Шелест сделал это походя - так, небольшой экспромт на лету. Но главное, он был абсолютно уверен в своей безнаказанности. Вы думаете, ваш начальник не спал потом ночью, мучился: правильно он обвинил человека или нет? - Виктор залпом допил чай. - Возможно, вы хорошо относитесь к этому человеку, но для него сломать чью-то жизнь - пара пустяков. Для него люди - ничтожества, букашки. Для него не существует моральных устоев и законов - он сам себе и устои, и закон. И этим он абсолютно не отличается от Рудольфа Кроля...
- Вы можете как угодно относиться к Кролю и Шелесту, но я об этом ничего не желаю слышать. - Игнатьева начала завязывать на шее шарфик, показывая, что собирается уходить. - Кроме того, еще в прошлый раз мы вроде бы выяснили, и сегодня вы подтвердили, что не считаете меня ни наемным убийцей, ни членом бандитской группировки. Но я не собираюсь быть для вас источником информации. Поэтому продолжать эти разговоры со мной совершенно бесполезно!
- Ну как же, корпоративная солидарность. Понимаю...
Анна стремительно встала, надела свою норковую шубку, которую в начале разговора сбросила на диванчик позади себя, но потом опять села и, наклонившись вперед, зло спросила:
- Зачем вы ко мне пристаете?! Зачем натравливаете на Шелеста?!
- Возможно, я хочу вас просто обезопасить, уберечь от неприятностей.
- Какого черта, простите за грубое слово?! Я вам что - младшая сестра?
Ребров задумчиво почесал лоб, а потом сказал:
- Это для меня тоже загадка. Впрочем... вы помните на приеме в "Метрополе", примерно полгода назад, я познакомил вас со своим коллегой Игорем Стрельником? В тот раз мы с вами тоже не на шутку схлестнулись. Так вот, после этого Игорь высказал предположение, что я к вам неравнодушен.
На лице Анны промелькнула широкая гамма чувств, начиная от удивления и заканчивая выражением подозрительности, при этом самой подвижной частью ее лица были тонкие черные брови, то становившиеся домиком, то взлетавшие своими кончиками куда-то вверх, то сдвигавшиеся к переносице.
- Весьма своеобразная форма признания! - констатировала она. - Или это очередная ловушка для меня? Вы постоянно пытаетесь меня на чем-то поймать! Думаете, я поверю хотя бы одному вашему слову?! Смешно!!
- Конечно, вы меня раскусили: это - очередная коварная ловушка для вас, - устало подтвердил Ребров. - Да и стал бы я признаваться в любви человеку, который не способен на ответное чувство. Вы ведь что-то вроде красивой, но холодной машины. Я пытался вас расшевелить, показать, что реально представляют собой люди, с которыми вы работаете, но вы четко просчитали наиболее выгодную для вас линию поведения и ни на миллиметр не отступаете от нее. Вы не женщина, вы - калькулятор! Еще в одну из наших первых встреч мне пришла в голову мысль, что вы с точностью до третьего знака высчитали себе цену и вряд ли уступите кому-нибудь хотя бы копейку! Вам не свойственны безумные поступки, страсть - возможно, бессмысленная, но присущая настоящим женщинам! Из плоти и крови!
- Значит, мне не свойственны безумные поступки?! - прошипела она.
- Нет!
- Тогда получай! - Игнатьева выплеснула остатки чая ему в лицо, встала и быстро пошла к выходу.
Сидевшая за соседним столом шумная четверка оторопела. Одна из девчонок с измазанной кетчупом верхней губой так и застыла с открытым ртом, держа в руке нарезанную соломкой картошку, обильно политую соусом.
- Нормальная семейная сцена, - сказал им Виктор, поднимаясь и бросая деньги на стол. - Этот урок был дан специально для вас. Что-то вроде факультатива. Обидно будет, если вы его не усвоите.
Глава XVIII
СТРАТОСФЕРА РАСПОЛАГАЕТ К ОБЩЕНИЮ
1
Чем ближе были выборы в Государственную думу, тем нахальнее становился руководитель большаковского избирательного штаба Ринат Садиров. Его влияние на Союз молодых российских предпринимателей распространялось так же стремительно, как расползаются чернила на промокашке или капля жира на галстуке. А ежедневные утренние планерки, которые Ринат вначале ввел лишь для сотрудников штаба, очень скоро охватили весь аппарат союза.
Эти неприкрытые бюрократические оргии, безобразные вакханалии, устраиваемые впавшим в раж администратором, безропотно сносил даже Большаков. Он лично присутствовал на утренних планерках и, прислушиваясь к словам Садирова, лишь хмурил для солидности свои белесые брови.
Более того, когда Ребров категорически выступил против многочасовых совещаний и особенно против того, чтобы вести ежедневник и заносить туда план работы, Большаков стал позорно мямлить, что "Садиров - один из лучших специалистов по избирательным технологиям", что "в его словах есть смысл" и прочую ерунду.
Вообще в этот предвыборный период гордый предводитель юных российских буржуев, не терпевший ранее даже малейшего посягательства на свой авторитет, стал похож на ученика слесаря, который внимательно выслушивает, в какой руке держать разводной ключ и как контрить гайку. Неадекватное поведение Большакова можно было объяснить разве что его нестерпимым желанием попасть в парламент. Не случайно, даже на откровенную грубость Виктора, заявившего, что, мол, он никогда не подозревал, каким занудным делом окажется воплощение чужой мечты, Алексей отреагировал лишь виноватой улыбкой.
Ринат Садиров не мог не ощущать флюиды неприязни, исходившие от Реброва, и отвечал ему излучениями в том же самом частотном спектре. Как бывший директор славного Института рынка и руководитель штаба общественного расследования Виктор представлял потенциальную угрозу для нового фаворита Большакова. На самом деле эта угроза существовала лишь теоретически, но опытный чиновник выживает любых конкурентов с таким же упрямством, как волк изгоняет соперников с помеченного им участка леса. Именно поэтому Садиров, активно привлекая Реброва на различные совещания, тщательно изолировал его от практической работы, где можно было хоть как-то проявить себя.
За прошедшую неделю Виктор всего лишь пару раз съездил в банк "Московский кредит", чтобы отвезти дополнительные документы о союзе и снять возникавшие вопросы. Оба раза он заходил к Игнатьевой. Анна делала вид, что с трудом узнает его, словно это не она несколько дней назад выплеснула ему в лицо полчашки чая, и Виктору не оставалось ничего другого, как пытаться, будто какому-то английскому лорду, доканывать ее своей холодной учтивостью.
Короче, практически на всех фронтах дела у Реброва складывались неважно, поэтому он даже обрадовался, когда Большаков попросил его съездить в небольшой сибирский городок Заборск.
- Туда отправляется целая команда из банка "Московский кредит". Тебе придется поехать с ними, - сказал Алексей.
Из дальнейших объяснений следовало, что Виктору уготовано судьбой стать свидетелем, а может, и участником решающего сражения двух финансовых групп за находившийся в Заборске металлургический комбинат. Крупный пакет акций этого промышленного гиганта принадлежал "Московскому кредиту", но примерно такой же удалось собрать руководству предприятия при поддержке местной мафии. Силы оказались фактически равны, и вопрос о том, кто будет контролировать комбинат, предполагалось решить через неделю на собрании акционеров. Банку необходимо было получить половину мест в Совете директоров и пост его председателя. А обеспечить такой результат как раз и должна была бригада, выезжающая в Заборск.
- Я вчера вечером встречался с Шелестом. Он твердо пообещал мне и финансовую, и любую другую помощь на выборах в парламент, - заявил Большаков. - В свою очередь, он попросил поддержать их в Заборске. У него сейчас все мысли о металлургическом комбинате. И не решив этот вопрос, он не будет заниматься моим. Кусок-то жирный!.. Естественно, я не мог ему отказать...
- А чем мы-то можем помочь? - озадачился Виктор.
- Насколько я понимаю, роль у тебя там будет очень простая. Перед собранием на комбинате банк проведет ряд встреч с мелкими акционерами. Их начнут всячески облизывать, убеждать, что только московская команда может обеспечить будущее предприятию и самому городу Заборску. Банк будет доказывать, что у него широкие связи, при этом не исключено, что предъявят и тебя, как представителя предпринимательского союза, который также поддерживает "Московский кредит". Козырь, конечно, слабый, - откровенно признался Алексей, - но, естественно, он не единственный. Да и ставка так высока, что Шелест, видимо, не хочет пренебрегать даже мелочами.
2
Ситуация с Заборским металлургическим комбинатом была вполне типичной для России середины девяностых годов. После первой, поверхностной волны приватизации в стране начался передел крупной государственной собственности, и это говорило не только о наступлении нового этапа экономических реформ, но и о том, что наглость правительственных чиновников достигла невиданного прежде уровня.
Вообще, если лет этак через сто какие-нибудь исследователи попытаются систематизировать процесс нравственного разложения госслужащих в эпоху перестройки, то, безусловно, здесь будут выделены три основные фазы.
Первая совпадает с началом девяностых годов, когда в стране только-только был взят курс на реформы. Именно тогда чиновники, впервые столкнувшись с недавно появившимися частными предприятиями, стали робко приторговывать, словно своей кровной собственностью, экспортными лицензиями и таможенными льготами на импорт сигарет, пива и прочего ширпотреба. Как правило, этими льготами за крупные взятки наделялись стремительно плодившиеся в то время ветеранские и спортивные организации, которым государство якобы пыталось помочь материально.
Но потом оказалось, что за спортсменами и ветеранами стояли люберецкие, солнцевские и другие бандитские группировки из ближайшего Подмосковья. В конце концов бандиты серьезно передрались между собой за льготы, но чиновников это уже не интересовало. Они получили деньги и опыт, необходимый для перехода к следующей фазе своего грехопадения.
Теперь правительственные чиновники дружно взялись делить между частными банками счета налоговых, таможенных и других ведомств. Через эти счета проходили солидные средства, и их задержка в банках даже на короткое время давала колоссальную выгоду. Но главное, в условиях полумертвой от реформ промышленности это был неиссякаемый источник "живых денег", часть которых возвращалась в карман распределителям финансовых потоков.
Когда же и эти шалости сошли с рук, чиновники окончательно поверили в свою безнаказанность и бросились продавать за бесценок, но опять же за взятки принадлежавшие государству пакеты акций наиболее крупных и доходных предприятий. В середине девяностых годов этот нехитрый, но очень прибыльный бизнес достиг апогея.
Продавали все, а то, что по каким-то причинам неловко было сбывать в открытую, реализовывалось через так называемые залоговые аукционы. Их принцип был чрезвычайно прост: под залог крупных пакетов акций коммерческие структуры ссужали государству деньги, якобы необходимые для выплаты зарплат, пенсий. А так как правительство деньги никогда не возвращало, то заложенные акции переходили в частные руки.
Более того, когда у коммерсантов не хватало денег на покупку государственной собственности даже по бросовым ценам, чиновники сами финансировали частные банки и фирмы через очень простые схемы. Скажем, в банке открывался бюджетный счет, куда переводились государственные деньги, за которые и приобреталась собственность. Цепочка могла быть и длиннее: в банке открывался бюджетный счет, из поступивших на него средств выдавался кредит дочерней компании, она и покупала собственность.
Но в любом случае разворовывание казенного добра происходило настолько примитивно, что по интеллектуальному уровню сравнить это можно было разве что с игрой в наперстки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Вы можете как угодно относиться к Кролю и Шелесту, но я об этом ничего не желаю слышать. - Игнатьева начала завязывать на шее шарфик, показывая, что собирается уходить. - Кроме того, еще в прошлый раз мы вроде бы выяснили, и сегодня вы подтвердили, что не считаете меня ни наемным убийцей, ни членом бандитской группировки. Но я не собираюсь быть для вас источником информации. Поэтому продолжать эти разговоры со мной совершенно бесполезно!
- Ну как же, корпоративная солидарность. Понимаю...
Анна стремительно встала, надела свою норковую шубку, которую в начале разговора сбросила на диванчик позади себя, но потом опять села и, наклонившись вперед, зло спросила:
- Зачем вы ко мне пристаете?! Зачем натравливаете на Шелеста?!
- Возможно, я хочу вас просто обезопасить, уберечь от неприятностей.
- Какого черта, простите за грубое слово?! Я вам что - младшая сестра?
Ребров задумчиво почесал лоб, а потом сказал:
- Это для меня тоже загадка. Впрочем... вы помните на приеме в "Метрополе", примерно полгода назад, я познакомил вас со своим коллегой Игорем Стрельником? В тот раз мы с вами тоже не на шутку схлестнулись. Так вот, после этого Игорь высказал предположение, что я к вам неравнодушен.
На лице Анны промелькнула широкая гамма чувств, начиная от удивления и заканчивая выражением подозрительности, при этом самой подвижной частью ее лица были тонкие черные брови, то становившиеся домиком, то взлетавшие своими кончиками куда-то вверх, то сдвигавшиеся к переносице.
- Весьма своеобразная форма признания! - констатировала она. - Или это очередная ловушка для меня? Вы постоянно пытаетесь меня на чем-то поймать! Думаете, я поверю хотя бы одному вашему слову?! Смешно!!
- Конечно, вы меня раскусили: это - очередная коварная ловушка для вас, - устало подтвердил Ребров. - Да и стал бы я признаваться в любви человеку, который не способен на ответное чувство. Вы ведь что-то вроде красивой, но холодной машины. Я пытался вас расшевелить, показать, что реально представляют собой люди, с которыми вы работаете, но вы четко просчитали наиболее выгодную для вас линию поведения и ни на миллиметр не отступаете от нее. Вы не женщина, вы - калькулятор! Еще в одну из наших первых встреч мне пришла в голову мысль, что вы с точностью до третьего знака высчитали себе цену и вряд ли уступите кому-нибудь хотя бы копейку! Вам не свойственны безумные поступки, страсть - возможно, бессмысленная, но присущая настоящим женщинам! Из плоти и крови!
- Значит, мне не свойственны безумные поступки?! - прошипела она.
- Нет!
- Тогда получай! - Игнатьева выплеснула остатки чая ему в лицо, встала и быстро пошла к выходу.
Сидевшая за соседним столом шумная четверка оторопела. Одна из девчонок с измазанной кетчупом верхней губой так и застыла с открытым ртом, держа в руке нарезанную соломкой картошку, обильно политую соусом.
- Нормальная семейная сцена, - сказал им Виктор, поднимаясь и бросая деньги на стол. - Этот урок был дан специально для вас. Что-то вроде факультатива. Обидно будет, если вы его не усвоите.
Глава XVIII
СТРАТОСФЕРА РАСПОЛАГАЕТ К ОБЩЕНИЮ
1
Чем ближе были выборы в Государственную думу, тем нахальнее становился руководитель большаковского избирательного штаба Ринат Садиров. Его влияние на Союз молодых российских предпринимателей распространялось так же стремительно, как расползаются чернила на промокашке или капля жира на галстуке. А ежедневные утренние планерки, которые Ринат вначале ввел лишь для сотрудников штаба, очень скоро охватили весь аппарат союза.
Эти неприкрытые бюрократические оргии, безобразные вакханалии, устраиваемые впавшим в раж администратором, безропотно сносил даже Большаков. Он лично присутствовал на утренних планерках и, прислушиваясь к словам Садирова, лишь хмурил для солидности свои белесые брови.
Более того, когда Ребров категорически выступил против многочасовых совещаний и особенно против того, чтобы вести ежедневник и заносить туда план работы, Большаков стал позорно мямлить, что "Садиров - один из лучших специалистов по избирательным технологиям", что "в его словах есть смысл" и прочую ерунду.
Вообще в этот предвыборный период гордый предводитель юных российских буржуев, не терпевший ранее даже малейшего посягательства на свой авторитет, стал похож на ученика слесаря, который внимательно выслушивает, в какой руке держать разводной ключ и как контрить гайку. Неадекватное поведение Большакова можно было объяснить разве что его нестерпимым желанием попасть в парламент. Не случайно, даже на откровенную грубость Виктора, заявившего, что, мол, он никогда не подозревал, каким занудным делом окажется воплощение чужой мечты, Алексей отреагировал лишь виноватой улыбкой.
Ринат Садиров не мог не ощущать флюиды неприязни, исходившие от Реброва, и отвечал ему излучениями в том же самом частотном спектре. Как бывший директор славного Института рынка и руководитель штаба общественного расследования Виктор представлял потенциальную угрозу для нового фаворита Большакова. На самом деле эта угроза существовала лишь теоретически, но опытный чиновник выживает любых конкурентов с таким же упрямством, как волк изгоняет соперников с помеченного им участка леса. Именно поэтому Садиров, активно привлекая Реброва на различные совещания, тщательно изолировал его от практической работы, где можно было хоть как-то проявить себя.
За прошедшую неделю Виктор всего лишь пару раз съездил в банк "Московский кредит", чтобы отвезти дополнительные документы о союзе и снять возникавшие вопросы. Оба раза он заходил к Игнатьевой. Анна делала вид, что с трудом узнает его, словно это не она несколько дней назад выплеснула ему в лицо полчашки чая, и Виктору не оставалось ничего другого, как пытаться, будто какому-то английскому лорду, доканывать ее своей холодной учтивостью.
Короче, практически на всех фронтах дела у Реброва складывались неважно, поэтому он даже обрадовался, когда Большаков попросил его съездить в небольшой сибирский городок Заборск.
- Туда отправляется целая команда из банка "Московский кредит". Тебе придется поехать с ними, - сказал Алексей.
Из дальнейших объяснений следовало, что Виктору уготовано судьбой стать свидетелем, а может, и участником решающего сражения двух финансовых групп за находившийся в Заборске металлургический комбинат. Крупный пакет акций этого промышленного гиганта принадлежал "Московскому кредиту", но примерно такой же удалось собрать руководству предприятия при поддержке местной мафии. Силы оказались фактически равны, и вопрос о том, кто будет контролировать комбинат, предполагалось решить через неделю на собрании акционеров. Банку необходимо было получить половину мест в Совете директоров и пост его председателя. А обеспечить такой результат как раз и должна была бригада, выезжающая в Заборск.
- Я вчера вечером встречался с Шелестом. Он твердо пообещал мне и финансовую, и любую другую помощь на выборах в парламент, - заявил Большаков. - В свою очередь, он попросил поддержать их в Заборске. У него сейчас все мысли о металлургическом комбинате. И не решив этот вопрос, он не будет заниматься моим. Кусок-то жирный!.. Естественно, я не мог ему отказать...
- А чем мы-то можем помочь? - озадачился Виктор.
- Насколько я понимаю, роль у тебя там будет очень простая. Перед собранием на комбинате банк проведет ряд встреч с мелкими акционерами. Их начнут всячески облизывать, убеждать, что только московская команда может обеспечить будущее предприятию и самому городу Заборску. Банк будет доказывать, что у него широкие связи, при этом не исключено, что предъявят и тебя, как представителя предпринимательского союза, который также поддерживает "Московский кредит". Козырь, конечно, слабый, - откровенно признался Алексей, - но, естественно, он не единственный. Да и ставка так высока, что Шелест, видимо, не хочет пренебрегать даже мелочами.
2
Ситуация с Заборским металлургическим комбинатом была вполне типичной для России середины девяностых годов. После первой, поверхностной волны приватизации в стране начался передел крупной государственной собственности, и это говорило не только о наступлении нового этапа экономических реформ, но и о том, что наглость правительственных чиновников достигла невиданного прежде уровня.
Вообще, если лет этак через сто какие-нибудь исследователи попытаются систематизировать процесс нравственного разложения госслужащих в эпоху перестройки, то, безусловно, здесь будут выделены три основные фазы.
Первая совпадает с началом девяностых годов, когда в стране только-только был взят курс на реформы. Именно тогда чиновники, впервые столкнувшись с недавно появившимися частными предприятиями, стали робко приторговывать, словно своей кровной собственностью, экспортными лицензиями и таможенными льготами на импорт сигарет, пива и прочего ширпотреба. Как правило, этими льготами за крупные взятки наделялись стремительно плодившиеся в то время ветеранские и спортивные организации, которым государство якобы пыталось помочь материально.
Но потом оказалось, что за спортсменами и ветеранами стояли люберецкие, солнцевские и другие бандитские группировки из ближайшего Подмосковья. В конце концов бандиты серьезно передрались между собой за льготы, но чиновников это уже не интересовало. Они получили деньги и опыт, необходимый для перехода к следующей фазе своего грехопадения.
Теперь правительственные чиновники дружно взялись делить между частными банками счета налоговых, таможенных и других ведомств. Через эти счета проходили солидные средства, и их задержка в банках даже на короткое время давала колоссальную выгоду. Но главное, в условиях полумертвой от реформ промышленности это был неиссякаемый источник "живых денег", часть которых возвращалась в карман распределителям финансовых потоков.
Когда же и эти шалости сошли с рук, чиновники окончательно поверили в свою безнаказанность и бросились продавать за бесценок, но опять же за взятки принадлежавшие государству пакеты акций наиболее крупных и доходных предприятий. В середине девяностых годов этот нехитрый, но очень прибыльный бизнес достиг апогея.
Продавали все, а то, что по каким-то причинам неловко было сбывать в открытую, реализовывалось через так называемые залоговые аукционы. Их принцип был чрезвычайно прост: под залог крупных пакетов акций коммерческие структуры ссужали государству деньги, якобы необходимые для выплаты зарплат, пенсий. А так как правительство деньги никогда не возвращало, то заложенные акции переходили в частные руки.
Более того, когда у коммерсантов не хватало денег на покупку государственной собственности даже по бросовым ценам, чиновники сами финансировали частные банки и фирмы через очень простые схемы. Скажем, в банке открывался бюджетный счет, куда переводились государственные деньги, за которые и приобреталась собственность. Цепочка могла быть и длиннее: в банке открывался бюджетный счет, из поступивших на него средств выдавался кредит дочерней компании, она и покупала собственность.
Но в любом случае разворовывание казенного добра происходило настолько примитивно, что по интеллектуальному уровню сравнить это можно было разве что с игрой в наперстки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67