На Шмулевича он посматривал хмуро…
Начальнику 15-го отдела РУОП подполковнику Кудасову позвонили из Л ОВД на Московском вокзале. Когда Никита Никитич снял трубку, он еще не знал, цепочку каких событий инициирует этот звонок рядового оперуполномоченного транспортной милиции.
— Кудасов, — сказал подполковник, снимая трубку.
— Товарищ подполковник, — услышал он голос, — оперуполномоченный ЛОВД капитан Тарасов беспокоит.
— Здорово, Володя, — ответил Кудасов. — Ты чего это так официально?
— Извините, Никита Никитич… ну, вы же теперь подполковник, — сказал Тарасов вроде бы и шутливо, но показывая, что разницу в служебном положении понимает… Собственно говоря, и сам-то звонок капитана подполковнику стал возможен потому, что не так давно они «пересеклись» на одной интересной теме, сработали нормально и друг другу понравились.
— Кончай ты дуру мне гнать, — сказал Кудасов.
— Ну, ежели дуру не гнать, Никита, то дело есть… тебя напрямую касается…
— Слушаю.
— У нас тут сидит один дядя интересный. Так вот, он говорит, что знает кое-что о событиях двадцать восьмого сентября девяносто четвертого… помнишь?
— Помню, — медленно ответил Никита и машинально потрогал рукой затылок. То место, которое зацепила пуля утром 28 сентября далекого уже 94-го.
Он отлично помнил то холодное и пасмурное утро. …Он вышел из подъезда первым. Придержал подпружиненную дверь, помогая Наталье. Она улыбнулась и подняла воротник плаща. Никита пошел к служебной «семерке», вынимая на ходу ключи с брелком сигнализации. У машины остановился, обернулся к Наташе, и она доверчиво прижалась к нему. Никита наклонился и ощутил аромат ее волос. И дотронулся губами до светлой прядки над ухом… Наташа улыбнулась… В доме напротив снайпер уже прильнул к прицелу СВД, но тогда подполковник Кудасов еще ничего об этом не знал.
— Я сяду сзади, Никита, — сказала Наташа. — У тебя передняя дверца такая идиотская.
— Садись где хочешь, — ответил он тогда… аромат ее волос кружил голову.
Он распахнул правую заднюю дверь и помог сесть Наташе. В свете фонаря блестели мелкие бисеринки влаги на бортах автомобиля… Никита обошел машину и сел. В этот момент он уже должен был стать трупом. Но снайпера на чердаке отвлек шум на лестнице… Никита пустил двигатель «семерки». Его голова была уже в прицеле, и рука снайпера выбрала свободный ход спускового крючка.
— Никита, — позвала Наташа с заднего сиденья.
Подполковник обернулся, а стрелок нажал спуск. В ту же секунду Никита ощутил удар в затылок и закричала Наташа… Если бы тогда Наталья не позвала его и он не обернулся, переместив голову в сторону? По сути, Наташин голос спас подполковника. Он подумал, что прошло уже больше полутора лет с того злосчастного утра, а он так и не спросил у жены, что же она хотела тогда сказать?.. Впрочем, так ли уж это важно?
— Помню, — ответил подполковник, потирая затылок и переключаясь с воспоминаний на реальность.
— Можешь ко мне подъехать?
— Конечно. Еду, Володя. Через десять минут у тебя.
— Жду, — буднично отозвался Тарасов.
* * *
Никита гнал «семерку» на площадь Восстания. Ту самую «семерку», в которой пуля снайпера зацепила его и Наташу. В том месте, где пуля чиркнула по затылку и сорвала кусок кожи, волосы так и не росли. В парикмахерских у Никиты Никитича иногда спрашивали: что это у вас? «Бандитская пуля», — отвечал, усмехаясь, подполковник… А у Наташи остался шрам на лице. Хирурги сделали все возможное, но шрамик все равно остался.
А что все-таки она хотела спросить тогда?
Подполковник припарковал «семерку» у вокзала со стороны Лиговки, среди машин наглых таксистов. Один из них попытался наехать на «борзого частника», но Кудасов внимательно на него посмотрел… таксист пробормотал: пардон, пардон. Больше ни у кого вопросов не было.
Кудасов быстро прошел в ЛОВД, показал дежурному удостоверение, спросил про Тарасова.
Капитан поднялся из-за стола, вышел навстречу. Он был довольно полный мужчина с умными глазами на круглом лице. Выглядел Тарасов несколько неуклюжим, но Никита знал, что это не так… и что Владимир Тарасов — опер толковый. Они поздоровались и сразу перешли к делу. Капитан быстренько изложил преамбулу: кто такой Шмуль и как он был задержан.
— Личность уже установили? — спросил Кудасов.
— Пока нет, товарищ подполковник, — ответил Тарасов, глядя с прищуром, — не успели.
— Понятно. А дальше что?
— Дальше-то? Дальше самое интересное начинается… Наш задержанный вдруг заявляет, что ему нужен прокурор, потому что он хочет сделать заявление.
— На кой хрен ему прокурор?
— Вот и дежурный так же среагировал: на кой ляд прокурор-то? А Шмуль ему на ушко: так и так, владею, мол, информацией о готовящемся убийстве… Ясное дело, что дежурный вместо прокурора звонит мне. Я с красавцем начинаю работать. И вот тут он мне вываливает: ежели, господа менты, найдем общий язык, то сообщу, когда в город прибудет киллер. Сам понимаешь, что это информация нулевая и цена ей — грош. Так в лоб ему и говорю. А он мне в ответ: так, да не так, мол. Этот киллер, мол, уже исполнял здесь, в Питере, дело 28 сентября 1994 года. На Петроградской, и вроде бы работал он тогда офицера милиции, но до конца недоработав.. — Кудасов снова машинально потрогал затылок. — Я сразу, Никита Никитич, вспомнил тебя. Дату, конечно, не помню… но все остальное, как говорится, в цвет… Что думаешь?
— Пока не знаю, — пожал плечами Кудасов. — А что он хочет?
— Ну, хочет-то он совсем нереального… Хочет, чтобы мы в обмен на информацию его отпустили.
Да, подумал Кудасов, отпустить этого Шмулевича с таким послужным списком совершенно нереально. Побег… раненый конвоир… всероссийский розыск… Этого за глаза достаточно. Да и информации пока еще никакой нет.
— Вот что, Володя, — сказал Никита, — давай-ка его сюда. Потолкуем. Но ты пока не говори, что его требования невыполнимы. Пусть у мужика будет надежда.
— О’кей, — ответил Тарасов и снял трубку внутреннего телефона.
* * *
Шмулевича привели в кабинет минут через пять. Ремень у Шмуля изъяли, и он стоял, поддерживая брюки рукой. Сама по себе такая ситуация представляется многим людям унизительной, выводит из равновесия, как бы подчеркивая некую неполноценность задержанного, зависимость его от ментов…
Шмуль все «это» уже проходил и на такие пустяки внимания не обращал. Он отлично понимал, что все самое страшное впереди. Но еще надеялся, что этого можно избежать. Если, конечно, удастся убедить ментов. Присутствие в кабинете нового человека подталкивало к мысли, что его сообщением заинтересовались.
— Садитесь, Шмулевич, — сказал Тарасов «официальным» голосом. Шмуль присел. — С вами хотят поговорить.
— Здравствуйте, — сказал Шмуль Кудасову. — Вы из прокуратуры?
— Нет, — лаконично ответил Никита. — Расскажите, что вам известно о покушении на офицера милиции в сентябре 1994 года.
— Э-э… с места да в галоп берешь, начальник. На таких условиях я вообще говорить не буду…
— А на каких будешь?
— Мне нужны гарантии. А то что же получается? Я вам дам весь расклад, а потом стану не нужен… так?
— И как же, Шмулевич, ты себе представляешь гарантии? — буднично спросил Кудасов.
— Ну как? — пожал плечами Шмуль. — Как-как? Сам прикинь.
— Да я уже все прикинул… Никаких гарантий нет и быть не может. Ты же не пацан-первоходок и должен сам это понимать. Но! Есть серьезное «но», Шмулевич. Я как раз из той организации, в офицера которой стреляли. И мы заинтересованы найти и исполнителя, и заказчика. Если ты нам поможешь, мы сделаем все, чтобы жизнь тебе облегчить. Это я обещаю.
Шмуль поерзал на стуле, потом спросил:
— А как ты это сделаешь?
— Есть разные варианты, — сказал Кудасов. — Если реально поможешь, то…
— Оформим «явку с повинной», — вставил Тарасов.
Шмуль резко, отрицательно завертел головой. Было очевидно, что такой вариант его не устраивает. Кудасов кивнул и сказал:
— Мы можем вообще тебя освободить… Ошибка, дескать, вышла, и оперок твой лагерный просто-напросто обознался. И никакой ты на самом деле не рецидивист Шмулевич, а нормальный советский гражданин Федоров Илья Василич. Или еще проще: не было задержания вовсе.
— А Таракан как же? — спросил Шмуль с недоверием.
— Какой таракан? — удивился Кудасов.
— Ну, опер-то кумовской. Прозвище у него — Таракан.
— А-а, вот что… ну, с Тараканом я лично договорюсь. Это уже мой вопрос, ты об этом не думай.
— А вы, начальник, кем, извиняюсь, сами будете? — спросил Шмуль.
— А я буду подполковник РУОП Кудасов Никита Никитич, — сказал Кудасов и продемонстрировал удостоверение. После того как несколько дальнозоркий Шмуль изучил текст, Никита добавил: — Человек, в которого стреляли, мне очень дорог, Илья Василич… Вот тебе мои гарантии! Думай, ты же не дурак.
Шмуль боролся с собой. С одной стороны, он знал, что ментам верить нельзя. А с другой — понимал, что его единственная надежда сейчас — этот самый руоповский подполковник, и что если он, Шмуль, сказавши «а», не скажет «б», то обязательно пойдет в зону. А уж оттуда не выйдет… Если же начнет базарить с ментом, то, может, что-то и выгорит.
Минут через семь Шмуль начал говорить.
* * *
Рассказ Шмулевича, безусловно, произвел впечатление. И вызвал массу вопросов. Потому что опера никогда и ничего не принимают на веру. Любая информация (от самой заурядной до сенсационной) проверяется всеми доступными способами. И только после этого опер, подобно ювелиру, «ставит пробу»… Это один из законов оперативной работы.
Но вместе с тем есть еще и такое понятие, как интуиция, или еще проще — нюх. Научиться этому, пожалуй, нельзя. Или есть — или нет. Но хорошего опера без нюха не получится.
Вот нюх-то подсказывал Кудасову: оно! Подполковник сходил к заместителю начальника по опер-работе и договорился, что «гражданина Федорова» заберет к себе, а транспортники этого как бы не заметят. Строго говоря, это было не очень-то законно, но заместитель «по опере» отнесся с пониманием.
— Но ты, Никита Никитич, — сказал он, — свяжись с тем парнем, что этого Федорова повязал… А то, сам понимаешь, могут быть вопросы. Он контактный телефончик оставил у дежурного. Ты позвони.
Кудасов сказал, что с лагерным опером все утрясет, и забрал Шмуля в РУОП. В машине для страховки надел на Илью наручники. Шмуль на такое обхождение сильно обиделся.
— Ну, начальник, — сказал, — ты чего творишь-то? Мы с тобой по-другому договаривались… Я ж тебе все как на духу.
— Пока это только слова, Илья Василич. Вот когда мы с тобой прокатимся к тебе в деревеньку и потолкуем с Антибиотиком…
— Да ты что! Да Витька меня живьем закопает, если узнает, что я на него вас навел… Нет, начальник, такого уговора не было.
— Вот для того, чтобы он тебя в землю не закопал, мы и должны поработать и крепко привязать его к ростовскому стрелку. Понял?
Понять-то Шмуль понял, но бодрости это ему не прибавило. Он хмуро молчал и материл в душе всех подряд: Антибиотика, Таракана, Кудасова и даже ростовских спецов.
Ночью Кудасов, Шмулевич и трое оперативников пятнадцатого отдела сели в плацкартный вагон поезда № 609 «Санкт-Петербург — Пестово». Еще четверо сотрудников отдела отправились в деревушку Глызино на личном автомобиле одного из них. Судя по рюкзакам, палаткам, надувным лодкам и прочей атрибутике, ребята собрались на рыбалку.
А еще четверо оперативников выехали в Ростов.
«Шестьсот девятый» прибыл на железнодорожную станцию Анциферово в шесть утра. Прибыл и выпустил из вагонов десятка полтора пассажиров. Начиналось лето, дети и пенсионеры начали сезонную миграцию в провинцию. Среди навьюченных рюкзаками, котомками, тележками и сумками дачников сошел с поезда и Шмуль.
Было замечательное, свежее и солнечное июньское утро. Пели птицы. Шмуль, потирая седую щетину на подбородке, растерянно оглядывался по сторонам… Он высматривал своего «козла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Начальнику 15-го отдела РУОП подполковнику Кудасову позвонили из Л ОВД на Московском вокзале. Когда Никита Никитич снял трубку, он еще не знал, цепочку каких событий инициирует этот звонок рядового оперуполномоченного транспортной милиции.
— Кудасов, — сказал подполковник, снимая трубку.
— Товарищ подполковник, — услышал он голос, — оперуполномоченный ЛОВД капитан Тарасов беспокоит.
— Здорово, Володя, — ответил Кудасов. — Ты чего это так официально?
— Извините, Никита Никитич… ну, вы же теперь подполковник, — сказал Тарасов вроде бы и шутливо, но показывая, что разницу в служебном положении понимает… Собственно говоря, и сам-то звонок капитана подполковнику стал возможен потому, что не так давно они «пересеклись» на одной интересной теме, сработали нормально и друг другу понравились.
— Кончай ты дуру мне гнать, — сказал Кудасов.
— Ну, ежели дуру не гнать, Никита, то дело есть… тебя напрямую касается…
— Слушаю.
— У нас тут сидит один дядя интересный. Так вот, он говорит, что знает кое-что о событиях двадцать восьмого сентября девяносто четвертого… помнишь?
— Помню, — медленно ответил Никита и машинально потрогал рукой затылок. То место, которое зацепила пуля утром 28 сентября далекого уже 94-го.
Он отлично помнил то холодное и пасмурное утро. …Он вышел из подъезда первым. Придержал подпружиненную дверь, помогая Наталье. Она улыбнулась и подняла воротник плаща. Никита пошел к служебной «семерке», вынимая на ходу ключи с брелком сигнализации. У машины остановился, обернулся к Наташе, и она доверчиво прижалась к нему. Никита наклонился и ощутил аромат ее волос. И дотронулся губами до светлой прядки над ухом… Наташа улыбнулась… В доме напротив снайпер уже прильнул к прицелу СВД, но тогда подполковник Кудасов еще ничего об этом не знал.
— Я сяду сзади, Никита, — сказала Наташа. — У тебя передняя дверца такая идиотская.
— Садись где хочешь, — ответил он тогда… аромат ее волос кружил голову.
Он распахнул правую заднюю дверь и помог сесть Наташе. В свете фонаря блестели мелкие бисеринки влаги на бортах автомобиля… Никита обошел машину и сел. В этот момент он уже должен был стать трупом. Но снайпера на чердаке отвлек шум на лестнице… Никита пустил двигатель «семерки». Его голова была уже в прицеле, и рука снайпера выбрала свободный ход спускового крючка.
— Никита, — позвала Наташа с заднего сиденья.
Подполковник обернулся, а стрелок нажал спуск. В ту же секунду Никита ощутил удар в затылок и закричала Наташа… Если бы тогда Наталья не позвала его и он не обернулся, переместив голову в сторону? По сути, Наташин голос спас подполковника. Он подумал, что прошло уже больше полутора лет с того злосчастного утра, а он так и не спросил у жены, что же она хотела тогда сказать?.. Впрочем, так ли уж это важно?
— Помню, — ответил подполковник, потирая затылок и переключаясь с воспоминаний на реальность.
— Можешь ко мне подъехать?
— Конечно. Еду, Володя. Через десять минут у тебя.
— Жду, — буднично отозвался Тарасов.
* * *
Никита гнал «семерку» на площадь Восстания. Ту самую «семерку», в которой пуля снайпера зацепила его и Наташу. В том месте, где пуля чиркнула по затылку и сорвала кусок кожи, волосы так и не росли. В парикмахерских у Никиты Никитича иногда спрашивали: что это у вас? «Бандитская пуля», — отвечал, усмехаясь, подполковник… А у Наташи остался шрам на лице. Хирурги сделали все возможное, но шрамик все равно остался.
А что все-таки она хотела спросить тогда?
Подполковник припарковал «семерку» у вокзала со стороны Лиговки, среди машин наглых таксистов. Один из них попытался наехать на «борзого частника», но Кудасов внимательно на него посмотрел… таксист пробормотал: пардон, пардон. Больше ни у кого вопросов не было.
Кудасов быстро прошел в ЛОВД, показал дежурному удостоверение, спросил про Тарасова.
Капитан поднялся из-за стола, вышел навстречу. Он был довольно полный мужчина с умными глазами на круглом лице. Выглядел Тарасов несколько неуклюжим, но Никита знал, что это не так… и что Владимир Тарасов — опер толковый. Они поздоровались и сразу перешли к делу. Капитан быстренько изложил преамбулу: кто такой Шмуль и как он был задержан.
— Личность уже установили? — спросил Кудасов.
— Пока нет, товарищ подполковник, — ответил Тарасов, глядя с прищуром, — не успели.
— Понятно. А дальше что?
— Дальше-то? Дальше самое интересное начинается… Наш задержанный вдруг заявляет, что ему нужен прокурор, потому что он хочет сделать заявление.
— На кой хрен ему прокурор?
— Вот и дежурный так же среагировал: на кой ляд прокурор-то? А Шмуль ему на ушко: так и так, владею, мол, информацией о готовящемся убийстве… Ясное дело, что дежурный вместо прокурора звонит мне. Я с красавцем начинаю работать. И вот тут он мне вываливает: ежели, господа менты, найдем общий язык, то сообщу, когда в город прибудет киллер. Сам понимаешь, что это информация нулевая и цена ей — грош. Так в лоб ему и говорю. А он мне в ответ: так, да не так, мол. Этот киллер, мол, уже исполнял здесь, в Питере, дело 28 сентября 1994 года. На Петроградской, и вроде бы работал он тогда офицера милиции, но до конца недоработав.. — Кудасов снова машинально потрогал затылок. — Я сразу, Никита Никитич, вспомнил тебя. Дату, конечно, не помню… но все остальное, как говорится, в цвет… Что думаешь?
— Пока не знаю, — пожал плечами Кудасов. — А что он хочет?
— Ну, хочет-то он совсем нереального… Хочет, чтобы мы в обмен на информацию его отпустили.
Да, подумал Кудасов, отпустить этого Шмулевича с таким послужным списком совершенно нереально. Побег… раненый конвоир… всероссийский розыск… Этого за глаза достаточно. Да и информации пока еще никакой нет.
— Вот что, Володя, — сказал Никита, — давай-ка его сюда. Потолкуем. Но ты пока не говори, что его требования невыполнимы. Пусть у мужика будет надежда.
— О’кей, — ответил Тарасов и снял трубку внутреннего телефона.
* * *
Шмулевича привели в кабинет минут через пять. Ремень у Шмуля изъяли, и он стоял, поддерживая брюки рукой. Сама по себе такая ситуация представляется многим людям унизительной, выводит из равновесия, как бы подчеркивая некую неполноценность задержанного, зависимость его от ментов…
Шмуль все «это» уже проходил и на такие пустяки внимания не обращал. Он отлично понимал, что все самое страшное впереди. Но еще надеялся, что этого можно избежать. Если, конечно, удастся убедить ментов. Присутствие в кабинете нового человека подталкивало к мысли, что его сообщением заинтересовались.
— Садитесь, Шмулевич, — сказал Тарасов «официальным» голосом. Шмуль присел. — С вами хотят поговорить.
— Здравствуйте, — сказал Шмуль Кудасову. — Вы из прокуратуры?
— Нет, — лаконично ответил Никита. — Расскажите, что вам известно о покушении на офицера милиции в сентябре 1994 года.
— Э-э… с места да в галоп берешь, начальник. На таких условиях я вообще говорить не буду…
— А на каких будешь?
— Мне нужны гарантии. А то что же получается? Я вам дам весь расклад, а потом стану не нужен… так?
— И как же, Шмулевич, ты себе представляешь гарантии? — буднично спросил Кудасов.
— Ну как? — пожал плечами Шмуль. — Как-как? Сам прикинь.
— Да я уже все прикинул… Никаких гарантий нет и быть не может. Ты же не пацан-первоходок и должен сам это понимать. Но! Есть серьезное «но», Шмулевич. Я как раз из той организации, в офицера которой стреляли. И мы заинтересованы найти и исполнителя, и заказчика. Если ты нам поможешь, мы сделаем все, чтобы жизнь тебе облегчить. Это я обещаю.
Шмуль поерзал на стуле, потом спросил:
— А как ты это сделаешь?
— Есть разные варианты, — сказал Кудасов. — Если реально поможешь, то…
— Оформим «явку с повинной», — вставил Тарасов.
Шмуль резко, отрицательно завертел головой. Было очевидно, что такой вариант его не устраивает. Кудасов кивнул и сказал:
— Мы можем вообще тебя освободить… Ошибка, дескать, вышла, и оперок твой лагерный просто-напросто обознался. И никакой ты на самом деле не рецидивист Шмулевич, а нормальный советский гражданин Федоров Илья Василич. Или еще проще: не было задержания вовсе.
— А Таракан как же? — спросил Шмуль с недоверием.
— Какой таракан? — удивился Кудасов.
— Ну, опер-то кумовской. Прозвище у него — Таракан.
— А-а, вот что… ну, с Тараканом я лично договорюсь. Это уже мой вопрос, ты об этом не думай.
— А вы, начальник, кем, извиняюсь, сами будете? — спросил Шмуль.
— А я буду подполковник РУОП Кудасов Никита Никитич, — сказал Кудасов и продемонстрировал удостоверение. После того как несколько дальнозоркий Шмуль изучил текст, Никита добавил: — Человек, в которого стреляли, мне очень дорог, Илья Василич… Вот тебе мои гарантии! Думай, ты же не дурак.
Шмуль боролся с собой. С одной стороны, он знал, что ментам верить нельзя. А с другой — понимал, что его единственная надежда сейчас — этот самый руоповский подполковник, и что если он, Шмуль, сказавши «а», не скажет «б», то обязательно пойдет в зону. А уж оттуда не выйдет… Если же начнет базарить с ментом, то, может, что-то и выгорит.
Минут через семь Шмуль начал говорить.
* * *
Рассказ Шмулевича, безусловно, произвел впечатление. И вызвал массу вопросов. Потому что опера никогда и ничего не принимают на веру. Любая информация (от самой заурядной до сенсационной) проверяется всеми доступными способами. И только после этого опер, подобно ювелиру, «ставит пробу»… Это один из законов оперативной работы.
Но вместе с тем есть еще и такое понятие, как интуиция, или еще проще — нюх. Научиться этому, пожалуй, нельзя. Или есть — или нет. Но хорошего опера без нюха не получится.
Вот нюх-то подсказывал Кудасову: оно! Подполковник сходил к заместителю начальника по опер-работе и договорился, что «гражданина Федорова» заберет к себе, а транспортники этого как бы не заметят. Строго говоря, это было не очень-то законно, но заместитель «по опере» отнесся с пониманием.
— Но ты, Никита Никитич, — сказал он, — свяжись с тем парнем, что этого Федорова повязал… А то, сам понимаешь, могут быть вопросы. Он контактный телефончик оставил у дежурного. Ты позвони.
Кудасов сказал, что с лагерным опером все утрясет, и забрал Шмуля в РУОП. В машине для страховки надел на Илью наручники. Шмуль на такое обхождение сильно обиделся.
— Ну, начальник, — сказал, — ты чего творишь-то? Мы с тобой по-другому договаривались… Я ж тебе все как на духу.
— Пока это только слова, Илья Василич. Вот когда мы с тобой прокатимся к тебе в деревеньку и потолкуем с Антибиотиком…
— Да ты что! Да Витька меня живьем закопает, если узнает, что я на него вас навел… Нет, начальник, такого уговора не было.
— Вот для того, чтобы он тебя в землю не закопал, мы и должны поработать и крепко привязать его к ростовскому стрелку. Понял?
Понять-то Шмуль понял, но бодрости это ему не прибавило. Он хмуро молчал и материл в душе всех подряд: Антибиотика, Таракана, Кудасова и даже ростовских спецов.
Ночью Кудасов, Шмулевич и трое оперативников пятнадцатого отдела сели в плацкартный вагон поезда № 609 «Санкт-Петербург — Пестово». Еще четверо сотрудников отдела отправились в деревушку Глызино на личном автомобиле одного из них. Судя по рюкзакам, палаткам, надувным лодкам и прочей атрибутике, ребята собрались на рыбалку.
А еще четверо оперативников выехали в Ростов.
«Шестьсот девятый» прибыл на железнодорожную станцию Анциферово в шесть утра. Прибыл и выпустил из вагонов десятка полтора пассажиров. Начиналось лето, дети и пенсионеры начали сезонную миграцию в провинцию. Среди навьюченных рюкзаками, котомками, тележками и сумками дачников сошел с поезда и Шмуль.
Было замечательное, свежее и солнечное июньское утро. Пели птицы. Шмуль, потирая седую щетину на подбородке, растерянно оглядывался по сторонам… Он высматривал своего «козла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53