутри, Ребров пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное в стране место, где можно постоянно менять свои взгляды, убеждения, даже лгать и предавать своих соратников и в то же время оставаться приличным человеком.
Некоторые депутаты успевали побывать членами всех существовавших здесь фракций и групп, иногда находившихся на противоположных полюсах политического спектра. И, что самое интересное, каждый раз они доказывали, будто бы за свои убеждения готовы отдать жизнь. В приличном обществе таких людей не пустили бы даже на порог, но в Думе они чувствовали себя вполне комфортно - с ними не гнушались сидеть рядом, здоровались за руку, им позволяли высказывать свою очередную, глубоко выстраданную точку зрения.
Но особенно часто стали посещать Реброва грустные мысли о депутатских нравах с тех пор, как в кабинет его шефа чуть ли не в очередь выстроились народные избранники. Чтобы организовать этот неиссякаемый людской поток, Большакову достаточно было всего лишь шепнуть под большим секретом двум-трем своим коллегам, что он начинает формирование новой депутатской группы, за которой стоят большие деньги.
Первыми ринулись к Большакову самые неустроенные и безвестные члены парламента. Они проявляли просто-таки неприличную суетливость, по много раз заглядывали в приемную, заигрывали с Люсей. А Левон, тонко чувствовавший, чего стоит тот или иной человек, даже стал помыкать ими и заставлял ждать своей очереди в коридоре.
Те народные избранники, кто уже набрал хоть какой-то политический вес, также спешили застолбить себе теплое местечко, но при этом старались не терять лицо. Они искали повод подойти к Алексею в коридоре, в столовой или в зале заседаний. Вначале обсуждали какие-то отвлеченные темы и только потом переходили к главному, а именно: что им светит в случае присоединения к новой депутатской группе? Торг был вполне конкретным, а разброс цен очень велик.
Даже думские политические тяжеловесы серьезно взбудоражились слухами о возможном появлении новой фракции или, по крайней мере, депутатской группы. Конечно, свой интерес они тщательно скрывали и в беседах между собой обменивались снисходительными шутками по поводу потуг Большакова. Но тем не менее жадно выспрашивали друг у друга, что же за новый зверь появился в их берлоге и кто за ним стоит.
В первое время на переговоры со своими коллегами Большаков приглашал и Реброва, представляя его как руководителя аналитической службы общественно-экономического движения "Новая Россия - XXI век". Алексей сам придумал это название.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Было видно, что он с удовольствием обошелся бы без Реброва, но очень боялся сделать какой-то неверный шаг, неправильно оценить ситуацию. А возможно, Алексей считал, что еще не все идеи по организации новой шумной кампании выжал из Виктора.
Ребров предупредил как всегда с опозданием прибежавшую на работу раскрасневшуюся Люсю, что будет выполнять важное поручение Большакова и поэтому никто не должен его тревожить, даже Садиров, и заперся в начальственном кабинете. Из своей сумки он достал магнитофон и начал переписывать пленку, одновременно прослушивая ее.
Еще когда Виктор продумывал свой план, он был уверен, что если запись разговора между Большаковым и Шелестом и попадет ему в руки, то на очень короткий срок и в каком-нибудь неудобном месте. Поэтому он подготовил все необходимое, чтобы скопировать ее, и постоянно таскал с собой магнитофон. И то, что ему пока удавалось точно предугадывать развитие событий, вселяло серьезные надежды на окончательный успех.
2
Вероятно, Большаков включил диктофон на запись еще в машине, когда подъехал к банку "Московский кредит". Во всяком случае вначале слышались какие-то непонятные звуки, топот ног, хлопанье дверей, обрывки фраз, вопросы охраны. Потом кто-то сказал: "Владимир Петрович вас ждет".
Сначала Большаков и Шелест минут пять обменивались приветствиями и шутками, болтали о всяких пустяках и вообще вели себя как старые, добрые друзья, обращаясь друг к другу на "ты". И только потом они перешли к делу.
По тому, как четко излагал детали Большаков, чувствовалось, что он сам уже проникся идеей Виктора и прилично поломал над ней голову, хотя времени у него было в обрез. Алексей даже добавил кое-что от себя. Скажем, говоря о финансовой стороне дела, он заметил, что даже минимальная поддержка региональных предприятий из средств фонда наверняка подтолкнет многих открыть счета в банке Шелеста. Таким образом, в результате всей этой кампании у "Московского кредита" может резко вырасти число клиентов. Но главное, налаживание тесных связей с промышленными генералами и региональной властью открывает колоссальные политические перспективы.
- Твои бывшие коллеги из правительства, - говорил он, - будут думать, что, затевая всю эту кампанию с общероссийским движением и с фондом, мы всего лишь хотим слегка заработать. Такое желание для них вполне понятно. Кстати, они тоже не останутся внакладе. Но во всем этом проекте есть еще один, более глубокий пласт, который будет работать на наше будущее, расширять наши связи по всей стране.
После того как Большаков закончил, на какое-то время наступила тишина. Потом послышалось что-то вроде глубокого вдоха, и Шелест своим мягким голосом, со свойственной ему иронией, произнес:
- Проще говоря, ты предлагаешь мне под видом помощи структурной перестройке предприятий выбить у правительства деньги, чтобы потом начать на них собственную игру? Естественно, подкормив из этих же средств людей и в правительстве, и в регионах, и в парламенте...
Очевидно, в его интонациях Большакову что-то не понравилось, потому что он сухо уточнил:
- Ты видишь какие-то изъяны в этой схеме или тебя мучает моральный аспект?
- Нет-нет, - тут же откликнулся Шелест, - идея настолько простая и настолько наглая, что она вполне может сработать. И она действительно актуальна: демократы и в самом деле явно задержались в своем развитии. Это пора исправлять, если нам не безразлично будущее демократии в России. Ирония и пафос так перемешивались в его интонациях, что порой трудно было понять: шутит он или говорит серьезно. - Кстати, подобные проекты меня всегда вдохновляют. Это как покер, где, блефуя, ты можешь за две двойки взять миллион! - В конце рабочего дня Шелест позволил себе расслабиться.
- Тогда что тебя смущает?
- То, что придется обманывать хозяина.
- Кого? - не понял Большаков.
- Премьера, - пояснил Шелест. - Мы его так называли с коллегами в правительстве. Я ему многим обязан. Если бы в свое время он меня не прикрыл, то я имел бы сейчас немало проблем. Хотя в том случае хозяин преследовал и личные интересы: ему просто не хотелось лишнего шума, который бы бросил тень на все правительство. Как бы там ни было, - резко закруглил он экскурс в прошлое, видимо решив, что и так сказал слишком много, - мне очень рискованно делать подобные вещи за спиной премьера: узнает прихлопнет одной левой... Но... с хозяином, - засмеялся Шелест, - вообще ничего не получится. Он по натуре - медведь и попытается все подмять под себя. Тогда мы у него будем пешками. Поэтому... - он опять хмыкнул, придется его все-таки обманывать.
- А это удастся?
- Посмотрим... У меня прямо сейчас родился один любопытный вариант. Я попытаюсь использовать свои связи в президентской администрации и частично подключить ее к созданию фонда. Тогда перед премьером можно будет представить дело так, что в окружении президента уже думают о будущих выборах и потихоньку начинают налаживать контакты с промышленными генералами, с губернаторами, а чтобы это не очень бросалось в глаза, как раз и нужен относительно независимый фонд... Хотя, конечно, чтобы нас не обвинили в разбазаривании государственных средств, придется к отбору инвестиционных проектов привлечь, скажем, Министерство экономики, организовать для прикрытия какие-то конкурсы. Ну и прочую ерунду... Но это уже не составит труда...
Далее Большаков и Шелест говорили о том, кого было бы целесообразно втянуть в эту кампанию. По их мнению, уже на первом этапе к пропагандистской работе надо подключить не только депутатов, но и известных экономистов, руководителей крупных предприятий, научных учреждений, общественных деятелей. Обсудили они и какой бюрократический аппарат нужно будет создать для реализации проекта.
Беседа затянулась, к тому же это были всего лишь предварительные прикидки, поэтому Ребров не стал переписывать пленку до конца. Тем более что существовала опасность неожиданного возвращения Большакова.
Но Алексей, как и обещал, вернулся в свой кабинет в перерыве между заседаниями. Первым делом он забрал кассету и, пряча ее в сейф, спросил:
- Ну что ты обо всем этом думаешь?
- По-моему, ты вытянул выигрышный билет. Побывав в правительстве, этот человек привык играть по-крупному, и тебе в любом случае будет очень полезно поработать вместе с ним. Конечно, люди масштаба Шелеста всегда занимаются одновременно несколькими подобными проектами, но то, что наша идея ему понравилась, - однозначно. Ясно, что Шелест готов работать с тобой, иначе не стал бы высказываться так откровенно.
Виктор подумал, что вместо "откровенно", он вполне мог бы сказать "цинично". О создании общероссийского движения и фонда - как средства не только заработать, но и решить какие-то свои политические задачи, - Шелест рассуждал, как о чем-то обыденном, с легким презрением к бывшим коллегам из правительства, к журналистам, к миллионам людей, которые должны были покорно проглотить все, что они с Большаковым собирались им приготовить. Но именно это как раз и необходимо было Реброву.
В тот вечер, когда Виктор узнал, что Большаков хочет от него избавиться, он, как никогда четко, понял одну вещь: у него остается последний шанс, чтобы рассчитаться со своими обидчиками. А главное, из-за нехватки времени он должен был рассчитаться со всеми сразу - и с Шелестом, и с Большаковым.
Задача осложнялась еще и тем, что Реброву так и не удалось собрать достаточно документов, чтобы заинтересовать следственные органы многими темными эпизодами из жизни бывшего вице-премьера. Их не хватало даже для убедительной статьи. Он не мог сослаться на слова насмерть перепуганного и до сих пор скрывавшегося на Северном Кавказе Георгия Дзгоева, а те жалкие документы, которые Виктор получил от помощника директора Заборского металлургического комбината, не способны были лишить Шелеста сна даже на одну ночь.
Именно поэтому Ребров решил сам инициировать какую-нибудь кампанию, куда он мог бы втянуть своих обидчиков. А потом, наблюдая за событиями как бы изнутри и накопив достаточное количество неопровержимых фактов, интересных наблюдений, написать об их цинизме, о масштабах воровства, о реальных мотивах поступков этих людей. И магнитофонная кассета была в данном случае настоящим подарком. Хотя ее одной, конечно, было недостаточно.
Единственное, что не давало покоя Виктору, - это моральный аспект задуманной им комбинации. В тот праздничный вечер, наблюдая за фейерверком и в очередной раз прослушивая кассету, он вновь и вновь задавался вопросом: есть ли у него право искусственно ставить людей в невыгодную ситуацию, а потом использовать это? Но, в конце концов, Ребров решил, что ни Шелеста, ни Большакова он не заставляет делать ничего такого, что было бы им не свойственно.
3
Наблюдая жизнь Государственной думы изнутри, Ребров пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное в стране место, где можно постоянно менять свои взгляды, убеждения, даже лгать и предавать своих соратников и в то же время оставаться приличным человеком.
Некоторые депутаты успевали побывать членами всех существовавших здесь фракций и групп, иногда находившихся на противоположных полюсах политического спектра. И, что самое интересное, каждый раз они доказывали, будто бы за свои убеждения готовы отдать жизнь. В приличном обществе таких людей не пустили бы даже на порог, но в Думе они чувствовали себя вполне комфортно - с ними не гнушались сидеть рядом, здоровались за руку, им позволяли высказывать свою очередную, глубоко выстраданную точку зрения.
Но особенно часто стали посещать Реброва грустные мысли о депутатских нравах с тех пор, как в кабинет его шефа чуть ли не в очередь выстроились народные избранники. Чтобы организовать этот неиссякаемый людской поток, Большакову достаточно было всего лишь шепнуть под большим секретом двум-трем своим коллегам, что он начинает формирование новой депутатской группы, за которой стоят большие деньги.
Первыми ринулись к Большакову самые неустроенные и безвестные члены парламента. Они проявляли просто-таки неприличную суетливость, по много раз заглядывали в приемную, заигрывали с Люсей. А Левон, тонко чувствовавший, чего стоит тот или иной человек, даже стал помыкать ими и заставлял ждать своей очереди в коридоре.
Те народные избранники, кто уже набрал хоть какой-то политический вес, также спешили застолбить себе теплое местечко, но при этом старались не терять лицо. Они искали повод подойти к Алексею в коридоре, в столовой или в зале заседаний. Вначале обсуждали какие-то отвлеченные темы и только потом переходили к главному, а именно: что им светит в случае присоединения к новой депутатской группе? Торг был вполне конкретным, а разброс цен очень велик.
Даже думские политические тяжеловесы серьезно взбудоражились слухами о возможном появлении новой фракции или, по крайней мере, депутатской группы. Конечно, свой интерес они тщательно скрывали и в беседах между собой обменивались снисходительными шутками по поводу потуг Большакова. Но тем не менее жадно выспрашивали друг у друга, что же за новый зверь появился в их берлоге и кто за ним стоит.
В первое время на переговоры со своими коллегами Большаков приглашал и Реброва, представляя его как руководителя аналитической службы общественно-экономического движения "Новая Россия - XXI век". Алексей сам придумал это название.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67